Потом оглянулся по сторонам, испугавшись, что полностью утратил осторожность, но, кажется, никто на меня не смотрел. Подумаешь, явился еще один посетитель, стоит себе, греется у огня, прежде чем заказать еду и выпивку. В конце концов, именно посетителем я и был, хотя бы частично. И, не глядя больше ни направо, ни налево, я подошел к стойке и положил на нее свой флорин.

— Что угодно заказать? — спросил хозяин таверны — высокий и грузный, с круглым лицом и изуродованным носом, свернутым на сторону так, что кончик смотрел в левое ухо. Но, невзирая на пугающий вид, глаза его смотрели вполне дружелюбно, и я решил, что ему, видимо, можно довериться. Однако не сразу. Я заказал кружку пива и мгновенно ополовинил ее, едва она оказалась у меня в руках. Пиво еще хранило прохладу подвала, было легкое и ароматное. Я не пил крепкого пива с той ночи в «Посохе епископа», но здешнее отнюдь не походило на тамошний напиток, истинный эликсир жизни. Скорее его вкус напоминал воду из ручья на вересковых пустошах, долго струившуюся по корням дубов и через заросли мха. Я прикончил кружку и заказал еще одну.

А потом еще. Затем спросил чего-нибудь поесть, и мне принесли оловянное блюдо жареного мяса и ломоть хлеба, чтобы собирать мясную подливку. К этому времени меня уже начало отпускать напряжение, да и как иначе — еда и выпивка, особенно выпивка, другого результата и иметь-то не могли. Огонь, вспыхнувший в крови, когда я увидел совокупляющуюся парочку, по-прежнему пылал в жилах, и я начал осматриваться по сторонам. Понятия не имею, кого я там пытался углядеть. Зал был полон народу. Множество мужчин, скорее всего моряков, судя по их одежде, а также купцов и торговцев, к тому же небедных. В общем шуме слышались иностранные слова, которые я не понимал. Мелькали в толпе и темнокожие лица, и бледные, лохматые черные бороды и светлые кудри. Там и сям шныряли женщины. Как я понял, шлюхи, если судить по их ярким одеждам и пьяному смеху, а также по тому, как они увивались вокруг мужиков. Но некоторые были совсем молодые и симпатичные, и мысль, что я тут обычный посетитель, не более, заставила меня перестать осматриваться и обратиться к своему пиву. «Похоть», — думал я, катая во рту это чувственное словцо. Как все-таки замечательна религиозная жизнь, дающая людям прекрасные слова и выражения для описания вещей и явлений, которые они никогда не смогут испытать лично. «Ну что ж, — думал я, — теперь я свободен и могу обратить эти слова в действия, но маловероятно, что проживу достаточно долго». Мысль о поисках спасения неотступно сидела в голове, поэтому я решил, что понапрасну теряю время.

Я обернулся к хозяину, поймал его взгляд и махнул рукой.

— Еще пива, мой мальчик? — спросил он. Мне пришло в голову, что ему, наверное, не слишком часто приходится обслуживать деревенских парней, расплачивающихся серебряными флоринами, но он ведет себя со мной так же, как и с другими клиентами заведения. Вот тогда я и решил, что могу ему довериться, хотя у меня был не слишком большой выбор в этом отношении.

— Да, пожалуйста. Но чуть позже, — сказал я. — А пока вот что. Я разыскиваю одного приятеля. Может быть, вы знаете сьёра Жана де Соля?

Если он и удивился, то никак этого не выказал, хотя мне почудилось, что в его глазах мелькнула тень настороженности, а изуродованный нос тут же стал похож на клюв коршуна.

— Может быть, — кивнул он и отвернулся, чтобы обслужить еще одного клиента. Ну вот, я открыл свои карты, и мне сразу стало страшно. Что теперь? Видимо, придется подождать и посмотреть. Я поблагодарил хозяина, когда он принес мне еще кружку пива, но его молчание и острый взгляд волновали меня все сильнее.

Следующие несколько минут прошли в сплошных мучениях. Я быстро пил пиво, хотя напряжение сводило желудок, наконец-то наполнившийся пищей, сжимая его, словно здоровенной ручищей. Меня даже затошнило. Кружка наконец опустела, и я подал знак хозяину, что хочу расплатиться. Он удивленно склонил голову набок и уже собрался было что-то сказать, но потом пожал плечами, взял мой флорин, вытащил из-под стойки огромные железные ножницы, быстро разрезал монету на четыре части, три из которых вернул мне. Поворачиваясь спиной к стойке, я ощутил на себе его взгляд и обернулся, но напрасно — я оставался всего лишь одним из посетителей, как и прежде. И я пошел к двери, лавируя между столами. И почти достиг ее, когда передо мной вдруг возник высокий человек, преградив путь, и легко положил мне руку на грудь.

— У тебя, кажется, есть дело к Жану де Солю, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение. В низком голосе звучал иностранный акцент.

Я чуть не начал отпираться и уже собрался отпрыгнуть в сторону от этого незнакомца, когда увидел, что выражение его загорелого лица хотя и серьезное, но вовсе не угрожающее. В нашу сторону повернулось несколько голов. И было совершенно ясно, что рука незнакомца, видимо, уже нащупала реликвию у меня под рубашкой. Я судорожно глотнул и прохрипел:

— Истинно так.

Он тут же улыбнулся. Хорошая улыбка.

— Иди за мной, — пригласил он и, не дожидаясь ответа, пошел, перешагивая через лужи пролитого пива и вытянутые ноги. Я последовал за ним к двери, которую раньше не заметил — в тени, рядом с камином. За дверью оказалась лестница, ведущая к длинному узкому коридору со множеством комнат по обеим сторонам, который тянулся, кажется, через весь дом. Мужчина остановился перед одной из них, второй слева, стукнул один раз и что-то пробормотал в замочную скважину. Дверь распахнулась, и меня пригласили внутрь вежливым, чуть насмешливым жестом.

Комната оказалась больше, чем я предполагал. Основную ее часть занимала колоссальных размеров кровать с резными столбиками и тяжелым балдахином из некогда богато расшитой ткани, которая явно знавала лучшие времена и неисчислимые полчища моли. В углу в высоком подсвечнике горело несколько свечей. У разбитого окна стоял низкий столик, возле него спиной к двери сидел человек. Кажется, он что-то писал в большой книге. Еще один мужчина, тот, что впустил нас, встал рядом с кроватью. Я заметил, что у него на поясе висит короткий меч, а рука лежит на рукояти, хотя он и улыбается. Он тоже сделал мне приглашающий жест, полный насмешливой вежливости, указывая на фигуру у стола. Не зная, что еще делать, я вошел в комнату и поклонился сидящему за столом мужчине самым вежливым образом. Потом кашлянул, прочищая глотку. Позади меня щелкнул замок.

— Сьёр де Соль, я привез вам привет от брата Адрика из аббатства Святой Марии. Меня зовут Петрок из Онфорда, и я…

Сидевший обернулся и встал. Я отметил, что одет он богато, на французский манер. С ярко-красного кожаного пояса свисал кинжал. У него были длинные черные волосы, острая черная бородка, а глаза яркие и быстрые. Двое его сотоварищей тихо посмеивались. Я выпрямился и вспыхнул. Что я сделал не так? И как, во имя Господа, следует вести себя, когда торгуешь украденной реликвией? Но француз заметил мою сконфуженность и указал на стул:

— Садись, пожалуйста. Мы, боюсь, не слишком вежливы. Прими мои извинения. — У него был сильный акцент, но манера речи отменная, как у любого англичанина, решил я, осторожно присаживаясь на стул и чувствуя себя словно жирная мышь в комнате, полной котов. Трое иностранцев сели на кровать лицом ко мне. Они явно внимательно осматривали и изучали меня, и я еще сильнее почувствовал себя мышью перед котами.

— Сьёр де Соль, — снова заговорил я, — брат Адрик из аббатства Святой Марин в Бакфесте порекомендовал мне обратиться к вам. Мне необходимо перебраться на континент, и у меня есть средства оплатить проезд.

Сидя на низком стуле лицом к лицу с загадочными иностранцами, я чувствовал себя школьником на экзамене. И кажется, говорил как перепуганный ребенок.

— Брат Адрик считает, — продолжал я, — что вас может заинтересовать кое-что, имеющееся у меня. — От моих экзаменаторов не последовало никакой реакции. — Эта вещь попала ко мне случайно, но у меня нет возможности вернуть ее законному владельцу… Я хочу сказать, что теперь я ее владелец. — Это было просто ужасно! — Добрые господа, мне эта вещь совершенно не нужна! И я молюсь, чтобы она оказалась нужна вам. — Молчание. — Пожалуйста, вы должны мне помочь! Я тащил эту руку святой Евфимии от самого Бейлстера. Из-за нее убили священника, но убийца вовсе не я! За мной и за этой рукой охотится один человек. Это он убил церковного служителя, а потом моего друга Билла, но вину свалили на меня, и теперь этот сэр Хьюг убьет меня, если найдет. И руку заберет себе. — Не могу понять, что тогда развязало мне язык, да и не в силах я был больше сдерживаться. — Я пешком добирался сюда из Бакфеста через леса и вересковые заросли, и смерть все время преследовала меня по пятам. Адрик мой друг. Он сказал, что вы мне поможете. А иначе заберите эту проклятую реликвию, и я пойду на смерть с чистой совестью.