Среди сторонников так называемой «теории заговора» бытует следующее мнение: Рузвельт якобы спровоцировал Японию атаковать американскую базу в Перл-Харборе, а Черчилль будто бы подталкивал ее по направлению к Сингапуру… В Лондон из зарубежных резидентур широким потоком стекались шифровки о готовящемся японском вторжении в британские владения в Малайе. Черчилль отмалчивался, когда японцы наконец высадили десант в Малайе — оказалось, им противостоят малочисленные и слабо вооруженные гарнизоны. Японское наступление с успехом развивалось в южном направлении — Сингапур, Бирма, Суматра, Гонконг, Филиппины… Сингапур пал в феврале, 9 марта 1942 г. — Ява. Гарнизон на островах Батан капитулировал 9 апреля, гарнизоны на остальных островах в составе Филиппин — 6 мая. За два месяца до капитуляции Филиппин генерал Макартур бежал от японцев с острова Коррехидор на подводной лодке. «Я еще сюда вернусь», — пообещал Макартур своим подчиненным.
Рузвельт впоследствии сожалел о том, что Макартура тогда забыли, предоставив самому выворачиваться из передряги. Начальник штаба сухопутных войск США при президенте Гувере, Макартур слыл воинствующим республиканцем с монументальным эгоизмом и собственными президентскими амбициями… В 1930-х гг. Рузвельт обрадовался представившейся возможности под благовидным предлогом избавиться от него, сослав на Филиппины в чине фельдмаршала — командовать двадцатидвухтысячной американской группировкой и восемью тысячами вооруженных филиппинцев.
22 декабря 1941 г., через две недели после нападения на Перл-Харбор, Япония вторглась на Филиппины. Американская группировка оказалась абсолютно не готовой к войне — несмотря на шифровки из Вашингтона. Макартур ни разу не выехал на линию фронта, всецело полагаясь на офицеров штаба. Лишь единожды он побывал на одном из островов архипелага Батан, держась как можно дальше от театра военных действий. Дуайт Эйзенхауэр, работавший в непосредственном контакте с Макартуром на Филиппинах в 1930-е гг., в январе 1942 г. записал в своем дневнике следующее: «Макартур ребячится, как обычно. Пускай теперь повоюет». 3 февраля 1942 г. Эйзенхауэр отметил: «Макартур, судя по всему, заробел». Тут как раз Макартур получил от президента Кессона [55]500 тысяч американских долларов в качестве «награды за великолепную оборону» островов. Многие исследователи трактуют «награду» как тривиальную взятку Макартуру; по крайней мере тот нарушил воинский устав, приняв ее. Президенту Рузвельту стало «известно о награде Макартура» — на том дело и кончилось.
Историк Рональд Спектор отмечает: «Тут Макартура и следовало бы на совершенно оправданных основаниях освободить от его высоких обязанностей», а австрийский историк Гэвин Лонг высказывает следующую мысль: «Действия Макартура на Филиппинах не оправдали большинства надежд, идя вразрез с его репутацией многоопытного военного».
Макартур в отставку не подал. Более того, Макартур стал героем и легендарной личностью в Америке. С подачи (здесь нужно отдать ей должное) команды Макартура по связям с общественностью американская пресса взахлеб живописала ратные подвиги «Лусонского льва». Уолтер Липпман пишет о «глубоком и разностороннем уме» Макартура; президент Рузвельт наградил его медалью Почета за «героические действия при проведении оборонительно-наступательных операций на островах Батан». В первые пугающие дни войны, знаменующие коренной поворот в американской политике и военной доктрине, Рузвельт крайне нуждался в «геройском генерале», а Макартур и являлся единственным генералом, реально оборонявшим американские территориальные владения в Азии. Генерал Маршалл (председатель Объединенного комитета начальников штабов) и Рузвельт сошлись в таком мнении: у них нет иной альтернативы, чем пожаловать Макартуру медаль Почета и вывезти его на подводной лодке из района боевых действий, бросив вверенные ему войска. Макартур становится командующим американским контингентом в Австралии, награду принимает всерьез, как нечто само собой разумеющееся, и с успехом продолжает манипулировать прессой ради искусственной накачки собственной репутации, фактически до самого конца Второй мировой войны. Нетрудно понять, почему японцы в период послевоенной американской оккупации их родины на поверку не без успеха смогли «подыграть простаку».
Через пять месяцев после бомбежки Перл-Харбора Япония контролировала большую часть Восточной Азии. Несмотря на тактические успехи, сама оккупация обернулась катастрофой. Японии не удалось добиться регулярных поставок нефтепродуктов и иных сырьевых ресурсов из Юго-Восточной Азии. Японская армия аргументировала этот неуспех контролем «искусных интриганов китайцев» над природными ресурсами. Имея многовековой опыт «улаживания проблем» с бюрократами всех мастей, иноземными завоевателями и местными «князьками», китайцы вставляли палки в колеса японской военной машины, тогда как войска западных союзников, не теряя времени, собирались с силами для нанесения сокрушительного удара.
Японские промышленные гиганты, прибрав к рукам теперь уже бывшие китайские, голландские, британские и американские владения, пытались самостоятельно начать эксплуатацию «стратегических ресурсов», основать национальные монополии в сфере аграрно-сырьевого производства. «Мицуи» монополизировала рынок соли и сахара, «Мицубиси» — риса. Китайских торговцев выживали с рынка. Прекращалась промышленная добыча олова в Малайе, резко сократилась площадь чайных плантаций в Индонезии. В регионе расцвел «черный рынок», оживились рэкетиры. В «сухом остатке» — беспрецедентный рост безработицы и инфляции, голод и тезаврация. [56]Цены взмыли ввысь. В Восточной и Юго-Восточной Азии рис ценился дороже золота. Японским захватчикам в конце концов пришлось пойти на сотрудничество с китайскими синдикатами, контролирующими контрабанду риса. Японские банки подключились к спасению (или эксплуатации — для кого как) голодающих. Теневой капитал прокручивался в различных лотереях, борделях и игорных клубах. Японские военные шли на личные контакты с местными гангстерами, спекулянтами, наркобаронами.
Японская «экономическая стратегия» в поверженных ею государствах Азии кончилась полнейшим фиаско, выродившись в отчаянную «финансовую резню». Колониальное разграбление превратилось в самоцель, грабеж «оправдывал» новые завоевания. Банки в Китае, а позже в Юго-Восточной Азии и на малайском архипелаге попросту разграбили, их управляющих и бухгалтеров принуждали к раскрытию данных о своих клиентах; клиенты банков арестовывались и обирались до нитки; промышленные предприятия подвергались хищнической эксплуатации; церкви, мечети, храмы, пагоды лишались бесценных реликвий; золотую фольгу срывали даже с пагод; из музеев и домов зажиточных людей выносили все ценное. «Золотая лилия» богатела, отправляя в переплавку награбленное золото (за исключением некоторых бесценных предметов искусства и золотых статуй Будды, представляющих многотысячелетнюю историю накопления богатства ведущими сектами во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, Сиаме и Бирме). Ювелирные украшения конфисковали, драгоценные камни из них вынули, золото и серебро переплавили в слитки. Золото из Бирмы, Камбоджи и Суматры свозилось в Ипох [57](центр добычи оловянной руды), где оно переплавлялось на некогда принадлежавшем китайцам заводе. Проживавший на Хоккайдо этнический китаец по имени By Чжу-син руководил этой фабрикой в обмен на «проценты с переработанного материала». В Куала-Лумпуре и Сингапуре имелись заводы со схожим производственным профилем. Золото переплавлялось в типовые слитки, маркировалось китайским иероглифом «золото», страна происхождения проставлялась латинским шрифтом, пятиконечные звезды указывали на его количественное содержание. Подобная «инвентаризация» требовалась бухгалтерам «Золотой лилии» для статистики и учета…
До конца 1942 г. награбленное свозилось в Рангун, Пенанг, Сингапур и Джакарту, откуда морем переправлялось в Манилу и далее в Японию. Китайская территория для транспортировки не задействовалась, за исключением единичной успешной операции «Итиго» в конце 1944 г. Транспортные суда, перевозящие золото, камуфлировались под плавучие госпитали; одно из судов — «Ава Мару» — отправила ко дну американская подводная лодка близ китайской береговой линии, несмотря на свой предполагаемый «иммунитет». (В соответствии с международными нормами, плавучие госпитали атаковать запрещалось.) На побережье Манильского залива имелось множество складов, куда японцы свозили золото, драгоценные камни, золотые и серебряные монеты. Оттуда, через 35-мильный тоннель шириной в полтора армейских грузовика, имущество «Золотой лилии» вывозилось с побережья в катакомбы под заброшенными испанскими крепостями. Тоннель, вырытый военнопленными, сохранился до наших дней; большинство филиппинцев даже не знают о нем.
