Хозяин СС Гиммлер однажды поставил перед Хиртом конкретную цель: найти противоядие от иприта (в то время немцы очень беспокоились, что союзники предпримут газовые атаки; они и сами разрабатывали спешно всё новые и новые ОВО — отравляющие вещества!). Доктор Хирт рьяно взялся за дело и в конце концов попал в госпиталь с тяжелейшим отравлением. Все лёгкие у него были в кровоизлияниях! Конечно, он не брезговал и животными, но был убеждён, что спасти человека может только сам человек, то есть ставить опыты нужно не на собаках и крысах, и даже не на обезьянах, а только на людях. Он так удачно изучал воздействие иприта, что по его милости отправился на тот свет или потерял зрение и здоровье не один десяток человек, в основном узники концлагерей. Остановить тут Хирта могла только хорошая свинцовая пуля, но не Вольфрам Зиверс.
Второе гиммлеровское задание было попроще (рейхсфюрер, очевидно, сообразил, что опытами Хирт и себя в могилу вгонит) — провести антропологические исследования, чтобы доказать ведущее значение арийской расы. Была у Гиммлера эта навязчивая идея. Ненавидящий сниматься Генрих Гиммлер между тем охотно становился в позу около любого археологического памятника, символизирующего достижения предков. Шпеера от этого пристрастия Гиммлера даже тошнило. «Гиммлер организовал с помощью учёных раскопки из времён доисторических. И зачем только мы перед всем миром твердим, что у нас нет прошлого? Мало того, что римляне возводили уже огромные сооружения, когда наши предки ещё жили в глинобитных жилищах, так Гиммлер принялся теперь за раскопки этих поселений и впадает в экстаз от всякого, что попадётся, глиняного черепка и каменного топора. Мы этим только доказываем, что мы всё ещё охотились с каменными топорами и сбивались в груду у открытого костра, когда Греция и Рим уже находились на высочайшей ступени культуры. У нас более чем достаточно оснований помалкивать о своём прошлом. А Гиммлер вместо этого трезвонит об этом повсюду. Можно себе представить, с каким презрением сегодняшние римляне смеются над этими откровениями», — с ненавистью писал он.
Антропология была тайной страстью Гиммлера. Рейхсфтарер верил, что форма черепа может сказать всё о качестве мозгов, которые были заключены в этом черепе, когда он ещё пребывал на шее человека. Так что мысль Гиммлера была ясной: нужна большая коллекция, представляющая по возможности все расы, чтобы наглядно показать, чем нордический человек выше всех прочих людей второго сорта. Внимательно изучив уже хранящийся в музеях материал, Хирт выяснил, что со многими расами там всё обстоит нормально, то есть имеются такие экспонаты, однако на этом антропологическом фронте не всё так безоблачно. Вот почему он и отправил своему шефу Гиммлеру отчаянное письмо, за которое и заплатил Зиверс — петлёй на шею:
«Мы имеем обширную коллекцию черепов почти всех рас и народов. Лишь черепов евреев наука имеет в своём распоряжении очень немного, и поэтому их исследование не может дать надёжных результатов. Война на Востоке даёт нам теперь возможность устранить этот недостаток.
Практическое проведение беспрепятственного получения и отбора черепного материала наиболее целесообразно осуществить в форме указания вермахту о немедленной передаче в будущем всех еврейско-большевистских комиссаров живьём полевой полиции.
Полевая полиция, в свою очередь, получает специальное указание непрерывно сообщать определённому учреждению о наличии и местопребывании этих пленных евреев и как следует охранять их до прибытия специального уполномоченного. Уполномоченный по обеспечению материала (молодой врач из вермахта или даже полевой полиции или студент-медик, снабжённый легковым автомобилем с шофёром должен произвести заранее установленную серию фотографических снимков и антропологических измерений и по возможности установить происхождение, дату рождения и другие личные данные.
После произведённого затем умерщвления еврея, голова которого повреждаться не должна, он отделяет голову от туловища и посылает её к месту назначения (в специально для этой цели изготовленной и хорошо закрывающейся жестяной банке, наполненной консервирующей жидкостью). На основании изучения фотографий, размеров и прочих данных головы и, наконец, черепа там могут затем начаться сравнительные анатомические исследования расовой принадлежности, патологических явлений формы черепа, формы и объёма мозга и многого другого. Наиболее подходящим местом для сохранения и изучения приобретённого таким образом черепного материала мог бы быть в соответствии со своим назначением и задачами новый Страсбургский имперский университет».
Гиммлер, конечно же, просьбу удовлетворил. Но у Августа Хирта душа требовала полного выполнения задания. Черепов ему показалось мало. И снова Гиммлеру полетело письмо, которое не осталось без ответа. Теперь Хирту нужны были не только черепа, но и тела целиком, чтобы изготовить из них замечательно правильные скелеты, желательно всех возрастов и полов, а также заспиртованные препараты. Где взять такое количество трупов, которые требовались Хирту? Как где? Конечно, в лагерях смерти. И Хирт запрашивает начальника концлагеря Бельзен Крамера, чтобы тот приготовил для него в лучшем виде примерно сотню тел для производства скелетов, поскольку узнал о перевозке заключённых из Аушвица в Нацтвейлер. Для того чтобы материал не испортился, Хирт вручил ему отравляющее вещество и посоветовал использовать для лучшего эффекта.
Эффект был: у приговорённых к смерти от яда доктора Хирта глаза вылезали из орбит!
Даже Крамер, уж на что человек бесчувственный, и тот смотреть на это не смог. Однако свою задачу доблестно выполнил: все 136 трупов были доставлены Хирту в Страсбург. Впрочем, работа над трупами затянулась, и когда к Страсбургу стали подходить союзники, Хирт заволновался. Он отправил ещё одно письмо Гиммлеру, с просьбой дать указание, как ему поступить: «От трупов можно было бы отделить мягкие ткани, с тем чтобы исключить их опознавание. Однако это означает, что, по крайней мере, часть работы была проделана впустую и что эта уникальная коллекция утрачена для науки, поскольку сделать впоследствии гипсовые слепки будет невозможно. Как таковая коллекция скелетов не привлечёт к себе внимания. Можно объявить, что мягкие ткани были оставлены французами ещё до того, как институт анатомии перешёл в наши руки, и что они будут сожжены. Дайте мне, пожалуйста, рекомендации, к какому из трёх вариантов следует прибегнуть:
1) Сохранить полностью всю коллекцию.
2) Частично разукомплектовать её.
3) Полностью разукомплектовать коллекцию».
Собственно говоря, вот за эту коллекцию, которую так и не удалось до конца «разукомлектовать», и за эксперименты другого фанатика науки — доктора Рашера, и был повешен Зиверс.
Доктор Рашер занимался изучением человека в состояниях, которые неминуемо приводят к смерти, — лишение воздуха, переохлаждение, потеря крови и т. п. Эта программа тоже была связана с военными нуждами рейха и меньше всего имела отношение к самому «Аненербе». Опыты, проводившиеся с ограничением воздуха или полным его отсутствием, требовались для полётов на больших высотах, чем занималось ведомство Вернера фон Брауна. Ракетчикам необходимо было знать, как поведёт себя организм человека в разреженном воздухе или при низком давлении. Поэтому своих подопытных доктор Рашер загонял в барокамеру и начинал планомерно откачивать кислород. Результаты были чудовищными. Люди погибали в страшных мучениях, зато доктор Рашер мог спокойно запротоколировать свои наблюдения. На «наблюдения» Рашер израсходовал примерно двести человек. И за вклад в развитие арийской науки получил огромную благодарность от руководства Люфтваффе!
Другая серия опытов проводилась для военно-морского флота и полярной авиации. Это были так называемые опыты по замораживанию. Рашер выполнял их, чтобы создать точные инструкции, как можно помочь морякам и лётчикам, оказавшимся в ледяных океанических водах после гибели их кораблей. Ему важно было понять, сколько времени человек в ледяной воде остаётся жив, когда начинает терять сознание, каким образом можно предотвратить гибель. Поэтому опыты делились на несколько серий. Первую можно условно назвать «условия смерти». Для этих опытов людей помещали в различные ёмкости с ледяной водой и беспристрастно протоколировали все процессы, которые предшествуют гибели. Для экспериментов выбирались люди разного веса, возраста, национальности. Одновременно аналогичные опыты Рашер делал и для горно-пехотных частей рейха. Но в этом случае испытуемого помещали не в бадью с ледяной водой, а голым на снег (при очень низких температурах) и тоже наблюдали, что происходит с человеком при воздействии холода. Все данные сопровождались графиками и были обработаны статистически.
