Впрочем, ему скоро повезло в другом. Он не раз уже удивлялся тому, как много информации «разбазаривают» русские через такие банальные вещи, как карты погоды. Это было очевидно слабым местом в их системе секретности. Оказалось, что можно легко черпать сведения прямо «со стены». И теперь на такой же карте, висевшей в стороне от зала ожидания, Веннерстрема привлек список рассылки, данный в нижнем углу, – в основном непонятные сокращения. Но в середине шел ряд названий, на которых Стиг задержал взгляд. Там были указаны номер и место какой-то дислокации, по-видимому, вновь созданного бомбардировочного соединения. Эта деталь показала шведу, что строительство стратегических бомбардировщиков продолжается.

Между тем, к его разочарованию, столь познавательное занятие быстро прервали. Подошел старшина и прямо перед носом любопытного иностранца снял карту. Не грубо или невежливо, а просто с негромким извинением.

Вылета из Свердловска пришлось ждать порядочно. Никаких записей о наблюдениях Стиг так и не сделал: в условиях «холодной войны» это было бы слишком рискованно. Зато, привольно раскинувшись в кресле, он предался размышлениям…

Увиденное на базе впечатляло. Но успехи американцев заставляли умерить пыл. В распоряжении стратегических бомбардировщиков США имелись базы в Европе и Азии, с которых легко было достичь любую цель на советской территории и вернуться назад. Русские же не располагали базами за пределами своих границ. Была, правда, возможность дотянуться до США через Северный полюс и Канаду, но на возвращение не хватило бы топлива. С любой точки зрения, такие полеты стали бы самоубийственными, а совершить вынужденную посадку в Мексике значило оказаться под угрозой интернирования. Но даже такой вариант американцы рассмотрели и построили систему ПВО в этом сравнительно малом секторе. В любом случае выходило, что американцы по-прежнему остаются застрельщиками и лидерами в «холодной войне». Русским же приходится изо всех сил тянуться, чтобы противостоять угрозе.

В конце концов, мысли Веннерстрема снова вернулись к информации, полученной из карты погоды.

В Стокгольме, куда я вырвался ненадолго после поездки в Сибирь, один из моих начальников очень заинтересовался сведениями и хотел услышать подробности. Он был генералом и, кроме того, моим другом. Имени называть не буду, так как не хочу подрывать чью-либо репутацию и причинять неприятности.

Я рассказал о посадке на русской авиабазе и назвал номер одного нового соединения бомбардировщиков. Но только номер. И, как бы между прочим, заметил:

– Подробности о дислокации у меня записаны в Москве, но я не успел сделать географическую привязку. Вернусь – сделаю.

Выбросив этот разговор из головы, я больше не думал ни о картах, ни о том, что атомные авиабазы в Советском Союзе относились к первоочередным целям американских бомбардировщиков. Но тем более неожиданный повод для раздумий возник, когда я возвратился в Москву.

– Тебе удалось получить секретные сведения! – услышал я вдруг похвалу от моих американских коллег.

После настойчивых расспросов стало ясно, что за этим крылось. Вскоре после моей беседы с генералом его посетил американский офицер. Не их военно-воздушный атташе в Стокгольме, а кто-то другой. Я даже узнал, когда состоялась эта встреча. Генерал рассказал о нашем разговоре и выболтал «гостю» номер нового соединения бомбардировщиков.

В результате детальный доклад с указанием моего и генерала имен был отправлен из Стокгольма в американский разведывательный центр в Висбадене, а оттуда в московское посольство США, где задачей их военных стало получение уже полной информации. Другими словами, им было нужно место дислокации. Существование соединения оказалось для них не меньшей новостью, чем для меня. Вскоре они узнали название этого места, оно находилось где-то между Москвой и Архангельском. И я зрительно представил, как появляется новый круг на карте целей. Признаюсь, какая-то тень неудовольствия промелькнула в тот момент в моем сознании.

Было интересно, как отреагирует генерал, если узнает, что его имя циркулировало по отделам американской разведки. «В следующий мой приезд ему придется узнать», – решил я. И заранее радовался, предвкушая эту нелицеприятную встречу.

Она наступила, но по прошествии некоторого времени. Разумеется, генерал ни о чем не подозревал. Мы поздоровались и болтали довольно долго, прежде чем я нанес удар:

– У меня к тебе вопрос, который может показаться странным. Надеюсь, ты не обидишься?

Он выглядел удивленным.

– Был ли у тебя в гостях такого-то числа (тут я назвал точную дату) американский офицер? Не военно-воздушный атташе, а… другой?

Он, конечно, не помнил, но быстро узнал, позвонив секретарю.

– Был.

– Признаюсь, я никогда его не встречал. Но хочешь, перескажу сейчас, что ты говорил ему в тот раз?

Он был само непонимание.

– Ты говорил, что я побывал в Стокгольме и доложил о неизвестном прежде советском соединении бомбардировщиков. Ты даже назвал номер соединения и отметил, что я не помню места, но что оно записано в моих бумагах в Москве.

– Ради бога… где ты узнал об этом?

– В Москве, – ответил я после драматической паузы.

– Но… как? – Он побелел от гнева. – Это какая-то чертовщина! Я дал ему сведения доверительно, абсолютно не предполагая, что мое имя будет где-нибудь фигурировать! Проклятый американец…

– Доклад на манер великих держав, – пояснил я. – Там нет того, что мы вкладываем в понятие «доверенное лицо». Там не признается ни анонимность, ни доверительность.

Довольно острый этап московской жизни, названный Веннерстремом периодом «поисков атомных целей», после поездки в Сибирь приблизился к своему завершению. Пребывание внутри «железного занавеса» привело его к решению новых задач, сообразных с более спокойным отрезком времени, который был окрещен «ракетным». Хотя охотнее Стиг назвал бы его эпистолярным периодом, поскольку методы работы изменились. Кто-то, стоящий выше Петра Павловича, решил, что агент сам должен теперь писать отчеты и вести все необходимые записи.

– Почему? – допытывался швед.

– В работе с тобой мы входим в нюансы настолько тонкие, что хотели бы все, что ты говоришь, иметь перед глазами, чтобы сравнивать и обсуждать, – обтекаемо отвечали «хозяева».

Вначале Стиг был настроен скептически, тем более что писать отчеты ему предложили на английском. С его точки зрения выглядело так, словно Петр Павлович ведет дело к тому, чтобы в будущем перепоручить агента Сергею.

На практике же все оказалось наоборот: на встречи почти всегда являлся он, а не Сергей. И швед, в конце концов, поверил объяснениям. Особенно когда Петр стал приходить с магнитофоном, чтобы записать дополнительные комментарии к тем письменным донесениям, которые уже были представлены.

В работе с «целями бомбардировок» все казалось очевидным и конкретным. Теперь же задачи стали более расплывчатыми. Результат в большой степени зависел от способности Веннерстрема составлять и формулировать свое мнение. Советская разведка хотела знать, как много известно американцам о развитии русского ракетостроения и как они оценивают его перспективы. Стиг писал очень подробные письменные донесения, стараясь предварить любые вопросы и тщательно обосновывая все свои выводы и предложения. Резюме вырисовывалось весьма примечательное: выходило, что американцы знали все самое существенное и все совершенно правильно оценивали. Похоже, их каналы действовали исправно и регулярно.

«Советский Союз, по мнению американцев, изрядно отстает в военном отношении. Самолеты США значительно превосходят в технике. Конечно, русские строят свои стратегические бомбардировщики, но делают это хуже и медленнее. Они больше работают на будущее, все вкладывая в стратегическое ракетное оружие с ядерным зарядом. Стремятся догнать США и, таким образом, создать желаемый баланс сил. Ракетная техника давно стала традиционной русской специализацией. Кроме того, у них есть все, чего достигли немцы во второй мировой войне. Так что предпосылки очень благоприятные: ядерный заряд русские могут создать быстрее, чем сами ракеты. Исследовательская работа в целом займет не больше десяти лет».