Алексис вспомнила его холодную надменность на вечеринке у Шейлы, но человек, которого она полюбила в Испании, был совсем другим.

— Ох, — сказала она.

— Ты забывала о моем имидже, — сказал он. — Я же… я же ходил в ошейнике. Большей частью по крайней мере. Ты, похоже, принимала все за чистую монету. А я и забыл, что из себя строил. А потом… эти глаза. — Он нежно прикоснулся к длинным ресницам. — Каждый раз, посмотрев в них, я понимал, о чем ты думаешь. И что чувствуешь. — Он поднес ее пальцы ко рту и нежно потерся о них губами. — Я влюбился как школьник, не успев опомниться.

Алексис побагровела. Она знала, что должна отнять руки, если хочет отказать ему, но не сделала этого.

— Я тебе не верю, — сказала она с робкой надеждой.

Майкл коротко рассмеялся.

— Наверно, я не должен тебя винить. Я сходил с ума от желания, но знал, что тебе это даже невдомек. Временами ты была как… как школьница из хорошей семьи. Ты будто и не подозревала о существовании секса.

— Ох, — сказала Алексис изменившимся голосом и благоразумно отняла руки.

Он их отпустил без возражений и уставился в окно на осенний сад.

— Только… только я не школьник, Алексис. Иногда казалось, что ты хочешь меня, а потом будто не понимала, какие сигналы подаешь. Помнишь первую ночь в Испании? Ты заснула на моем плече, взяв с меня слою не уходить. Не будь ты такой невинной, я разнес бы весь этот замок.

— О Боже. Я не думала… — Она смотрела на него с раскаянием. — Извини.

Он повернулся с тенью улыбки на лице.

— Тренировка самоконтроля, даже полезно. А еще ты много рассказывала о себе. Кроме ошибочного представления обо мне, у тебя имелся целый набор безумных мыслей о себе самой. Я понял, что нужно время. Ухаживание, наверно. Я никогда ни за кем не ухаживал, я не знал правил поведения с такими людьми, как ты. А времени у нас не было совсем, с этим Фредовым фестивалем. И я все испортил.

Алексис подошла к дивану и села. Она чувствовала себя очень странно.

— Зачем ты говоришь все это? — наконец осторожно спросила она.

— Милая… в тот последний день… ты испугалась меня. Когда велела мне уходить. Не отрицай. — У Майкла бьи изможденный вид. Он отвернулся к окну и сунул руки в карманы.

Алексис решила, что здесь поможет только правда.

— Да. Но на то были причины. Ты же так на меня разозлился. Казалось, ты меня ненавидел. И это в завершение того ужасного дня…

— Потому что к нам заявился мужчина, которого ты любила, — горько сказал он.

— Нет! — закричала Алексис. — Потому что… Майкл, ты не мог бы подойти и посмотреть на меня? Я не могу раскрывать душу твоему затылку.

Он медленно повернулся и подошел. На этот раз она взяла его руки и усадила его рядом.

— Послушай, — сказала она. — Мы провели ночь вместе. Это была самая чудесная ночь в моей жизни. А ты после этого вел себя так, будто… будто ничего особенного не случилось.

Он хотел заговорить, но она ласково прикрыла его рот ладонью.

— Нет. Дай мне закончить. — Она судорожно рассмеялась. — Пока моя храбрость не улетучилась. Я не могла избавиться от вопросов: хотел ли ты этого по-настоящему и не было ли это только физиологией? И не был ли ты просто добр ко мне?

Майкл раскрыл глаза.

— Ты с ума сошла.

— Ты догадался, что это была для меня совершенно новая страна, а утром выглядел как ни в чем не бывало… Я подумала: «Наверно, для него это вовсе не так важно, как для меня. Надо постараться не ставить его в неловкое положение». Ты понимаешь?

Майкл обхватил ладонями ее лицо и поцеловал.

— Не много мне приходилось встречать женщин, боявшихся поставить меня в неловкое положение, — сказал он. — По крайней мере в последнее время. Не понял. Извини.

— Это еще не все. Ты ушел в эти жуткие горы. У меня бред начинался. Я так боялась за тебя.

Он обхватил ее за плечи и притянул к себе.

— Милая. Я не знал. Алексис сказала:

— Все обошлось. С тобой ничего не случилось. — Она не могла смотреть ему в глаза. — Я говорила с тобой по радио. Ты не слышал.

Он тихо ответил:

— Я услышал, как ты сказала: «Вернись ко мне». И я слетел с этой горы, как камнепад.

Она удивленно взглянула на него:

— Так почему же?…

— Мне было тяжело, — быстро сказал он. — Появился Патрик, и я тут как тут — вышибаю его. Ты ничего не сказала. Я подумал: «Может быть, она просто прячется за меня. Любит его по-прежнему, но знает, что отношения невозможны. А я — просто маскировка». Я ушел, рискуя потерять тебя, и даже не знал, что ты чувствуешь. А если бы ты ничего не чувствовала?

— Ты поэтому смотрел на меня с такой ненавистью? — медленно спросила она. — И кричал, что я могу забеременеть?

Майкл поморщился.

— Нет, это я со зла, — честно признался он. — Я знал, что эмоционально ты живешь в придуманном мире. Но мне никогда не приходило в голову, что у тебя ничегоне было. Глупо, я понимаю. Когда до меня дошло, что ты никогда не была с ним в постели и нас ждали Бог знает какие последствия этой ночи, я… да, я почувствовал себя использованным. Единственное, в чем я был уверен, — это что не позволю использовать себя. Я был вне себя от бешенства.

Алексис вздрогнула.

— Я помню.

Майкл отпустил ее. У него было изможденное лицо.

— Я тогда все испортил? Ты поэтому не хочешь выходить за меня?

Она колебалась.

— Почему ты так долго не возвращался?

— Не мог. — Его голос был очень спокойным. — * Однажды я чуть было не вернулся. Недели через три после того, как ушел. — Он провел рукой по глазам. — Но смекнул, что это опасно: я забыл, что должен был дать интервью в то воскресенье, когда мы уехали. Репортеры землю рыли, пытаясь выяснить, с кем я был. У них были фотографии из гаража. Снимки получились нечеткими, но при должных усилиях выйти на тебя было нетрудно. Я не хотел наводить их. — Он помолчал. — И потом, я думал, что ты не хочешь видеть меня. Я… э-э… я узнавал у Шейлы.

— Узнавал? — повторила Алексис.

— Не беременна ли ты, — пояснил он. Она вспыхнула.

— Мне сказали, что ты сменила преподавателя и снова начала играть. Все у тебя шло хорошо. А я… — он хрипло рассмеялся, — я даже не был уверен, что моя карьера не испорчена. И вообще: есть ли у меня что-нибудь, чтобы предложить тебе. И ты сказала, что не хочешь больше видеть меня.

Вид у него был пугающий. Но она такие виды видала, и храбрости ей не занимать, напомнила себе Алексис. Так говорил Майкл.

— Так что же изменилось? — спросила она, покрывая поцелуями его щеку.

Майкл не шевелился. Она поцеловала его в висок.

В его голосе появились знакомые веселые нотки, но звучали они на мрачном фоне, отчего ее нервы натянулись до звона.

— Твоя музыка. Я предложил тебе эту работу через Шейлу, не рассчитывая, что ты за нее возьмешься. И что вложишь в нее все сердце.

Алексис поцеловала его бровь.

— Я думала, что утомила тебя, как Патрика. Моими безумными принципами, как говаривал он.

Рука Майкла погрузилась в рыжие волосы, спутавшиеся после бессонной ночи, и принялась расчесывать их.

— Ты никогда не утомишь меня, — сказал он с чувством. — И мне нравятся твои принципы. Твои принципы означают, что я могу верить тебе. Когда я в здравом уме.

Он повернул ее лицом к себе. Он стал вдруг очень серьезен.

— Послушай, милая. Мне всегда было трудно верить людям, и ты видела, каким я становлюсь, когда думаю, что предан. Не знаю, какой из меня выйдет муж. Ты готова рискнуть?

Алексис вглядывалась в его лицо.

— Ты любишь меня, Майкл? — спросила она наконец. — Ты в самом деле любишь меня?

Он обнял ее так, что перехватило дыхание.

— Я люблю тебя. И ты никогда больше не усомнишься в этом. — Слова прозвучали как клятва.

Алексис вздохнула и притянула его голову.

— Это очень красивое и дорогое платье, — прошептала она в его губы, — сделано будто специально для того, чтобы его легко было снимать. Я рискну выйти за тебя и сделать все, что ты захочешь.