Во времена Первой мировой войны вопрос о тактике наступления служил поводом для больших споров. Какую цель лучше было преследовать генералу: стоило ли прорывать оборону противника на всю ее глубину с последующим выходом в его незащищенные тылы, с развертыванием кавалерии, с охватом обороняющихся и с возвратом к маневренной войне? А может быть, следовало избрать более осторожную, но и более результативную тактику «наскока и захвата», заключающуюся в захвате какой-то части линии обороны противника, отражении последующих контратак, закреплении на отвоеванных позициях с подводом артиллерии, обеспечивающей огневую поддержку, и в последующем развитии наступления? При определении характера наступательных действий на Сомме Хейг настаивал на прорыве обороны противника на всю ее глубину, а Роулинсон выступал за атаки по тактике «наскока и захвата», или за ряд последовательных атак, начинающихся от немецкой передовой. В чем были согласны оба генерала, так это в том, что, учитывая постоянные проблемы со связью и требования оперативной задачи по немедленному вводу в бой резерва, атака должна быть до предела согласованной, боем, где тщательно скоординированному и рассчитанному по времени плану подчинено все до мельчайших деталей: и действия артиллерии, и время подрыва мин, и время выдвижения пехоты.

И тот и другой генералы придерживались разных точек зрения на то, как следует проводить наступление, и нельзя сказать, что кто-то из них был всецело неправ. Хейг, как это и полагается главнокомандующему, обязан был рассматривать возникшее разногласие в более широком плане, чем генерал Роулинсон, командующий 4-й армией. Если целью последнего была победа в сражении, то Хейг точно так же имел целью добиться победы во всей войне… и тогда сколько же атак, построенных по принципу наскока и захвата, потребовалось бы для того, чтобы довести войска БЭС от берегов Соммы к берегам Рейна?

Здесь также имеет значение опыт боевых действий, полученный ими в 1915 году. Хейгу уже приходилось видеть, как захлебывались атака за атакой, как бесцельно терялись тысячи жизней, и все из-за того, что эти атаки не получали должного подкрепления или же распадались, достигнув успеха на первом этапе. На этот раз, имея в своем распоряжении большие силы и соответствующее количество орудий, а также боеприпасы к ним, он намеревался совершить настоящий прорыв в тылы противника, не давая немцам возможности подвести резервы и заделать брешь. Роулинсон имел почти такой же опыт, но его точка зрения была иной. Он просто не мог поверить, что можно продвинуться на несколько миль вперед, преодолев при этом три линии немецкой обороны; ничего подобного не происходило за весь предыдущий период войны, и он не верил, что что-либо подобное может быть осуществлено теперь. Поэтому ему хотелось действовать методом наскока и захвата, хотелось прогрызать себе дорогу сквозь линии немецкой обороны. Поскольку Хейгу никогда не удавались его прорывы в глубину обороны противника, а 4,5 месяца боев методом наскока и захвата тоже не помогли Роулинсону пробиться сквозь немецкую оборону, то оба оказались неправы в своих практических действиях, но в принципе каждый из них мог оказаться правым. Когда сражение окончено, каждый знает, какие решения следовало принять генералу, все дело в том, что настоящим генералам приходится принимать решения перед боем.

Роулинсон отдавал себе отчет, что сил его 4-й армии и приданных ей соединений 3-й армии достаточно, чтобы вести наступательные бои на фронте шириной около 18 км. Это позволит ему атаковать в полосе наступления, начинающейся на стыке с французской армией у деревни Марикур и продолжающейся в северном направлении до деревни Гоммеркур. Что же касается прорыва сквозь линию немецкой обороны, то в то время как имеющаяся у него артиллерия обеспечивала прикрытие наступающим войскам на глубину до 4500 м, Роулинсон не верил, что формирования Новой армии и Территориальных войск, из которых была составлена 4-я армия, смогут продвинуться на такое расстояние и не отклониться при этом от направления атаки. Поэтому он остановил свой выбор на средней глубине боевой задачи, равной 1800 м, при которой его армия должна будет пройти сквозь первую линию немецкой обороны и выйти на вершину широкого хребта Позьере. Глубина боевой задачи не была постоянной, и она менялась от одного участка полосы наступления к другому. Это объясняется тем, ширина нейтральной полосы была тоже непостоянной, и она колебалась от 180 до 1600 м. Однако если к концу первого дня сражения его армия сможет закрепиться на вершине хребта Позьере, Роулинсон будет очень доволен.

Существовали и другие разногласия между двумя военачальниками. Хейг по-прежнему отдавал предпочтение фактору внезапности и настаивал на проведении короткой, но подавляющей артиллерийской подготовки перед самой атакой. Роулинсон, наоборот, в первую очередь заботился о как можно более полном разрушении проволочных заграждений немецкой обороны и настаивал на предварительном артиллерийском обстреле позиций противника в течение как минимум семи дней, сторонником подобной тактики являлся и Фош. В своем докладе, составленном им после рекогносцировки на местности, Роулинсон отмечал, если артиллеристы справятся со своей задачей и уничтожат немецкие проволочные заграждения, все остальное будет несложным делом. Вот так подобные роковые «если» стали накапливаться еще на этапе планирования операции. Хейг хотел, чтобы наступление было начато на рассвете, в то время как Роулинсон и французское командование считали, что заключительный этап артиллерийской подготовки должен проводиться при ярком свете дня. Хейг хотел сосредоточения войск для нанесения концентрических ударов на определенных участках немецкой линии обороны, а Роулинсон считал необходимым проводить атаку одновременно вдоль всей полосы наступления.

Командующий 4-й армии был непреклонен в своем убеждении, что его пехота не должна продвигаться за пределы зоны огня поддерживающей ее артиллерии. Когда пушки будут выведены на новые позиции и наведены на новые цели, когда они своим огнем снимут следующую линию проволочных заграждений, вот тогда он будет готов отдать приказ пехоте продолжить наступление. Хейг, напротив, стремился воспользоваться любым замешательством в стане противника, использовать любую возможность, возникшую на начальном этапе наступления, для того чтобы продвинуться еще вперед, захватить более удобные позиции. Эти споры не были рождены эгоистической борьбой мнений; просто оба генерала старались найти наилучший вариант проведения атаки, которая, как они это хорошо знали, будет исключительно трудной, каким бы хорошим ни был план, составленный ими.

12 апреля, после очередного обсуждения этого вопроса с Роулинсоном, Хейг сформулировал свое решение в виде официального инструктивного письма. Наступление 4-й армии будет составной частью общего наступления, проводимого в тесном взаимодействии с французскими войсками; полоса наступления армии будет лежать от разграничительной линии у Марикур до окрестностей Хебютерна; задачей армии на первом этапе наступления будет создание прочного оборонительного рубежа на фланге вдоль отрога хребта Позьере, тянущегося в юго-восточном направлении от Серра до Миромона, а также на самой вершине этого хребта, который тянется на юг до деревни Фрикур, проходя через Бомон-Амель, Типваль, Овтиллер, Ля-Буссель… Короче говоря, требовалось наступать на востоки овладеть немецкой линией фронта. Поскольку у Фрикура эта линия поворачивала на восток, то в силу этого обстоятельства, «одновременно с этими действиями должна быть проведена атака на траншеи противника к востоку от Фрикура в полосе наступления вплоть до разграничительной линии на стыке с французскими войсками у Марикура». Направление атаки на данном рубеже будет северным. Хейг подчеркивал, что при проведении этой атаки на участке фронта южного фланга армии Роулинсона главными объектами, которые будет нужно захватить как можно скорее, будут деревня Монтобан и позиции вдоль хребта, которые проходят от этой деревни до деревни Мамез, поскольку «на втором этапе операции обладание этими позициями будет играть немаловажное тактическое значение». Директива Хейга продолжала: