— И вижу по твоим глазам, — сказал Тень, — что мне не удалось тебя убедить. Ты можешь продолжать прятаться. Но при одном условии.

— Каком?

— Верни документы, по праву принадлежащие вновь избранному святейшему отцу.

— Какие документы?

— Ну конечно… Я напомню. Речь идет о черном блокноте и о досье, которые тебе передала сестра Винченца, — продолжал Тень. Лицо его ожесточилось.

Михаэль понял, что выбора у него нет. Придется отвести их в свою комнатушку. Глаза у монаха были черные — такие черные, что невозможно было различить зрачки, — и безжалостные. Михаэль отвернулся, поскольку вовсе не желал утонуть в сумраке, наполнявшем душу этого вселяющего страх монаха. Дуло пистолета уперлось ему в спину.

— Мы пойдем с тобой в убежище белых отцов, — сказал Тень, — и ты передашь мне эти драгоценные бумаги. И не тяни нремя! Нам нужно как можно скорее уходить отсюда! Я чувствую: он идет! Очень скоро он появится из этого проклятого свечения!

Из недр света струился зеленоватый туман, с двух сторон опутывая зелеными длинными прядями хребет горы. Тень, Мазотти и их пленник ускорили шаг, стремясь спастись, избежать опасности, не имевшей ничего общего с тем, что происходит в мире людей. Они даже не заметили другой угрозы.

Она материализовалась на тропинке, ведущей на перевал.

— Стойте где стоите! — крикнул один из семерых поднимавшихся по тропе паломников.

У двоих в руках были обрезы. Но они не успели ими воспользоваться: Мазотти дважды выстрелил и каждая пуля поразила врага в солнечное сплетение. Однако остальные пятеро не предприняли попытки к бегству. Наоборот, с фанатическим упорством они бросились вперед. Один, высокий сухощавый мужчина с носом с горбинкой и сильно загорелым лицом, крикнул:

— Мы не позволим «Легиону Христа» завладеть…

Хуан захлебнулся собственным криком. Он замер на месте.

Из зеленоватого тумана явилось чудовище устрашающих размеров. Мазотти разрядил в него всю обойму. Оно оторвало ему голову одним ударом лапы и тут же набросилось на одного из членов «Оpus Dei»!

Михаэль не поддался панике. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он спрыгнул вниз, на узкую ленту тропинки. Душа его сжималась от ужаса, когда он несся к убежищу.

Тень и Хуан видели, что Михаэль ускользает из их рук. Ужасное чудовище преградило им путь. Оно только что прикончило еще одного из спутников Хуана. И тогда Тень вынул кинжал, освященный для папы Иоанна XXII шестьсот пятьдесят лет назад, и встал перед Зверем. Греческие и латинские символы, вычеканенные на клинке, загорелись красным.

Хуан не присоединился к легионеру Христа. Для него эта битва закончилась. Он даже не стал преследовать отца Михаэля. Направившись в противоположную сторону, он увлек своего единственного уцелевшего спутника к пустоши, расположенной на южном склоне горы.

Кинжал действовал на расстоянии. Зверь ощутил боль, стоило Тени направить на него клинок. Затем Тень несколько раз рассек воздух, произнося формулы экзорцизма. Оружие это было выковано для того, чтобы пронзать сердца демонов и рассекать злых духов. Зверь вспомнил о другой боли, той, которую причинила ему Мария Магдалина, когда усмиряла его. Он покраснел, пятясь к пещере Яиц. Вошел в облако зеленого света, преследуемый Тенью, а потом исчез в глубинах горы. С ним было покончено. Тень выиграл эту битву, но упустил отца Михаэля.

Передача блокнота, украшенного изображением серебряной чаши, состоялась в церкви Святого Сюльпиция в Париже двадцать третьего декабря 1978 года. Михаэль впервые встретился с отцом Иеронимом, своим начальником, новым духовным наставником ордена Божественного спасения. Он не признался в том, что оставил у себя пять досье с документами, а также снятые с них копии. Он солгал. Солгал во благо Церкви. Положился на интуицию. Отец Иероним объяснил ему, что ради блага иезуитов и ради их безопасности ему надлежит исчезнуть. Одиннадцатого января 1979 года в Гавре, имея на руках подложные документы и значительную сумму, выделенную тайным орденом иезуитов, Михаэль поднялся на борт грузового судна, направлявшегося в Панаму.

Он провалил задание. Сбежал, как последний трус, предоставив полную свободу действий легионеру Христа. Хуан никак не мог с этим примириться. На следующее утро он пришел в убежище белых отцов, но Михаэля там уже не было.

После этого проигрыша он пытался упрочить пошатнувшееся положение. В мадридской штаб-квартире «Opus Dei» наставник тщился избавить Хуана от душевных терзаний, посоветовав умерщвлять свою плоть раз в два дня. Его духовник-супранумерарий отпустил ему все грехи, простил ошибки и долго вместе с ним молился. Однако ничто не приносило Хуану успокоения.

И все же он пережил несколько счастливых часов двадцать второго декабря, когда его жена Франсуаза родила девочку, которая, по взаимному согласию, была названа Александрой. К сожалению, ощущение благодати очень скоро покинуло его.

Официально Хуан руководил направлением серийных изданий в издательстве, принадлежавшем его отцу. На деле же он был активным агентом «Оpus Dei», но чувствовал приближение перемен. Его отец довольно стар и скоро не сможет управлять издательством, принадлежавшим их семье. Ему предстоит в свою очередь стать меценатом и щедро предоставлять «Делу» сто тысяч долларов в год при посредстве нескольких фондов. Он был горд тем, что является членом «Оpus Dei». Организация была похожа на подземный избавительный поток, бегущий недалеко от поверхности на всех континентах и прорывающийся наружу в самых неожиданных местах.

Думая о лишенном четких очертаний будущем, Хуан томился в просторной квартире с буржуазным интерьером, расположенной в великолепном месте — на Пасео [19]де ла Кастеллана. Ему была в тягость эта жизнь, крики младенца между кормлениями, вид жены, кормившей дочурку грудью. Ему было противно смотреть, с какой жадностью его дочь втягивает в рот сосок. В нем все плотские желания давно умерли. Сексуальный акт всегда внушал ему отвращение. К счастью, его жена-француженка, скорее всего, была фригидной. Во время быстрых соитий в темноте и под одеялами они старались дать семье наследника. Однако, в отличие от остальных нумерариев, Хуан не стал составлять завещание в пользу «Оpus Dei». Вступая в ряды ордена, он по приказу отца и руководителей написал лишь следующее: «Завещаю, чтобы после смерти меня завернули в простой льняной саван и предали земле, установив на могиле крест нашего Господа Иисуса Христа».

Время умирать не пришло, хотя он и подумывал о самоубийстве после бегства с Сент-Бома. Он был нужен «Делу», он поклялся посвятить свое земное существование служению ему и триумфу католической Церкви — святой, апостольской, римской, в соответствии с предписаниями отца-основателя ордена Хосемарии Эскривы: «Сражайтесь, дети мои, сражайтесь! Не уподобляйтесь тем, кто говорит, будто конфирмация не делает нас солдатами Господа. Быть может, они говорят так, потому что не желают сражаться. Значит, они безвольные трусы, неверующие и падшие, как Сатана!»

Он не выполнил задание в Провансе, он отказался от сражения… Он нуждался в успокоении и поддержке. Только один человек на свете мог дать ему то, чего он жаждал, — его отец. Хуан решил навестить отца. Для этого ему было достаточно перейти через улицу. Отцовский дом и офис издательства располагались напротив его собственного жилища. Стараясь не шуметь, он вышел из гостиной и прошел в холл. В доме было тихо. Маленькая Александра спала. Доминик, его жена, занималась домашними делами в компании горничной и кухарки. Их приглушенные голоса доносились из библиотеки. Он предоставил женщинам возможность поболтать и вышел на улицу.

Мадрид дрожал от холода. Город оделся в январский траур. Он выглядел более мрачным, чем обычно, под диском свинцовых, словно вылинявших, туч, и казался более массивным под этим снежным небом. Горожане, чьи движения были скованы темной одеждой, шли по улицам с опущенными головами. Они старались избежать укусов холода, пришедшего из Кастилии и из их прошлого.