Танки могут занять территорию, но лишь пехота способна ее удержать. Поскольку как идущие на прорыв танки, так и атакующая пехота нуждались в прикрытии, в этот раз некоторое количество танков предназначалось для различных целей, которые начинают действия вместе с «боевыми» танками — разрушают проволоку и траншеи. Предполагалось, что передовые танки будут тащить «фашины», огромные скрученные связки бревен, которые они сбросят в траншеи противника, так чтобы получился мост, по которому смогут проехать машины. 32 танка были снабжены крюками и цепями, с помощью которых они расчищали местность от проволоки, буксируя ее в сторону. Несколько танков снабжения везли топливо, снаряды, воду и продовольствие, были и танки для сигнальных работ с телефонными кабелями и почтовыми голубями. А три танка, оборудованные радиопередатчиками, осуществляли связь со Ставкой и аэропланами прикрытия. К концу 1917 года приемы ведения войны стали вполне изощренными. Брошенные в наступление на Камбре танки были последними моделями — Марк IV, переднюю обшивку которых не могли пробить бронебойные пули. И по части механики эти танки также были более надежными, чем модель Марк I, которая использовалась в сражениях при Флере и Буллькуре.
Кроме того, наступление на Камбре должно было быть поддержано Королевским летным корпусом, который теперь широко участвовал во всех главных операциях на Западном фронте, осуществляя рекогносцировку и разведку боем, бомбардируя и расстреливая пулеметным огнем неприятельские позиции, возвращаясь в Ставку и в штаб корпусов с огромным количеством фотокадров и информации. Являясь армейским формированием, Королевский летный корпус был организован по армейскому принципу, и его 3-й бригаде, в которую входили 14 эскадрилий из 270 аэропланов и 6 разведывательных аэростатов (по одному на каждую штурмовую дивизию), вменялось осуществлять воздушное прикрытие 3-й армии. Считалось, что немцы располагают на фронте Камбре всего 78 аэропланами, из них только 12 были оперативными «Альбатросами»-истребителями, поэтому на первом этапе сражения у Бинга было воздушное преимущество.
Как уже отмечалось выше, по плану Бинга танки, непосредственно за которыми следовала пехота, прорывали фронт и обеспечивали взятие силами 3-й армии двух важных объектов — гребня Флескьер со стоящей в центре деревней и Бурлонского леса и гребня на левом фланге, — расположенных в семи милях за линией Гинденбурга на возвышенностях, смотрящих на Камбре. Когда танки и пехота выполнят эту задачу, через брешь пройдет Кавалерийский корпус и возьмет собственно город в окружение. В конечном счете немцы окажутся в камбрийском «мешке», оцепленные пехотой, танками и кавалерией, и будут вытеснены к северу и востоку к Валлансьену.
«Эксплуатационная» роль кавалерии зависела от того, будут ли взяты флескьерские гребень и деревня. Здесь таилась опасность, поскольку задача захвата высоты была поручена 51 (хайлендерской) дивизии, а дивизионный командир генерал-майор Джордж Харпер, хотя и блестящий военачальник и любимец солдат, опыта взаимодействия с танками на имел. Хейг в особенности настаивал на том, что флескьерские позиции и Бурлонский гребень должны быть взяты в первый день, так как это было решающим моментом для военных действий в последующие за первым штурмом дни.
Фельдмаршала Хейга и его командующих армиями часто обвиняют в том, что они шли «напролом», что они отдавали приказы командующим корпусов и дивизий идти в наступления, которые, как впоследствии оказывалось, были малорезультативными или не имели шанса на успех. На самом деле редко дело обстояло именно так (это подтверждают разобранные выше операции на Сомме или где бы то ни было), обычная практика заключалась в том, что они спускали задачи на самый, по возможности, низший уровень командования, например дивизионный или даже бригадный, где и принимались решения для выполнения той или иной задачи и разрабатывался подходящий план. Хейг и другие армейские командующие могли, и часто так и поступали, критиковать эти планы, но в конце концов, если младший командующий настаивал на выполнении задачи определенным способом, ему, как правило, предоставлялась такая возможность. Примером служит и Камбре — случай с командиром 51-й дивизии Харпером, поскольку, хотя ему и было приказано использовать танки, он разбил их на маленькие группки, которые шли далеко впереди от пехоты. В результате во время битв за самые сильные позиции по всей линии прорыва танки и пехота не обеспечивали друг другу прикрытия, как это происходило на других участках поля сражения.
Другая проблема была связана с командованием «эксплуатационными» силами — пятью дивизиями кавалерийского корпуса, поскольку генерал Каванаг предпочел сделать ставку в Фэне, расположенном в 10 км от фронтовой линии. Три кавалерийских дивизии — 1-я, 2-я и 5-я — прибыли в Фэн к утру сражения к 6 часам 20 минутам, но две других — 3-я и 4-я — остались позади. Командование кавалерией осуществлялось из ставки в Фэне и строго по личным приказам Каванага, что означало, что любое требование в развертывании кавалерии, — а она действовала следом за общим наступлением, — исходящее от дивизионного командующего пехотой с фронта, шло оттуда назад к Каванагу, который только и отдавал приказ ожидающим своей очереди кавалерийским дивизиям. В ретроспективе событий очевидно, что эти три дивизии должны были или быть приданы под прямое командование штурмовых пехотных корпусов, или Каванаг должен был подтянуть свои дивизии к линии фронта и оставаться при них. Для командующего важно было знать, что именно происходило на передовых позициях, это была информация первостепенной важности. Ее всегда было трудно добыть, но когда в конце концов с передовой приходили новости, командующий имел возможность предпринять более оперативные действия, но место ему было вовсе не в Ставке.
Наиболее достоверная информация поступала от Королевского летного корпуса, эскадрильи которого осуществляли разведку боем, поэтому вошло в обыкновение устраивать штаб на приличном расстоянии от линии фронта рядом с авиабазой, где вряд ли разрыв снаряда смог бы оборвать телефонный кабель и откуда генералы, в свою очередь, могли бы поддерживать связь с вышестоящим начальством.
Во время Первой мировой войны для дивизионного командира признавалось более важным быть на связи с армейским начальством или штабом корпуса, чем с командующими бригадами или батальонами. Предпочтение отдавалось коммуникации «вверх», нежели «вниз», что означало, что те, кто должен был владеть информацией о ситуации на передовой и, следовательно, иметь возможность быстро на нее реагировать, были привязаны к штаб-квартирам. Это составляло особую проблему для штурмовых соединений, так как положение на передовой во время наступления стремительно менялось, и любой прорыв требовал удержания, дабы противник не смог закрыть брешь. В сражении при Камбре местоположение штаб-квартиры кавалерийского корпуса было выбрано совершенно ошибочно, оно влекло очевидное и неизбежное промедление — а промедление загубило многие наступления в ходе этой войны, — так что Бингу и Хейгу, конечно, следовало приказать Каванагу переместить штаб ближе к линии фронта, чтобы избежать риска тех заминок, которые столь пагубно сказались в сражении при Лоосе и других битвах. Почему ни тот, ни другой не отдал такой приказ, трудно объяснить.
Оборонные рубежи противника, противостоящие 3-й армии, поддерживались частями германской 2-й армии под командованием генерала Г. фон дер Марвица. Его армия входила в состав армейской группы под началом кронпринца Рупрехта Баварского и состояла из шести пехотных дивизий двух корпусов, или «групп», — Аррас и Кодри. На этом участке фронта у немцев не было преимуществ в ландшафте, как на Сомме или Ипре, поэтому они особенно тщательно укрепляли свои рубежи, которые являлись частью линии Гинденбурга и потому были как изощренными, так и простирающимися на большую глубину. Сначала шла главная линия Гинденбурга, в том числе по склону над Гран-Равином, сухой неглубокой лощиной, за которой проходила передовая линия англичан; впереди линии Гинденбурга, на передних склонах, была прорыта система сильно укрепленных траншей. Отступив милю от передней линии, шла линия прикрытия Гинденбурга, а позади, через 5–6 км, — следующая оборонительная позиция: линия Борвуар — Масниер — Маркуэн. Глубина немецкой обороны перед Камбре составляла в среднем пять миль.
