Фрайтаг сказал, что да, готов, и они двинулись дальше в темноту. Одни. Их спутниками были лишь порывы ветра. Хотя Фрайтаг переживал, сумеет ли идти дальше, он тем не менее отдохнул и какое–то время шагал довольно–таки бодро. Снег был неглубок; он лежал тонким слоем, едва–едва прикрывая землю. Так что идти по нему было легко. Порывистый, колючий ветер дул им в спину, однако скорее подгонял, чем мешал идти. Правда, вместе с ветром в спины им впивались острые иглы сухого снега, но они их не замечали, как не замечали и самого холода, движимые вперед желанием поскорее добраться до своих. В темноте местность казалась плоской, но по мере продвижения вперед они заметили, что это не так: земля под их ногами то уходила вверх невысокими холмами, то вела вниз. Правда, перепады высот были небольшие и не мешали движению. Небо почти полностью прояснилось, и Шрадер подумал, не слишком ли они с Фрайтагом заметны, поднявшись на вершину одного такого пологого холма. С другой стороны, что поделаешь. Главное в этой ситуации — не терять бдительности. Темнота и безлюдье, а еще унылое завывание ветра — все это странным образом делало их незаметными. Вернее, им казалось, что это придает им некую незаметность, как будто они были два моряка, затерянные посреди бескрайнего ночного океана. Они шли, выпрямившись в полный рост, хотя и были постоянно начеку. Вместе с тем им на какое–то время удалось стряхнуть с себя напряжение, которое раньше заставляло их пригибаться к земле и, неуклюже скрючившись, пробираться сквозь руины города, который теперь остался далеко позади.

Таким твердым шагом они смогут быстро преодолеть эти два–три километра, подумал Шрадер. Правда, как только они дойдут до русских позиций, то будут вынуждены вновь пригнуться ниже, если они хотят миновать их целыми и невредимыми. Как только сумеют это сделать, то до своих будет рукой подать. Шрадер был готов, если надо, ползти ползком, и эта готовность придала ему уверенности в себе. Главное, чтобы Фрайтаг его не подвёл.

Время от времени они делали остановки, пусть даже всего на пару секунд. Шрадер шепотом обращался к товарищу, тот таким же шепотом отвечал ему, что с ним все в порядке. Шрадер не смог сказать, так ли это на самом деле. Узнает только тогда, если в какой–то миг парень остановится и больше не сможет двигаться дальше.

Время от времени они оглядывались на Великие Луки. Впрочем, те были почти не видны. Даже силуэты редких уцелевших зданий теперь почти сливались с горизонтом. В некоторых местах небо лизали языки пламени и вверх поднимались столбы дыма. Растекаясь в вышине, они заливали небосвод, подобно чернильному пятну и закрывали собой звезды. А еще со стороны доносилась перестрелка и уханье орудий. Однако, гонимые дальше мечтой о спасении, Шрадер и Фрайтаг сразу даже не подумали о тех своих боевых товарищах, что не смогли преодолеть изрытое воронками поле после стычки с русским дозором. Но разрывы продолжали грохотать, и они были вынуждены вспомнить тех, кто все еще оставался в цитадели — раненых и тех, что не успел выйти оттуда. Возможно, они просто пережидают, прежде чем предпринять новую попытку. То же самое можно было сказать и про Трибукайта с его отрядом. Так что Шрадер и Фрайтаг были одни и в одиночку шли дальше. Город за их спинами все удалялся, сжимаясь в размерах, словно некая планета, пустая и безжизненная. Куда ни бросишь взгляд, повсюду лишь камень да столбы дыма — серо–черные напоминания о разыгравшихся на земле событиях, медленно уплывающие в межпланетное пространство. Какое–то время, пока Шрадер и Фрайтаг шагали дальше, они могли различить слева от себя темный силуэт Войлочной фабрики. Причем чем больше они удалялись от города, тем четче вырисовывался он на фоне неба — этакая призрачная груда развалин, подсвеченная всполохами костров, у которых грелись враги. Их слух в очередной раз уловил рокот моторов, сначала где–то поблизости, а потом все дальше и дальше, пока он окончательно не смолк вдали. Их вновь окутало безмолвие, нарушаемое лишь завыванием ветра.

Вскоре им на пути попались мертвые тела, и они застыли на месте. Фрайтаг без сил рухнул на землю, молча, без стонов. Шрадер присел рядом с ним на корточки, а потом вытянулся на снегу. Фрайтаг тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух. Он приподнялся на здоровой руке, полусидя–полулежа. Лечь плоско он не мог, тотчас давала о себе знать мучительная боль в плече. На какой–то миг ему удалось принять лежачее положение, медленно, словно он с предельной осторожностью укладывал на снег каждую часть тела по отдельности. Перекатившись на спину, он устремил взгляд в небо. Изо рта у него, словно крошечные галактики, вырывались облачка пара. Шрадер ощупал первого мертвеца в потрепанной форме — тот уже окоченел как камень, — после чего отполз дальше.

Весь их путь через город был отмечен мертвыми телами. За городом, в снежной пустыне до сих пор никаких тел не было, и это настораживало. Их ночное зрение обострилось до такой степени, что теперь они могли различить на головах убитых каски или шапки горных стрелков. Посреди тел стоял подбитый бронетранспортер, и еще один, чуть дальше.

Шрадер не понял, что это останки солдат из отряда Трибукайта, тех самых, что неделю назад пробивались к ним на помощь. Ему вообще не пришло в голову никаких мыслей. Кто знает, эти мертвецы могли валяться здесь уже несколько месяцев.

Впрочем, найти что угодно посреди этого снежного безмолвия само по себе было тяжким испытанием для его нервов. Пустота и тьма по–своему успокаивали, служили единственной защитой. Увиденное поразило Шрадера и на сознательном, и на бессознательном уровне. Из этого жуткого зрелища он сделал вывод, что поблизости нет ни одной живой души. Затем он набрался мужества, подошел к первому бронетранспортеру и направил внутрь дуло автомата. В распахнутую дверь он увидел то, что и ожидал увидеть, вернее, скорее различил мысленным взором. Его «дружно поприветствовали» изуродованные тела погибших.

Он ощупал самое первое, что свешивалось наружу — твердое, как камень или сталь, из которой был сделан корпус боевой машины. Шрадер крадучись обошел машину и заглянул в кабину водителя, после чего вернулся к Фрайтагу.

Парню требовался дополнительный отдых. Силы почти оставили его. Ощущение было такое, будто он был вынужден задерживать дыхание на протяжении километра, и теперь лежал и жадно хватал ртом воздух, пытаясь сдержать рвущиеся наружу стоны, словно те могли облегчить ему дыхание. Шрадер сказал ему, что живых здесь никого нет, и тогда Фрайтаг простонал — тихо, еле слышно, но простонал.

— Не торопись, — сказал ему Шрадер, как уже говорил не один десяток раз. — Все идет как надо, приятель. Уж если ты прошел первую половину пути, то пройдешь и вторую.

Фрайтаг по–прежнему лежал на спине, глядя в небо. От вида усыпанной звездами бездны у него закружилась голова.

— Помоги мне сесть, — попросил он Шрадера и протянул здоровую руку. Шрадер поднялся и подтянул его в сидячее положение, после чего сам сел с ним рядом.

— Хочу курить, — сказал Фрайтаг.

Шрадер кивнул.

— Это поможет тебе отдышаться, — сказал он спустя какое–то время.

— По крайней мере, не повредит, — произнес Фрайтаг.

— Что бы ты предпочел, пулю или сигарету? — в шутку спросил его Шрадер.

— Пулю, — ответил Фрайтаг.

— Не дури.

— Можно подумать, ты сам не знаешь, — сказал Фрайтаг.

У каждого имелась заначка из нескольких сигарет. И ни один из двоих не смог бы сказать, почему не выкурил их перед бегством из цитадели. Желание курить тогда было столь сильным, что они выкурили их одна за другой, оставив на всякий случай лишь пару–тройку. Впрочем, зачем, уж если курить, то все до конца. Потому что соблазн был велик, и ничего хорошего от него не жди. Шрадер страдал от него не меньше, чем Фрайтаг. Он представил себе, как докуривает последнюю сигарету, и ему стоило немалых усилий выбросить эту картинку из головы.

— Сколько осталось до рассвета? — спросил Фрайтаг.

— Еще долго. Часа два–три.