Абдель Азиз Зухейми проводил своих гостей через боковую дверь по узкому коридору без окон к лестнице с широкими низкими ступенями. Толстяк так быстро побежал наверх, что Рая и Жак едва за ним поспевали.

На четвертом этаже Зухейми перевел дыхание и объяснил, что хотя он не знает имен своих гостей, его это и не интересует. Он обычно дает приют иностранцам, все очень знатные люди – «на должном уровне», как он выразился.

Коридор слева от лестницы упирался в стрельчатое окно. Абдель Азиз открыл перед беглецами дверь в комнату (ванная, по словам хозяина, находилась в противоположном крыле). Потом он пожелал им благословения Аллаха, поклонился, скрестив руки на груди, и исчез. Рая обняла Жака. Наконец они чувствовали себя в безопасности после недели скитаний. Никто, даже Зухейми, не знал, кто они такие. И они как-нибудь уж разыщут человека, который сможет сделать им документы. Каир – это горнило возможностей.

Закрыв глаза, Рая вспоминала, как одна-одинешенька бежала в Абу-Симбел в надежде скрыться от КГБ. Казалось, сама судьба свела ее на корабле с Балое, которого она поначалу невзлюбила. Но без него она не смогла бы преодолеть все эти трудности.

Не открывая глаз, она почувствовала взгляд и улыбнулась.

– О чем ты думаешь? – спросил Жак.

– Вспоминаю, как все началось.

Он не мог не улыбнуться:

– И к какому же событию тебя увели воспоминания?

Рая открыла глаза и твердо посмотрела на него.

Я знаю, без тебя ничего бы не получилось. Без тебя меня уже давно сцапали бы.

– Мы еще не победили, – задумчиво сказал Балое и опустился в старое плюшевое кресло, стоявшее в углу напротив высокой кровати. – И если честно, я не имею ни малейшего понятия, как мы сможем разыскать человека, который подготовит документы для выезда. А с каждым днем денег у нас будет все меньше и меньше.

Рая присела на подлокотник кресла и погладила Жака по голове.

– До сегодняшнего дня ты меня выручал. Почему ты вдруг упал духом?

Очевидно, у Балое сдали нервы. Рая знала, что он не отдался особым мужеством, но ради нее он преодолел столько препятствий и согласился бежать в Судан. Одному ему было бы легче пробиться. У Жака был паспорт, хоть его и опасно использовать. Но теперь заметно было, что Балое на пределе.

– Ты прав, – ответила Рая. – Мы еще не победили, но уже добились первых успехов. Мы оторвались от КГБ.

Балое сжал ее руку. Он устал, у Раи тоже слипались глаза. Тишина в доме действовала усыпляюще.

– У меня сейчас только одно желание, – сказала Рая, – холодный душ.

Ванная в другом конце коридора не отвечала европейским стандартам, но по каирским меркам была довольно презентабельной. К примеру, дверь ее запиралась, а в выложенный кафелем бассейн глубиной в пятьдесят сантиметров из медного душа стекала еле теплая вода.

Рая наслаждалась упругими жемчужными струями, хотя вода и пахла серой или хлором и еще какими-то примесями. После трех недель в пыли и грязи ее все устраивало. Она тщательно вымылась с головы до пят, затем повторила всю процедуру еще раз. Она помылась бы еще, но в дверь громко постучали, поторапливая ее. Было утро, а значит, придется делиться ванной как минимум с доброй дюжиной соседей по этажу.

– Секундочку, – крикнула Рая так, чтобы ее услышали снаружи, и начала вытираться. – Один момент, – повторила Рая по-французски. С тех пор как бежала из Асуана, она говорила только на этом языке. Потом она набросила одежду и открыла дверь.

Она хотела пожелать мужчине в купальном халате с красным полотенцем на плече, ждавшему за дверью, доброго утра. Но слова встали комом у нее в горле.

Мужчине было около шестидесяти лет, он был абсолютно седым, но с кустистыми черными бровями. Это был полковник Смоличев.

Смоличев! На секунду Рая застыла, а затем испустила короткий громкий крик, пронзительно разнесшийся по коридору.

Смоличев, казалось, был меньше удивлен, чем Рая Курянова. Он не сказал ни слова. Когда она закричала, старый полковник КГБ вытащил из кармана халата платок и заткнул Рае рот.

– Послушайте, товарищ, – зашипел он, – я могу все объяснить!

Рая отбивалась как могла, извивалась и билась, как в припадке. Тем временем из комнаты выбежал Балое. Он не понял, с кем Рая столкнулась, он видел только, что она в опасности. Он подскочил к незнакомцу сзади и схватил его за горло.

Балое никогда бы не подумал, что у него столько силы. Мужчина был не слабого телосложения, но сразу обмяк, его руки повисли, а голова запрокинулась назад. Он напоминал сейчас марионетку с обрезанными нитями.

– Смоличев! – закричала Рая, задыхаясь. – Это Смоличев!

Смоличев? Балое потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что это бесформенное тело на полу и есть тот человек, которого боится вся Восточная Африка. А поняв, он ухватил его за воротник и затащил в свою комнату.

Полковник тихо постанывал и пытался открыть глаза.

– Что ты собираешься делать? – испуганно прошептала Рая.

Балое запер дверь и осмотрелся. На деревянном туалетном столике стояла большая белая фарфоровая кружка. Он вылил воду в миску и схватил кружку обеими руками.

– Я его убью, – сказал он твердо. – Я его прикончу.

Когда обнаружили мумию и оказалось, что в этом замешаны европейцы, лагерь разделился на две части. Хотя все говорили о серьезном скандале, образовалось две группы. Одни, преимущественно европейцы, говорили, что вначале нужно выслушать Артура Камински и Геллу Хорнштайн, а потом уже судить. В конце концов, обвинения в убийстве, предъявленные Артуру и Гелле, оказались ложными. Приверженцы второй группы, преимущественно египтяне во главе с доктором Хассаном Мухтаром, предлагали выгнать Камински и Хорнштайн безо всяких объяснений, потому что они обманули страну и народ, использовав величайшую находку в корыстных целях. И так думало большинство.

Мухтар, возглавивший раскопки и использовавший, кстати, технику Чарльза Д. Фостера, снял осыпающийся грунт и был признан героем, нашедшим мумию. Во всех газетах значилось его имя.

Когда Артура Камински выпустили из изолятора, он направился прямиком к профессору Карлу Теодору Якоби, директору совместного предприятия в Абу-Симбел.

Первый вопрос Якоби касался Геллы Хорнштайн, которая исчезла бесследно. Но Камински ничем не мог помочь. Он надеялся, что Гелла вернулась в Абу-Симбел, но напрасно.

Хотя профессор говорил крайне обходительно, в его словах слышалась холодность, с которой он, впрочем, встретил Камински.

– Вы влипли в паскудное дело, Камински. Как все это могло произойти?

Камински только пожал плечами и ничего не ответил. Он никак не мог отделаться от ощущения, что Якоби, корректность которого Артур всегда ценил, давно уже «приговорил» его и теперь искал подходящие слова.

Он сидел за письменным столом напротив директора стройки и смотрел в окно на гигантскую бетонную полусферу, которую оставлял после себя танк. Эти полусферы должны были укрепить каменный храм. Камински хотелось завыть, в нем кипела ненависть – ненависть к самому себе за то, что вляпался в такое дело, не подумав о последствиях. Теперь он не знал, как себя вести, но, несмотря на неуверенность, у него было отчаянное желание объяснить все Якоби.

Но поймет ли его Якоби – образец серьезности и твердости характера? Почувствует ли он, что за странными, непонятными поступками Камински стоит женщина, в чьих сетях он безнадежно запутался? Женщина, которая пыталась его убить, женщина, к которой он испытывает сильнейшие чувства, на какие только способен человек, – любовь и ненависть. Любовь до экстаза и ненависть до убийства.

Якоби вернул Камински к реальности, снова заговорив с ним:

– Как вы чувствуете себя, Камински? С вами все хорошо? Что вы скажете об отпуске в Германии? За все годы работы вы ни разу не брали отпуск…

Камински наконец понял. Директор стройки хочет избавиться от него, а расчет отправит по почте. Конечно, все уже Давно решено, и любые объяснения бессмысленны. Взгляд Камински упал на чертежи фасада, прикрепленные к стене у окна. Он помнил их наизусть, до мельчайших деталей. В этих чертежах была его. душа, они стали частью его жизни. И теперь ему придется сломя голову бежать из Абу-Симбел?