Место действия переносится теперь на Парижскую конференцию 4–5 мая 1917 года. Как мы видели, эта встреча и предваряющее ее военное совещание закончились общим соглашением позволить Хейгу наступать во Фландрии — при условии, что французы окажут им поддержку в другом месте. Хейг вследствие этого был уверен, что получил карт-бланш на исполнение своего плана, и приступил к проведению кампании во Фландрии. На этот счет он, однако, заблуждался. Волнения во французской армии лишили ее всякой возможности предпринять сколько-нибудь крупное наступление летом, и это отсутствие французской поддержки немедленно лишило Ллойд Джорджа всякой решимости.
Он был не единственный, кто сомневался в безупречности решений англо-французской конференции. Через неделю после этой встречи Палата общин провела секретное заседание для обсуждения войны, в ходе которого депутаты горячо выступали против дальнейших наступлений. Черчилль, командовавший батальоном на Западном фронте после отставки из Адмиралтейства, говорил, что не следует предпринимать новых наступлений, пока на поле боя не явится мощь Соединенных Штатов. Выдвигалось старое предложение, что итальянцы, снабженные этой всеобщей панацеей — тяжелой артиллерией, — могут нанести более решительный удар, и шли толки о том, как вышибить австро-венгерскую подпорку, затеяв переговоры о сепаратном мире с австрийским императором Карлом, который был бы рад вывести Австро-Венгрию из войны посредством такого мира. Эта идея, впрочем, уже обсуждалась и была отвергнута державами Антанты.
Результатом этого секретного парламентского заседания была еще одна перемена настроения. Ллойд Джордж не желал более бесполезных наступлений на Западном фронте. В конце мая он сказал Робертсону, что Хейг должен беречь людей, поскольку ситуация с призывом обстоит не лучшим образом, и поэтому нельзя гарантировать непрерывное поступление обученного пополнения.
Хейг, естественно, не принял этого решения. Он продолжал выполнять свой план наступления во Фландрии и 7 июня достиг ошеломительной победы, когда армия Плюмера взяла Мессины, обеспечив тем самым стартовые позиции для дальнейшего наступления. Радость Хейга по поводу этой победы была недолгой. На следующий день в первый раз собрался новый комитет. Это был Комитет военной политики, состоящий из Ллойд Джорджа, лорда Милнера, Эндрю Бонара Лоу и лорда Керзона, [59]секретарем был сэр (в будущем) Морис Хэнки. Хэнки был другом Хейга и Робертсона, а потому дискуссии в этом комитете вскоре стали им известны.
Задача Комитета военной политики состояла в «сборе фактов и анализе военной политики в целом и стратегии войны». Поскольку война к этому времени продолжалась уже почти три года, создание комитета для рассмотрения подобных фактов выглядело несколько запоздалым, однако новое учреждение не было просто ведомством для рассмотрения фактов. В течение нескольких дней оно пришло к заключению, что главный удар по Центральным державам должен быть нанесен в Италии и что средством сподвигнуть на это итальянцев может служить не только снабжение их тяжелой артиллерией, но и посылка туда двенадцати британских дивизий. Это последнее передвижение лишило бы Хейга возможности предпринимать дальнейшие наступления во Фландрии.
Робертсон, узнавший об этом плане от Хэнки, пришел в ужас. Он послал срочное секретное предупреждение Хейгу, что Комитет военной политики вызовет его и будет опрашивать подробно относительно его планов на лето. «Не говорите, что вы можете окончить войну в этом году, — писал начальник главного штаба, — или скажите, что Германия почти повержена. Доказывайте, что ваш план наилучший — он действительно лучший, — и потом предоставьте им отвергнуть ваши и мои рекомендации. Они на это не осмелятся».
Робертсон был прав, однако когда он и Хейг были призваны в Комитет военной политики 19 июня, они нашли этот опыт чрезвычайно неприятным. Опросы продолжались целых шесть дней и начались с того, что Хейга попросили детально изложить свой план комитету. Любезность, которую Ллойд Джордж демонстрировал полтора месяца назад на Парижской конференции, теперь совершенно исчезла, и генералы были подвергнуты допросу с пристрастием. Поскольку Хейг и Робертсон были самыми молчаливыми людьми, когда-либо занимавшими государственные посты, требование Комитета изложить просто все обстоятельства дела было для обоих настоящей пыткой. Хейг в конце концов продемонстрировал стратегические возможности своего плана на 1917 год, изобразив руками широкую дугу на карте Фландрии и восточной Бельгии, проделал обеими руками неопределенные размахивания к северу и востоку и закончил, уперев левый мизинец в границу Германии. Потом говорили, что Ллойд Джордж «никогда не мог простить этого пальца».
Помимо того, что генералы возмутились его манерами, они обнаружили, что Ллойд Джордж был скуп на факты и почти откровенно лгал остальным членам комитета. Когда Хейг закончил изложение своего плана, премьер-министр объявил, что слышит все это впервые. Затем он заявил, что Хейг и Робертсон хотят ввести в заблуждение комитет по нескольким важнейшим пунктам и что он никогда не слышал о волнениях во французской армии до этого дня. Он также заявил, что французские генералы, если бы они знали о плане Хейга, были бы против него, и дошел до утверждения, что они действительно былипротив, а Хейг и Робертсон скрыли этот факт от комитета.
Все это не соответствовало действительности. Заключение, доклад Парижской конференции и записка о встрече Хейга с Петэном недвусмысленно свидетельствовали, что Ллойд Джордж и французы были вполне знакомы с планом Хейга и одобрили его. Помимо протоколов конференции личный посланник Ллойд Джорджа Сматс докладывал обо всем этом премьер-министру лично после возвращения из Франции и сообщил ему, что Петэн, французский главнокомандующий, одобрил наступление Хейга, не в последнюю очередь потому, что кто-нибудьдолжен же был сражаться с немцами на Западном фронте, а французская армия на тот момент была к этому неспособна. Никто, однако, не осмелился назвать премьер-министра Великобритании лжецом в лицо, и поэтому все его критические замечания были внимательно выслушаны членами комитета и неопротестованными занесены в его протоколы.
По правде говоря, вспышки Ллойд Джорджа объяснялись страхом — не за себя и даже не за пост премьер-министра, но страхом дальнейших ужасных потерь, если он одобрит продолжение мессинского наступления. Потери 1916 года были устрашающи, и он больше не верил оптимистическим прогнозам Хейга относительно грядущей кампании. «На протяжении почти трех лет войны я ни разу не слышал, чтобы какому-нибудь наступлению не сулили успеха, — сказал он, — однако за блестящими успехами вначале следуют недели безнадежной и кровавой борьбы… заканчивающейся ничем, кроме продвижения на несколько миль и устрашающего списка потерь». Это была совершенная правда, и все знали это, но какова была приемлемая альтернатива? Если ее не было и Ллойд Джордж не хотел проиграть войну, как он думал ее закончить?
Ллойд Джордж знал, что у него нет аргументов. Он знал также, что его администрация не удержится, если он отправит фельдмаршала Хейга в отставку, была у него также потаенная мысль, что, если принудить Хейга выйти в отставку и после смены главнокомандующего произойдет еще одна катастрофа, публичные протесты покончат с ним. У Хейга и Робертсона не было намерения подавать в отставку, но прежде чем совещание пришло к какому-либо заключению, 1-й морской лорд адмирал сэр Джон Джеллико, командовавший флотом в Ютландском сражении, поднялся и сказал, что наступление Хейга во Фландрии должно продолжаться, поскольку, «если армия не сможет в этом году выбить немцев из Зеебрюгге, война проиграна; мы не сможем продолжать войну из-за отсутствия флота».
Трудно сказать, чем был вызван взрыв Джеллико. Возможно, неверные данные разведки, поскольку в Зеебрюгге базировались только десять германских подводных лодок и их роль в подводной войне была невелика. Он мог быть вызван желанием предостеречь Ллойд Джорджа, настаивавшего на введении системы конвоев, против чего морское ведомство решительно возражало. Это могло быть желание профессионального военного помочь армейским коллегам в споре со «штатскими» политиками. Но каковы бы ни были причины, заявление Джеллико сильно ударило по больному месту Ллойд Джорджа и его комитета: урон, причиняемый немецкими подводными лодками, — десятки тысяч тонн водоизмещения ежемесячно — был главной заботой правительства в 1917 году. Поддерживая кампанию во Фландрии в качестве основной, Джеллико ломился в открытую дверь.
