– Но почему… – Она старалась понять.

– Тебе еще не ясно? Поколения варваров – моих предков Сент-Обинов убивали соседей, чтобы завладеть собственностью, грабили земли, издевались над женщинами в основном потому, что те не возражали. Не без причины им дали титул Хелстон.

Теперь гроза грохотала совсем рядом. Создавалось впечатление, что Господь предупреждает Розамунду, требует, чтобы она обратила самое серьезное внимание на слова человека, носящего имя падшего ангела.

– Ты стараешься меня испугать?

– Ты просто ненормальная, если еще не испугалась. Я стараюсь предупредить тебя. Хелстон – печально известный камень, закрывающий ворота в подземный мир здесь, в Корнуолле. Хотя, если хочешь знать мое мнение, мы всегда были среди приближенных дьявола.

– Ты полагаешься боюсь? – Розамунда покачала головой. – Я никогда не была суеверной. Это Сильвия придает значение всем приметам. Кроме того, я всегда притягивала неприятности независимо от того, сколько в моей жизни случалось удач. Так что твои рассказы не вызывают у меня страха. Единственное, что я хотела бы знать, – это почему ты посчитал необходимым предупредить меня о дурном прошлом Хелстонов.

– Потому что прошлое имеет обыкновение влиять на будущее. С этим ты не можешь не согласиться.

– Пожалуй.

– И кроме того, человек обычно не слишком умен, чтобы отклониться от курса, который считает для себя предначертанным.

– А вот в этом ты не прав!

Люк скрестил руки на груди и взглянул на нее с самым мрачным выражением лица.

– А я-то думал, что жизнь с братьями Берд навсегда избавила твое восприятие мира от романтического флера.

– Ты самый циничный человек в моем окружении, но одновременно и самый лучший.

Розамунда бросилась вперед, увидев, что Люк покачнулся. Даже в тусклом свете одинокой свечи было заметно, что он побледнел, несмотря на бронзовый загар.

– Что с тобой? – Не дожидаясь ответа, она заставила Люка сесть на кровать герцогини.

– Подожди, – прошипел он сквозь стиснутые зубы, – сейчас все пройдет.

В комнату на мягких кошачьих лапах вползла паника и стиснула горло Розамунды.

– Люк, должна сразу предупредить, я не слишком хорошая сиделка.

– И ты говоришь об этом только сейчас? – усмехнулся он. – Не очень порядочно с твоей стороны. Ведь всех остальных я уже отослал.

– Правила дьявола. – Розамунда нервно облизнула пересохшие губы. – Ты сам говорил мне о них. Так что тебе нельзя сдаваться. Уверена, ты просто устал. – При этом Розамунда постаралась вложить в свой голос значительно больше уверенности, чем в действительности испытывала.

Люк повернул ладонь тыльной стороной вверх, и они оба с ужасом уставились на яркую сыпь, появившуюся на его руках. Сент-Обин вздрогнул и поморщился. Похоже, ему было больно.

– Меня всегда удивляло, как много неприятностей может произойти за кратчайший промежуток времени. Но сейчас все как раз понятно. Свадьба всегда влечет за собой катастрофы.

Люк встал и снова пошатнулся.

– Думаю, тебе лучше лечь.

– Совет плохой сиделки?

– Совет того, кто определенно не сможет тебя поднять, если ты лишишься чувств и рухнешь на пол.

Люк стиснул руками голову.

– Ата…

– О герцогине есть кому позаботиться, – перебила Розамунда. – Я с ней побуду.

– Или Грейс. Она умеет ухаживать за больными. Розамунда постаралась не обращать внимание на столь очевидный намек.

Розамунда обхватила Люка поперек туловища, приняв на себя большую часть его веса, и у нее ослабели колени. Может быть, в доме остались лакеи? Но тут она вспомнила, как миссис Симмс, пыхтя, втаскивала в ее комнату ванну и на чем свет стоит кляла трусливых корнуоллских слуг, испугавшихся обычной простуды. Значит, надеяться не на кого.

Заглянув в глаза герцога, Розамунда расстроилась еще сильнее. Он попытался, по обыкновению, криво усмехнуться, но не сумел. Лицо Люка как-то странно помертвело, и он пробормотал:

– Боюсь, мои ноги отказываются ходить. Не могу…

– Ш-ш-ш… только покажи, где находятся твои апартаменты. – Розамунда почти поволокла Люка к выходу. Они медленно преодолели коридор и остановились у двери, которую указал Люк. Покои герцога оказались смежными с ее спальней.

Хорошие новости!

– Ты хочешь сказать, что все это время находился через стену от меня?

– Узнав это, теперь ты решительно… – Конец фразы прозвучал совершенно неразборчиво.

– По-моему, момент для подобного сообщения выбран не совсем удачно, – пробормотала Розамунда, тяжело дыша. – Надеюсь, ты не притворяешься.

Люк закрыл глаза.

– Или все же притворяешься?

– Пожалуй, я передумал относительно твоего дорогого супруга. Я лучше…

А потом его голова свесилась набок, и Розамунде пришлось напрячь все свои силы, чтобы ногой распахнуть дверь, ввалиться в комнату и доволочь Люка до массивной кровати темного дерева. Ничком рухнув на покрывало вместе со своей ношей, она почувствовала не просто страх – ужас.

Он может умереть!

Она взглянула на свои руки. Они дрожали. О жуткой перспективе она поразмыслит через час, не раньше. А теперь нужно действовать!

Но он действительно может умереть. Розамунда едва не зарыдала в голос.

Она попыталась собрать свою волю в кулак. Необходима холодная вода и полотенца. Спрыгнув с кровати, Розамунда устремилась к шнурку, которым вызывали слуг, и остановилась, вспомнив, что герцогине влажный компресс доставлял крайне неприятные ощущения. Новоиспеченная сиделка тронула лоб больного. Он был сухим и прохладным, как ее собственный. Розамунда с изрядным трудом вытащила из-под массивной фигуры герцога одеяло, взгромоздила его ноги на кровать и укрыла. Его веки дрогнули.

– Ата… – простонал он. Розамунда вскочила.

– Все в порядке. Я найду помощь.

И, позабыв о шнурках и звонках, ринулась по бесконечным лестницам в глубь дома. Кто-то же должен был в нем остаться! Она не впервые была одна, но в первый раз в жизни ей было так страшно. Дикая, первобытная паника охватила ее всю – от макушки до кончиков пальцев.

Великолепная Грейс Шеффи встретила ее на кухне. В руках графиня держала серебряный поднос с чайным сервизом. Никогда еще Розамунда не была так рада видеть соперницу.

Нет ничего хуже, стараться не потерять сознание, когда тебя обволакивает сон или опутывают прочные нити блаженного забытья. Так легко поддаться слабости и отправиться туда, где тебе обещаны мир и покой.

Но что-то тревожило Люка, настойчиво не позволяя сдаться. У него в ушах звучал перепуганный голосок: «Он делает больно! Больно! Только не говори Люку!» И он вернулся в свое тело. Ощущения были отвратительными. Создавалось впечатление, что батальоны муравьев занимаются боевыми искусствами на его конечностях. Он задрожал и мог бы поклясться, что даже зубы у него зашатались. Он чувствовал себя хуже, чем зеленый салажонок в свой первый шторм, и был столь же неловким.

А ведь он отвечал за бабушку. За Розамунду. Черт побери, за всех вдов.

Застонав, он вспомнил безумное обещание, вырванное у него бабушкой, – жениться и произвести на свет наследника. Проклятие! Он никогда не сможет его исполнить. Ну, первое не было таким уж невероятным, но второе… Единственная женщина, о которой он мог бы подумать без отвращения как о жене, не была бы одобрена высокородной герцогиней.

В его измученный мозг вплыл низкий мелодичный голос. Он говорил что-то правильное и доброе. Быть может, если держаться за него, удастся не соскользнуть в забытье?

Перед мысленным взором Люка промелькнул образ Роджера Сент-Обина. Его пресыщенный кузен – троюродный или четвероюродный – был следующим в списке претендентов на герцогский титул. Люк никогда всерьез не рассматривал возможность своей смерти раньше бабушки. Он будет проклят навеки, если позволит этому женоподобному бездельнику завладеть состоянием и заточить бабушку в какую-нибудь вдовью развалину, расположенную на краю земли, да еще с нищенским содержанием. В последний раз он встречался с кузеном, когда тому было пятнадцать лет. Юный хлыщ своими выходками довел-таки своего слабовольного отца до могилы. Перед тем как закончился один из самых долгих дней в его жизни, Люк мимолетно удивился абсурдности своих последних мыслей на этой земле. Почему-то на пороге небытия ему вспомнился никчемный дальний родственник, а не обаятельная Розамунда Берд в пароксизме страсти. Очевидно, у Всевышнего больше чувства юмора, чем он раньше считал. Тогда, возможно, и для его души еще не все потеряно.