После возвращения из Голландии Казанова почувствовал, что финансовое положение позволяет ему взять в аренду дом на улице Контесс д’Артуа возле улицы Монторгель и завести хозяйство по соседству с новыми особняками в районе Пти-Полонь (Малая Польша), к северо-западу за городской чертой Парижа. Там он устроил дворец для развлечений, который назвал Краков. У этого дома, недалеко от места современного вокзала Сен-Лазар, были два сада, конюшня, хороший погреб и отличная кухарка, мадам де Сен-Жан, по Прозванию Ла Перла (Жемчужина), а также несколько ванных комнат — знак изменяющихся стандартов личной гигиены. Казанова содержал два экипажа и пять быстрых жеребцов «enrages» («бешеные») — скакунов из личных конюшен короля, знаменитых своей быстротой и развитой литой мускулатурой. Наибольшее удовольствие в Париже Казанова, кроме женщин, еды и театра, получал от стремительной езды по хорошо мощенным столичным улицам. Вскоре дом Джакомо приобрел в парижском обществе дурную славу из-за устраивавшихся там азартных игр, бурного веселья до поздней ночи, а также из-за подававшихся к столу макарон с помидорами и колбасками и риса со сливочным маслом и сыром, блюд экзотической для французов кухни венецианского карнавала.

Пребывание Казановы в Амстердаме было успешным не только в отношении финансов. Там он нашел свою старую подругу Терезу Имер. Она пела в театре, при этом с ней жили двое ее детей: двенадцатилетний мальчик и пятилетняя Софи, дочь Казановы, родившаяся после их мимолетной встречи в 1753 году в Венеции. По словам Казановы, Тереза превратила детей в маленьких монстров, они капризничали и творили, что хотели. Как видно, Джакомо особенно не понравился мальчик, но маленькая Софи была копией отца, и он предложил Терезе вложить тысячу дукатов в ее новое дело в Лондоне — в клуб в Сохо, — если Софи поедет с ним в Париж. Тереза с минуту подумала и сказала «нет», но предложила вместо этого забрать мальчика. Джузеппе Помпеати нуждался в твердом мужском воспитании — а Джакомо Казанове, по причинам, которые довольно скоро станут очевидными, нужен был сын.

В 1734 году, в возрасте двадцати восьми лет, Жанна де Даскари д’Юрфе де Ларошфуко унаследовала все состояние рода д’Юрфе, одного из старейших и богатейших во Франции. Она прожила жизнь необычную для того времени — независимая состоятельная женщина, свободная в мыслях и духовных исканиях, без бремени ответственности или семейной жизни. Ее доход составлял восемьдесят тысяч ливров в год, большую часть его она тратила на книги — позднее собрание д’Юрфе ляжет в основание Национальной библиотеки; ей принадлежало множество домов в Париже и его окрестностях и несколько замков. Политика ей была неинтересна, в силу своего колоссального богатства и образованности она предпочитала посвящать себя философии, алхимии, теософии и магии. Маркиза д’Юрфе вышла за рамки ограничений своего пола и положения в обществе, погрузившись в альтернативную вселенную оккультизма, высокого искусства, крупных финансов, высокой моды и высокого уровня жизни. Она была молодой вдовой. Младенческий возраст у нее пережила только одна-единственная дочь, позднее помещенная в психиатрическую лечебницу. Как прознал Казанова, маркиза не просто хотела найти философский камень, эликсир вечной молодости или средство для нового перерождения, но и в качестве запасного варианта искала наследника, которому сможет передать все состояние.

Когда Казанова впервые был приглашен к ней домой, он увидел там лабораторию, в которой она проводила алхимические эксперименты и пыталась создать квинтэссенцию — нечто вроде катализатора, ускорявшего предполагаемую «естественную» эволюцию субстанции. Реализация этой задачи — opus alchemicum («великое дело») — была одной из основных целей алхимии, области, в которой пересекаются химия и поиски философского камня. Занятие требовало ресурсов, воли и терпения, чего у маркизы было в изобилии.

Она не жила отшельницей, держа салон, куда почти каждый вечер на ужин приходило по двенадцать гостей и где обсуждались материи эзотерические, а также то, что считается наукой и сегодня, тогда же, напротив, еще не было четкого различия между научным и ненаучным знанием. Согласно маркизе де Креки, на вечерах у д’Юрфе было «в избытке шарлатанов и людей, помешавшихся от оккультных наук». Кто-то смотрел на эти собрания более благосклонно. Среди завсегдатаев были аббат де Берни и мадам Бонтемп, гадалка мадам де Помпадур. Присутствовали в качестве протеже граф Калиостро, химик и гипнотизер; Месмер, открывший, как он полагал, животный магнетизм, но который, скорее, был квалифицированным гипнотизером, и странный граф де Сен-Жермен, человек неопределенного возраста, положения и происхождения, утверждавший, что ему несколько сот лет и он является доверенным лицом короля.

В этот привилегированный, но не совсем обычный мир и шагнул Джакомо Казанова, известный уже среди парижских оккультистов-дилетантов тем, что успешно излечил от акне герцогиню Шартрскую в 1750 году. А теперь он был гораздо более интригующей фигурой: он бежал из неприступной тюрьмы, нажил на лотерее состояние; под его чары, как сплетничали, попали многие весьма богатые светские дамы (например, мадам дю Бло и мадам де Буффлер). Маркиза вскоре пришла к выводу, что все недооценивают богатого итальянца, она верила, будто он наделен силой, которую только она одна сможет в нем раскрыть. Таким образом вместе они образовали самый странный союз в достаточно причудливой жизни венецианца, союз, основанный на совместном увлечении оккультными науками (про которые позднее Казанова заявил, что лишь на словах верил в них, хотя, может быть, в то время венецианец и испытывал к ним неподдельный интерес). Родственники маркизы утверждали, что он занимался всем этим по одной простой причине — хотел заполучить ее состояние.

Таково было одно из самых изощренных самооправданий намерения обобрать стареющую, уязвимую и несметно богатую женщину. Обман, если так его называть, продолжался годами. Казанова просил драгоценные камни якобы для использования их в «экспериментах» и в качестве кристаллов, нужных для обращения к астральным силам с помощью каббалы. Он переводил латинские тексты для маркизы и проводил с ней много часов в запертой лаборатории — ходили слухи, будто они были любовниками, и, возможно, это было правдой. Она осыпала его подарками и комплиментами, в частности, называла его «подлинным адептом, скрывающимся под маской непосвященного» — это высказывание засело у него в памяти, хотя, может быть, и не в том смысле, какой вкладывала в него маркиза. Вполне возможно, ключом к отношениям Казановы с маркизой, как и к его занятиям оккультизмом, является влечение к тайнам и эзотерике человека, который чувствовал необходимость подняться над ограничениями и правилами общества. Маркиза предпочитала верить, что Казанова сделал состояние на лотерее, дабы замаскировать свою истинную личность как мессии оккультизма. Он, по крайней мере, надеялся, что так и есть. Он расшифровал для нее некоторые тексты Парацельса — своего рода каббалистические криптограммы, похожие на попадавшиеся ему в палаццо Брагадина и герцогини де Шартр. Джакомо рассказал д’Юрфе, что у него есть ангел-хранитель и оракул по имени «Паралис» (это имя итальянец когда-то использовал сам), который руководит им. Поделившись с женщиной этим «секретом», он «превратился в хозяина ее души, ее сердца, разума или всего того, что оставалось от ее здравого смысла». Он стал консультантом по всем аспектам жизни самой богатой женщины во Франции.