Из взвода Шрадера остались лишь двое, кто не был ранен, — Фрайтаг и Тиммерман. Из тех, кто получил ранение, дольше всех протянул Грисвольд. Он умер вчера.
Передвигаться без посторонней помощи Фрайтаг мог, но вот плечо болело, и он даже не представлял, как долго сможет пройти самостоятельно. В принципе на боль в левом плече можно было не обращать внимания, и он был преисполнен такой решимости, а вот дышать с каждой минутой становилось все труднее и труднее. Судя по всему, часть легкого оказалась задета, хотя он и не мог сказать наверняка, так ли это. Может, на него давит какая–та кость, а может, причина в чем–то другом. В результате взрыва гранаты, когда пару дней назад он совершал вылазку наружу, на него рухнула балка. С двумя другими солдатами в самую глухую полночь они решили сходить в разведку, посмотреть, не отыщется ли среди русских позиций лазейка, сквозь которую бы можно было проскользнуть. Фрайтаг вызвался сам, а Дарнедде порекомендовал его Трибукайту. На тот момент к ним еще не поступила информация от Верховного командования, однако Трибукайт по собственной инициативе решил на всякий случай выяснить возможности прорыва. И наплевать, как на это посмотрит начальство.
Фрайтаг вернулся в цитадель на своих ногах, вместе с другими двумя солдатами. После чего Трибукайт отправил за стены вторую группу разведчиков, чтобы они попытались отыскать другой путь. Фрайтаг же тем временем молча страдал, не желая, однако, показывать окружающим, в том числе Шрадеру, что ему больно.
Даже сейчас, в самый последний момент, он не осмелился признаться Шрадеру. Сказал лишь, что готов идти и его ничего не остановит.
— Не переживай, — ответил Шрадер. — Ни о чем не переживай.
Фрайтаг прислонился головой к холодным камням арки и посмотрел в темноту, на силуэт своего товарища.
— Спасибо, спасибо, что не бросаешь меня, — поблагодарил он Шрадера.
— Да ладно, — ответил тот.
Толком не видя в темноте Фрайтага, он протянул руку и потрогал голову юноши.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — поспешил заверить его Фрайтаг.
— Хорошо. Если понадобится помощь, не стесняйся, говори.
Шрадер сам не знал, почему так поступает, зачем говорит эти слова. Напряжение последних минут наполнило его до самых краев, грозя вырваться наружу, и вместе с тем он оставался на удивление спокоен.
Как ни странно, беглецы сумели выйти через главные ворота, те самые, через которые несколько недель, а кое–кто даже месяцев вошли сюда.
Странно, что все это время главная арка, по сути дела, оставалась открыта для русских, и тем не менее они ни разу не смогли толком проникнуть внутрь. Защитники крепости были подобны защитникам космического корабля, которые, несмотря на разгерметизацию, смогли протянуть несколько месяцев, хотя вакууму ничто не мешало ворваться внутрь их корабля. Дула пулеметов по периметру двора были нацелены на центральную арку. В результате чего та превратилась скорее в отвратительную мишень для немецких пулеметчиков, нежели во входные ворота для русских. Неудивительно, что перед ней там и здесь валялись мертвые тела, брошенное впопыхах оружие. Некоторые были раздавлены танковыми гусеницами в тот день, когда отряд Трибукайта прорвался в цитадель.
Тем не менее то, что русские не попытались проникнуть внутрь, с трудом укладывалось в голове. Как с трудом верилось и в то, что они покидают цитадель через те же самые зияющие ворота. Они чувствовали себя нагими, проскальзывая наружу группами по десять–двенадцать человек. Сначала они шли друг за другом мимо подбитого танка и вскоре оказывались по ту сторону стен. На самом же деле в кромешной тьме, выходя из главной арки, они были столь же незаметны, как если бы просочились сквозь межмолекулярное пространство в противоположной стене. И все–таки напряжение не отпускало их — в любой момент, освещая все вокруг, в небо могла взлететь сигнальная ракета. Главное же состояло в том, что двигаться нужно было бесшумно. Впрочем, все, что они смогли сделать, это обернуть тряпками любые металлические предметы, которые имели при себе, а то и вообще избавиться от них. В результате многие предпочли не надевать касок.
Снаружи стены лежало мертвое пространство, отделявшее их от позиций русских. Огромное поле, изрытое воронками. Первоначально враг был гораздо ближе, и тогда ни о каком бегстве через главные ворота не могло быть и речи. Две слаженные атаки имели место буквально два дня назад и едва не стоили им всем жизни. Странно даже, что этого не произошло, потому что русские в нескольких местах даже сумели вскарабкаться на стену. Это был самый худший для защитников день, день, когда их неотступно преследовала мысль о том, о чем они будут думать в свои последние минуты. Трибукайт умолял Волера прислать им в поддержку авиацию, потому что в противном случае им здесь грозит гибель. В конце концов, сквозь тучи до них донесся гул авиамоторов. Впрочем, знали они и то, чем им грозит даже самая малая ошибка со стороны летчиков: сброшенные с немецких самолетов бомбы прикончат их даже раньше, чем это сделают русские. Пронесло, но только чудом. Разрывы бомб сотрясали цитадель до самого основания. Большое количество вражеских солдат было уничтожено на месте, а немало защитников цитадели еще с полчаса не могли прийти в себя. Но еще до того как чувства вернулись к ним, все еще оглохшим и смутно понимающим, что происходит, они выскочили из своих укрытий, чтобы добить тех врагов, что остались живы и теперь, оглушенные, бродили вокруг. Впрочем, и сами защитники были как пьяные или сомнамбулы, терзаемые кошмарным сном. Впрочем, теперь для тех немногих русских, что еще цеплялись за жизнь, этот кошмарный сон становился реальностью — впрочем, не только для раненых, но и для уже мертвых. Защитники цитадели, не разбирая, кто жив, кто мертв, кромсали их на куски, решетили их тела пулями.
Таким образом, стены от русских все–таки удалось очистить. Теперь по ту сторону земляного вала простирался безжизненный лунный пейзаж. Русские по всему периметру отступили назад, а в отдельных местах на несколько сот метров.
И вот теперь, в глухую ночь с 16 на 17 января, задачей номер один для беглецов стало по возможности преодолеть без потерь это изрытое воронками поле. Шрадер вел Фрайтага и Тиммермана и еще семерых солдат. Согнувшись в три погибели рядом с подбитым танком, они ждали своей очереди выйти за ворота. Первые три группы уже вышли. Четвертая, возглавляемая Дарнедде, сделав буквально несколько шагов, растворилась в темноте безлунной ночи.
— Фрайтаг идет со мной, — шепнул Шрадер, обращаясь к Тиммерману. — Я его ни на минуту от себя не отпущу, чего бы мне это ни стоило. Если мы погибнем, командование отрядом возьмешь на себя. Старайтесь держаться как можно ближе к Дарнедде, если вдруг случайно отобьетесь от нас.
— Понял, — ответил Тиммерман. В темноте выражение его лица было невозможно разобрать.
Фрайтаг стоял от них всего в нескольких шагах, однако Шрадер его не видел. Тогда он шепнул другому солдату, и Фрайтаг подошел к нему ближе.
— Зажми вот это между зубов, — велел ему Шрадер. — Кто–то наверняка споткнется в этой темнотище, особенно ты.
— Обещаю, что не вскрикну, — произнес Фрайтаг.
— Не зарекайся. Возьми, кому говорят. По крайней мере, до тех пор, пока не доберемся до ровной местности.
Фрайтаг взял лоскут ткани, который Шрадер сунул ему в здоровую руку. Дыхание по–прежнехму давалось ему с трудом. Правда, распространяться об этом не входило в его намерения. Пару секунд он растерянно мял лоскут в руке, а затем сунул один конец в утолок рта.
Взгляд каждого из них был устремлен в темноту. Все напряженно ждали того момента, когда с русской стороны в воздух взлетит ракета. Как будто самое напряженное ожидание с их стороны может этому поспособствовать, как будто им хотелось, чтобы это произошло как можно скорее и на том все кончилось. В дневное время они внимательно рассмотрели изрытое бомбовыми воронками поле и потому знали, какому риску подвергают себя. Это пространство вряд ли возможно пересечь совершенно бесшумно. Они были практически слепы и передвигались на ощупь, но не из–за темноты, а потому что напряжение словно обострило их слух, более того, вложило им в уши то, что они больше всего боялись услышать. Так, например, им казалось, будто они слышат слабые звуки, долетавшие от тех групп, что шли впереди. И это при том, что на ногах у всех до единого были валенки, снятые с убитых русских.
