— Ты сегодня не собираешься на работу? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Я ушла с работы перед самым Рождеством.

У него отвисла челюсть.

— Перед Рождеством! Почему же ты мне не сказала?

— Я думала, тебе это совершенно безразлично.

— Разумеется, мне это небезразлично! И что ты делала? Нашла себе что-нибудь?

Она покачала головой. Решение оставить работу пришло как-то внезапно, но вместо скуки от пребывания все время дома, которую она ожидала, Тони почувствовала облегчение: она перестала делать то, что ей не нравилось. И это было началом.

— Я этого не понимаю. — Тут Дом взглянул на будильник на столике у кровати. — Черт побери, уже восемь! Я не могу поверить в то, что ты мне ничего не сказала.

Он начал одеваться. Дом всегда выглядел хорошо одетым, хотя и одевался как-то небрежно. Сегодня он выбрал шелковую рубашку темно-оранжевых и коричневых тонов и чесучовые брюки, пузырящиеся на коленях и со складками. Галстук он носил редко.

— Тебя, очевидно, что-то расстроило, — сказал он, одеваясь. — Что именно?

— Ничто меня не расстроило.

— Тогда в чем дело? Я сделал что-нибудь не так?

Она продолжала листать журнал. Спазм перехватил ей горло.

— Если я сделал что-то не так, тебе надо было сказать мне об этом.

Ей удалось хрипло выдавить из себя:

— Все не так просто.

— Что ты имеешь в виду?

— Множество всяких вещей, Дом. Я не могу все свести к чему-нибудь одному.

— Тогда сведи к нескольким. Скажи мне, что не так?

— Забудь об этом. Я не смогу. Не сейчас, когда ты такой.

— Какой?

— Посмотри на себя! — закричала она, отбрасывая журнал. — Послушай, что ты говоришь! Тебя рассердило то, что я расстроена! Ты рвешься на работу! Ты хочешь, чтобы я по-деловому представила тебе список своих чувств, чтобы ты смог быстро в нем разобраться и бежать на свою проклятую работу! Нет, со мной так не получится! Я не вхожу в число твоих секретарш. И я вовсе не двухмерная экранная красотка из одного из твоих фильмов. Я, черт побери, человек!

Дом смотрел на нее.

— Я знаю, что ты человек.

— Тогда почему же ты не обращаешься со мной как с человеком? Почему ты ведешь себя, словно я мебель?!

Он шагнул к ней, слегка улыбаясь.

— Это когда мы занимаемся любовью, я обращаюсь с тобой, как с мебелью?

Она молчала. Словно выиграл уже сражение, Дом отвернулся, чтобы взять ботинки.

— Есть ведь еще кое-кто, не правда ли? — неожиданно промолвила Тони. — Я знаю это.

— Есть еще моя работа, — холодно заметил Дом.

— Наверняка есть еще кто-то. Кто она?

— Каждый день мне приходится улаживать десять миллионов критических ситуаций. Если уж у меня не хватает времени на собственную жену, то, черт побери, можешь быть уверена, что времени на любовницу у меня нет тоже.

Дом схватил ботинки и пошел вниз. Он не мог понять, что разозлило его. Год назад он подошел бы к Тони, обнял ее, приласкал, перецеловал бы ее слезинки. Он прошептал бы ей ласковые слова, и их ссора очень мило закончилась бы в постели.

Он отнес все это на то, что опаздывает. У Тони просто талант выбирать для ссор самые неподходящие минуты. Он определенно не думал о Ларк.

«Мне необходимо убраться отсюда, — сказала себе Тони, после того как он уехал. — Я и не думала, что так когда-нибудь будет только потому, что я замужем. Но я уже другая женщина. Я веду себя, как всякая томящаяся от любви дура, которых я всегда презирала».

Тони вынесла кофе на террасу, выходившую на их великолепный сад. Пуансетия уронила на стену несколько длинных малиновых листьев.

Без сомнения, здесь было как в раю. Но Тони не желала жить в раю. Ей хотелось домой. Февраль, Нью-Йорк продувается пробирающими до костей ветрами, улицы покрыты грязным серым снегом. Ее убежищем будут сухие, натопленные квартиры и кабинеты. Может быть, это просто ностальгия, но она не могла избавиться от тоски по дому.

В полдень, повинуясь какому-то порыву, Тони набрала личный рабочий телефон Дома.

— Алло, Дом?

— Привет, Тони. У меня сейчас совещание. Я позвоню тебе позже.

— Не беспокойся. — Тони изо всех сил старалась говорить спокойно. — Я звоню просто для того, чтобы сообщить, что возвращаюсь в Нью-Йорк. Уеду сегодня после обеда.

На другом конце провода молчание, потом Дом сказал:

— Ничего не предпринимай, пока меня нет, хорошо? Совещание закончится через час, и я сразу же приеду домой. Надо поговорить.

Тони не прощаясь повесила трубку. Она снова плакала. Иногда у нее были такие срывы. Ни с того ни с сего она начинала рыдать и думала, что слезы никогда не перестанут литься.

Тони подошла к зеркалу.

— Прекрати… Прекрати…

Ей не хотелось предстать перед Домом, когда он приедет, измученной и с опухшими глазами. Он влюбился в нее, потому что она была красива, умна и уверена в себе. Как же она могла превратиться в такую тряпку?

— Прекрати… прекрати…

Тони промокнула глаза салфеткой и спустилась по прохладному коридору вниз, на кухню. Наверху Бенита, их горничная, работала с пылесосом. Тони включила кофеварку.

Дома не было до пяти часов.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что уезжаешь в Нью-Йорк? — спросил он.

Она снова начала плакать.

— Не надо! — беспомощно воскликнул он.

— Я ничего не могу поделать…

— Что с тобой происходит? Ты так изменилась за прошедший год. Что случилось с задиристой деловой женщиной, на которой я женился? Я беспокоился, что буду редко тебя видеть, потому что ты горишь на работе.

— Не знаю я, что произошло, — честно ответила Тони. — Я только знаю, что ничего не выходит. Я тоскую по дому. Я скучаю по своей работе. Скучаю по родственникам, по вечеринкам. Мне скучно сидеть дома. Я хочу любви, Дом. Я не думала, что ты так изменишься только потому, что мы поженились.

— И я не думал, что ты изменишься, — медленно проговорил Дом. — Полагал, что ты как и прежде будешь ходить на вечеринки, навещать друзей. И твоя работа будет для тебя целым миром. Мне кажется, чем больше ты опираешься на меня, тем больше я отдаляюсь от тебя. Это пугает меня.

Тони снова промокнула глаза салфеткой.

— Словно на меня напала какая-то слезная болезнь, — пробормотала она. — Я никогда не плакала.

Дом подошел к ней и обнял.

— Давай попробуем еще раз, — ласково сказал он. — Мы уедем на пару недель и попробуем ликвидировать эту трещину, хорошо? Я повезу тебя на Бермуды. Мне ведь все равно нужен отпуск.

Это было совсем не то, что она от него ожидала. Тони снова расплакалась.

— Хорошо, Тони? Попробуем снова?

Она кивнула.

— Хорошо, — сказала Тони, и голос ее был приглушен шелком его рубашки.

Дом смог взять отпуск лишь на неделю, поскольку был самый разгар важнейших переговоров относительно нового фильма, продюсером которого он хотел стать. Ему хотелось также быть на месте на случай, если что-то случится с телефильмом, который Джонни снимал в Венеции: он не доверял брату.

В первый вечер в Нассау они отправились в рыбный ресторан над заливом, потанцевали, немного поболтали и выпили вина. Обоим было как-то неловко, однако вино помогло расслабиться.

Когда они вернулись в отель, Дома ждали три сообщения, переданных по телефону.

— Прости, придется немного повисеть на телефоне, — извинился он.

Тони не ответила: ее это не удивило. Она прошла на террасу, улеглась в шезлонге и стала смотреть на звезды. У Тони было такое чувство, будто она пришла на свидание к мужчине, от которого совершенно потеряла голову, но который женат на другой женщине.

Дом висел на телефоне больше часа. Тони пошла спать. Когда Дом наконец улегся рядом, Тони притворилась, что уже спит.

На следующий день они отправились купаться.

За обедом Тони небрежно поинтересовалась:

— Ты не заглядывал к администратору? Для тебя там есть масса сообщений из Лос-Анджелеса.

— Заберу после обеда.