9 июня с раннего утра до позднего вечера я все время разъезжал, чтобы обеспечить выполнение поставленной задачи обеими дивизиями первого эшелона. С радостью я мог установить, что наши пехотинцы, несмотря на предшествовавшее напряжение, бодро прилагали все силы, чтобы достичь цели – Сены.
Несмотря на это, не все, конечно, шло гладко. В 6-й дивизии, правда, все шло хорошо. Рано утром я встретился с командирами обеих дивизий, а затем посетил 46-ю дивизию. Когда я затем в полдень прибыл на место переправы 6-й дивизии у Анделя, я установил, что передовые отряды уже достигли Сены. Находившийся там штаб дивизии принял меры для предполагаемого вечером форсирования реки. К сожалению, мост был взорван противником еще до того, как передовой отряд достиг места переправы. Живописно расположенный на высокой скале городок Андель пылал после налета штурмовиков, чего мы в данной обстановке никак не могли желать в качестве извещения о нашем прибытии.
В 46-й дивизии создались, однако, некоторые трудности. Прежде всего, дивизия начала наступление на 3 часа позже назначенного срока. Когда я после посещения 6-й дивизии вновь прибыл в 46-ю, она потеряла всякую связь со своим передовым отрядом, который, во всяком случае, не достиг еще Сены, как этого сумел добиться передовой отряд 6-й дивизии. Когда я ехал опять в 6-ю дивизию, мне ничего не оставалось, как дать понять командиру 46-й дивизии, что я хочу с ним встретиться вечером на его переправе у Вернона. Я сказал ему, что он должен прибыть туда, по крайней мере, со своим потерянным передовым отрядом.
Возвращаясь снова в Андель, я увидел, что переправа через Сену в трех местах идет полным ходом при слабом сопротивлении противника. Пехота и артиллерия на гужевой тяге сделали все, чтобы своевременно в этот день достичь Сены.
Когда я около 7 часов вечера прибыл в Верной, то действительно застал там командира 46-й дивизии со своим передовым отрядом.
К сожалению, и здесь противник успел разрушить мост. Так как с южного берега Верной обстреливался сильным минометным огнем, я приказал передовому отряду переправиться ночью под прикрытием темноты.
При таком стремительном преследовании я не мог использовать прибывшую в корпус 1-ю кавалерийскую дивизию так, как я этого хотел. Она еще была довольно далеко, а, кроме того, мне ее передали из подчинения штаба армии с ясным указанием использовать ее для прикрытия левого фланга армии у Парижа на Уазе. Впрочем, дивизия донесла мне, что еще она находится далеко от моих передовых дивизий – ее атаковали крупные танковые силы противника. Ясно, речь шла здесь о танках, которые ранее скрылись от 46-й дивизии и действовали теперь в нашем тылу на фланге.
Когда я вновь после короткой ночи 10 июня прибыл в Верной, первые части 46-й дивизии уже переправились через реку. Так XXXVIII армейский корпус первым вышел на южный берег Сены. Войска могли по праву гордиться проведенным ими преследованием. Я был счастлив, что благодаря быстрым действиям корпуса мы избежали, может быть, тяжелых боев за переправу через Сену.
Но положение корпуса все еще было не из легких. Он один стоял на южном берегу Сены. Действовавший справа от него XV корпус достиг Сены у Руана только 10 июня, т. е. днем позже, и был повернут на Гавр. Следовавший за ним II армейский корпус был еще далеко от Сены. На левом фланге совершенно неясна была обстановка в районе Парижа, о гарнизоне которого ничего не было известно. К тому же XXXVIII корпус нуждался еще в двух днях, чтобы переправить через реку все свои силы. Легкие понтонные мосты, наведенные у Анделя и Вернона, были все время объектом неоднократных налетов английской авиации, которой удалось на некоторое время вывести из строя мост у Вернона. Если бы командование противника располагало на этом фланге какими-либо резервами, если бы оно проявило инициативу, то оно могло бы атаковать изолированно расположенный на южном берегу Сены XXXVIII армейский корпус.
Командующий 4-й армией генерал-полковник фон Клюге сообщил мне в начале наступления, что оперативная задача армии, полученная от ОКХ, заключается в том, чтобы «захватить плацдармы южнее Сены». Хотя ОКХ не намерено было искать решения этой второй фазы французской кампании в духе плана Шлиффена – путем выдвижения вперед сильного северного фланга для глубокого охвата западнее Парижа, как в свое время было предложено мною, – а собиралось осуществить, как это теперь ясно, с большим успехом удар массированных танковых сил восточнее Парижа на юг, указанная 4-й армии задача была слишком скромна. Даже если планировалось добиться успеха в результате нанесения удара восточнее Парижа и, следовательно, прорыва группы армий «Ц» через линию Мажино, а наступление группы армий «Б» к нижней Сене должно было представлять собою вспомогательные действия, то все же было необходимо удержать инициативу и на внешнем фланге. Группа армий «А» начала наступление через Эн только 9 июня. Было еще трудно предвидеть, принесет ли ее удар действительно желаемый решающий успех. Кроме того, надо было предполагать, что противник, имея в виду как раз план Шлиффена, знал об опасности глубокого охвата через нижнюю Сену и принял свои контрмеры. Тем более важно было удержать инициативу и на правом фланге и не дать противнику времени развернуться здесь для обороны или для наступления. Если, следовательно, по моему мнению, оперативная задача 4-й армии требовала немедленного продолжения наступления южнее Сены, то и XXXVIII армейскому корпусу, как мне казалось, не следовало выжидать на плацдарме до тех пор, пока противник не сосредоточит против него превосходящие силы.
Я запросил согласия штаба армии начать наступление на юг сразу после того, как корпусная артиллерия будет переброшена через реку, вместо того чтобы, как было приказано, удерживать плацдарм, который корпус расширил за это время до реки Эр. 27-я пехотная дивизия заранее была выдвинута на южный берег Сены. 11 июня я попросил разрешения перебросить на южный берег Сены также и 1-ю кавалерийскую дивизию, укрепившуюся на Уазе и одержавшую в этот день прекрасную победу над упоминавшимися раньше танками. В данной обстановке мне казалось совершенно естественным, чтобы единственная наша кавалерийская дивизия была бы первой и в преследовании. Я предполагал выдвинуть ее впереди корпуса с задачей быстро перерезать с юго-востока железные дороги и шоссе, ведущие в Париж.
К сожалению, мои предложения отклонили. Мне сообщили, что армия ждет указаний о дальнейшем наступлении. 1-я кавалерийская дивизия была затем у меня отобрана и переподчинена I армейскому корпусу, находившемуся во втором эшелоне, с тем чтобы она могла при любых обстоятельствах по-прежнему прикрывать севернее Сены фланг на Уазе. Так, к моему сожалению, эта прекрасная дивизия не получила задачу, которая так подходила именно ей!
Вечером 11 июня произошли два события, которые, по моему мнению, подтвердили правильность наших соображений. В расположении 58-го пехотного полка 6-й дивизии был сбит самолет, у летчика которого был найден приказ, содержавший данные об отступлении противника на широком фронте. Следовательно, необходимо было следовать за ним по пятам. С другой стороны, 46-я дивизия донесла, что против нее ведется крупная танковая атака – признак того, что наше пребывание южнее Сены было явно очень неприятным для противника. Дальнейшая проволочка со временем могла не усилить для него эту неприятность, а лишь уменьшить ее.
Утром 12 июня 46-я дивизия, только что отбившая с большими для себя потерями атаку, донесла, что противник сосредоточивается перед ее фронтом, и срочно просила помощи (в донесении говорилось о ПО вражеских танках). Я решил на свой страх и риск начать наступление всеми тремя дивизиями. Но едва только я отдал приказ, как появился командующий армией. Хотя он и одобрил мое намерение, но полагал все же, что ввиду отсутствия новых оперативных указаний от ОКХ лучше подождать. Он был озабочен, конечно, главным образом тем, что мой корпус будет действовать впереди один. Он отдал, поэтому строгий приказ не продолжать наступление за линию Эвре – Паси – приказ, который еще раз был подтвержден для верности в вечернем приказе по армии.
