Майор Хью написал своему отцу письмо, в котором положительно отзывался о своем полковнике. Следствием этого письма стало то, что Сэм Хью предложил заблудшему риелтору командование 2-й пехотной бригадой 1-й канадской дивизии. Отказаться от подобного предложения было невозможно, но Карри отплыл в Европу, имея невозвращенный долг, и страх разоблачения терзал его душу. «Мысль об этом, — говорил он, — была первой мыслью, с которой я просыпался по утрам, и последней мыслью, с которой я засыпал ночью».
Фактически же хищение Карри уже давно было раскрыто. Перед тем как отплыть в Великобританию, он написал письмо своему другу Артуру Мэтсону, в котором рассказал о своем проступке и одновременно попросил последнего сделать так, чтобы ему, Карри то есть, были предоставлены время и возможность вернуть деньги. Вместо этого Мэтсон написал письмо премьер-министру Канады сэру Роберту Бордену и вложил в него письмо Карри. В своем письме Мэтсон умолял премьера отложить неминуемое расследование и предоставить Карри время, в течение которого он сможет вернуть свой долг. К счастью для Карри, Борден уже встречался с ним и составил хорошее мнение о его способностях. Поэтому он сделал так, как его просили, и это несмотря на то, что другие письма, посланные из Виктории в адрес премьер-министра, требовали, чтобы Карри был арестован и осужден за кражу.
Хотя дело это было закончено только после войны, в сентябре 1917 года Карри занял соответствующую сумму у двух своих подчиненных и возвратил деньги, взятые им из кассы. Этой краже суждено было преследовать Карри в течение всей его жизни, но в те дни, когда Канадская дивизия готовилась к отправке на войну, его ум и воинские способности создали ему блестящую репутацию. Все те обвинения в бездушии и безграмотности, которые выдвигались в отношении других генералов Первой мировой войны, никогда не произносились в адрес Артура Карри.
По правде говоря, облик у Карри был далеко не воинственный. Имея рост 6 футов 4 дюйма (примерно 193 см), вес 250 фунтов (примерно 113 кг), он был крупным мужчиной и по внешнему виду напоминал грушу. В 1914 году, когда ему было 38 лет, Карри имел объемный живот, отвислый зад, тяжелый двойной подбородок, и он носил форму, сидевшую на нем отнюдь не по-военному. Однако отличало его не это, а здравый смысл, быстрый ум и способность произвести мгновенную оценку любой ситуации, складывающейся на войне. То, что он мог украсть деньги, свидетельствует также и о том, что если Карри представится легкий выход из критического положения, он воспользуется им, оставив на потом все беспокойство о последствиях. И тем не менее люди любили и уважали его, и у них были на то основания. «Искренность и обаяние Карри знали все, он был доброжелательным, простым в общении, веселым и никогда не терял присутствия духа», — писал полковник Бэрчол Вуд, офицер британских вооруженных сил при ставке канадского командования. Подобные черты характера очень полезны в солдате, а поскольку два его коллеги, которые командовали другими бригадами, не были отмечены блеском ума, Артур Карри вскоре зарекомендовал себя как многообещающий офицер в Канадской дивизии.
«Среди канадцев он с самого начала был самым заметным офицером», — сказал премьер-министр Канады Борден. «Я был убежден, что это идеальный командир бригады, и пришел в восторг, когда узнал, что его назначили на эту должность», — заявил генерал-губернатор Канады фельдмаршал Его Королевское Высочество герцог Коннаутский. Когда Карри приехал в Англию, здесь мнение о нем было не менее высоким, чем в Канаде. «Карри является лучшим из лучших командиров бригады», — так сказал его новый начальник генерал Олдерсон, и когда Канадская дивизия прибыла во Францию, от Карри ждали великих дел.
Канадцев вводили в бой не сразу, а по частям, придавая отдельные подразделения соединениям британской армии, и флегматичные собратья с Британских островов произвели на них большое впечатление. 1 мая 1915 года Канадская дивизия заняла свое место на линии обороны в составе IV корпуса Роулинсона из 1-й армии Хейга. На второстепенных ролях канадцы участвовали в сражении при Неф-Шапелле, они вели обстрел немецких позиций и обеспечивали огневое прикрытие на своем участке фронта. Во время этой операции канадцы обнаружили, что при ведении беглого огня у их винтовок модели «Канадский Росс» калибра 0,303 дюйма происходит заклинивание патрона. Несмотря на то что по своему качеству винтовки системы Росс и так значительно уступали британским винтовкам Ли-Энфилд, этот дефект не был исправлен и тогда, когда канадцы были переброшены на север и приданы V корпусу Палмера из 2-й армии. Винтовки Росса были у них на вооружении и тогда, когда своей газовой атакой немцы начали 2-е Ипрское сражение и создали огромную брешь в системе обороны союзников.
В апреле 1915 года Ипрский выступ представлял собой изгиб, который от Изерского канала выступал к востоку от Ипра на глубину 13 км. Длина фронтовой линии, другими словами, периметр ломаной линии, охватывающей выступ, составляла 27 км, от Стеенстраата на севере до Сен-Элоя на юге. Местность в районе выступа была настолько равнинной, что борьба велась даже за самые незначительные возвышенности. Подобная борьба за захват и удержание возвышенных участков была основным содержанием боевых действий практически всего 1915 года, и благодаря ей V корпус генерала Палмера оказался вовлеченным в свирепые бои за высоту 60 — насыпной холм высотой чуть ниже 200 футов, или 60 м (отсюда и его название — «высота 60»), к югу от Хооге. Холм был образован в результате отсыпки грунта из выемки железнодорожного пути на линии Ипр — Комин. После нескольких недель прокладки сап, подкопов и минирования 17 апреля «высота 60» была захвачена английской 13-й пехотной бригадой. Немецкие войска нанесли контрудар и обстреляли высоту из крупнокалиберных орудий. За три дня боев за удержание позиций на высоте 60 англичане потеряли 3000 человек, главным образом из 13-й бригады.
К этому времени британский V корпус, которым командовал генерал-лейтенант сэр Герберт Плюмер, занимал позиции вдоль большей части Ипрского выступа, и приданная ему Канадская дивизия имела общий стык с частями генерала Путца к юго-востоку от Пёлькапелле, где две французские дивизии, 45-я алжирская и 87-я Национальной гвардии, продолжили линию обороны к северу. Свой северо-восточный участок выступа от Гравенштафеля до Пёлькапелле Канадская дивизия взяла под контроль в ночь на 15 апреля, и она находилась на этих позициях, когда в теплый полдень четверга 22 апреля немцы направили облако ядовитого газа — хлора на позиции французских войск и на левый фланг Канадской дивизии, вынудив бежать в панике солдат, кашляющих и задыхающихся, с обожженными ядовитым газом легкими.
Ядовитые газы относились к категории оружия, которое было запрещено к применению в военных действиях Гаагской декларацией 1899 года и Гаагской конвенцией 1907 года. Германия подписала оба этих документа, однако начиная с 1902 года она проводила эксперименты с боевыми отравляющими веществами. К началу Первой мировой войны немцы были полностью готовы к применению ядовитых газов. Великобритания и Франция хотя и были далеки от мысли, что какая-либо цивилизованная нация может нарушить международное соглашение и применить подобное дьявольское оружие, тем не менее руководство этих стран получило массу предупреждений о том, что газовая атака под Ипром не только не невозможна, но и неизбежна.
В конце марта пленные немецкие солдаты сообщили, что на передовую в районе Циллебеке доставляются баллоны с газом. Захваченный 13 апреля немецкий дезертир Август Ягер сообщил задержавшим его французским солдатам, что «при условии благоприятного ветра по сигналу атаки — три красных ракеты — на позиции французских войск будет направлен удушающий газ». Будучи всего лишь рядовым, Ягер сообщил столько важных данных, что французы решили, что он специально заслан к ним в целях дезинформации, и поэтому решили не обращать внимания на все, что он сообщил. В то же время генералу Эдмону Фери, который передал сведения Ягера британскому командованию, генерал Путц сделал выговор «за вступление в непосредственную связь с нашими союзниками, а не через ставки командования обеих сторон». 17 апреля германская пресса сделала насквозь лживое сообщение о том, что под Ипром британские войска якобы использовали снаряды с ядовитым газом. Поскольку немцы всегда любили обвинять противников в своих собственных нарушениях, это сообщение должно было служить еще одним предупреждающим сигналом. А вскоре еще два человека — немецкий дезертир и французский разведчик — сообщили сведения о готовящейся газовой атаке.
