Грузовик с надписью «Совместное предприятие Абу-Симбел» стоял перед институтом. Это здание, как и многие другие, находилось в плачевном состоянии. Со стороны фасада облупилась штукатурка. Разбитые витражные стекла входных дверей уже давно требовали замены, а железные перила лестниц за многие годы покрылись толстым слоем ржавчины. Четыре сотрудника музея в коричневатой униформе, похожей больше на пижамы, тащили по первому лестничному маршу ящик, сколоченный из неструганых досок.
Директор попросил их быть осторожными, но в ответ на свой призыв услышал смешки: предупреждать археологов об осторожности в работе с объектами излишне. В данном случае сотрудники и в самом деле действовали очень аккуратно.
Выкрашенный белой масляной краской коридор на первом этаже вел к двустворчатой двери с белыми стеклами и надписью «Лаборатория». Это было помещение в пятьдесят квадратных метров, посередине которого стоял длинный стол. На потолке крепился большой круглый прожектор, как в операционной.
Когда эль-Кадр вошел, профессор эль-Хадид, маленький упрямый человек, седой, с проплешиной на голове, как раз открывал стамеской деревянный ящик из Абу-Симбел. Сотрудник музея испустил дикий крик и убежал, увидев содержимое ящика. Там лежала высохшая, в коричневых повязках и лоскутах мумия со спутанными волосами средней длины. Остальные разбежались по углам, словно боялись, что странное законсервированное существо может подняться со своего ложа.
Эль-Хадид, профессор палеонтологической анатомии Каирского университета и один из ведущих в мире экспертов по мумиям, казалось, был взволнован больше всех. Осмотрев ящик с мумией, он вытер пот с шеи белым носовым платком. Видно было, как беспокойно бегают его глаза за коричневыми стеклами очков.
– А вы абсолютно уверены? – спросил он Абд эль-Кадра, не сводя глаз с мумии.
– Абсолютно! – заверил археолог. – Это Бент-Анат. Есть множество указаний на это имя.
Профессор покачал головой, словно не веря услышанному.
– Бент-Анат, – повторял он снова и снова, – Бент-Анат.
– Дочь богини Анат, – подтвердил археолог, – азиатская богиня любви и войны.
– Азиатка? – Эль-Хадид вопросительно посмотрел на директора.
– О да! – ответил тот. – Рамсес чтил азиатских богинь, Анат и Астарту особенно. Он возвел для каждой из них храмы. Позже он утверждал, что Анат – дочь египетского бога Пта. Поэтому и назвал свою дочь таким именем.
– Как дочь? Я считал, что Бент-Анат была его женой.
– И то и другое, уважаемый коллега. Бент-Анат была его дочерью и женой.
Профессор закатил глаза, словно хотел сказать: «Во имя Аллаха, что за человек был этот Рамсес!», но промолчал.
Вшестером – эль-Хадид, эль-Кадр и четыре сотрудника – они вынули мумию из ящика и осторожно положили на длинный белый стол.
– Это просто чудо! – воскликнул профессор.
Он сосредоточенно рассматривал мумию. За двадцать лет Работы он видел их множество, исследования мумий фараонов принесли ему мировую известность, но все равно каждая новая заставляла его сердце биться чаще. Так было и в этот раз.
– Свет! – скомандовал профессор, и помощники включили яркую лампу.
Он направил свет на голову мумии, на скрещенные на груди руки и осмотрел Бент-Анат, будто желая завести с ней беседу. Он переходил с места на место, нагибался, чтобы получше разглядеть голову со всех сторон, и снова вытаскивал платок, чтобы вытереть пот.
Наконец эль-Хадид сдвинул очки на кончик носа и, заложив руки за спину, будто на прогулке, осмотрел хорошо сохранившиеся зубы мумии. Он осмотрел каждый зуб в отдельности и, поднявшись, выдохнул через нос, что служило признаком крайнего напряжения.
– Каково ваше первое впечатление? – поинтересовался Абд эль-Кадр.
Он понимал неуместность своего вопроса, но его мучило любопытство.
Профессор отошел на пару шагов назад и ответил:
– Такое впечатление, как будто она живая! Посмотрите-ка.
Сотрудники музея едва сдерживались. Они переглядывались между собой, ничего не понимая. Во имя Аллаха всемогущего, что в этом высохшем, скрюченном, обмотанном лохмотьями артефакте навело профессора на такую мысль? Никто не мог понять, как уважаемый, образованный человек мог говорить такое об иссохшем трупе.
– Она была еще молода, когда умерла, – сказал профессор, выдержав долгую паузу, которую не осмелился нарушить даже Абд эль-Кадр. – Ей не было и двадцати пяти. Производит впечатление очень ухоженной. Можно разглядеть даже следы примитивной косметики на бровях. Такого я еще никогда не видел. Просто невероятно!
– Самое поразительное то…
– Да? – заинтересованно перебил директора профессор.
– Самое поразительное то, что эту гробницу нашли случайно. Бент-Анат нашли не археологи, а рабочие. Это камень в огород тех, кто утверждает, что в археологии не бывает случайных находок.
– Так можно очернить любую науку, даже самую точную из всех – математику. Может, вы думаете, Фалес Милетский вычислил закон вписанного угла? Чепуха! Он от скуки воткнул две палки в песок, соединил их полукругом и обнаружил, что все углы на этой дуге окружности составляют девяносто градусов. Разве ценность открытия уменьшается, если оно сделано случайно?
Абд эль-Кадр пожал плечами и осмотрел длинные тонкие пальцы мумии. Руки Бент-Анат лежали скрещенными на груди. В ее позе было что-то надменное.
– Никто не догадался, – сказал задумчиво профессор, – поискать гробницу жены великого Рамсеса в Абу-Симбел. В Долине цариц в Медине – да, но там…
– У фараона Рамсеса наверняка были причины похоронить свою дочь и супругу именно там.
– Причина, конечно, была. Но какая? Впрочем, – обратился эль-Хадид к директору, – исследовать это – задание науки. Во имя Аллаха, может быть, случай поможет нам и в этом.
Он вернулся к мумии с маленькими тупыми ножницами и пинцетом в руке. Из-за резкого движения головой его очки соскользнули на бугристый кончик носа. Он взял пинцетом волосок, отрезал его и аккуратно положил на круглую стеклянную баночку. Он также отрезал кусочек повязки и кожу с предплечья. Стеклянную крышечку он запечатал клейкой лентой.
– На следующей неделе у нас будут первые результаты исследований.
Исследования такого рода – рутинная работа для экспертов мумий. С помощью образцов кожи, волос и ткани патолог может установить возраст, происхождение и даже болезни мумифицированного человека. Эль-Хадид предложил провести рентген мумии после получения первых результатов и только потом решать, стоит ли производить дальнейшие исследования. Прежде всего, стоит ли удалять с мумии повязки.
После завершения работы мумию вновь осторожно положили в деревянный саркофаг, и эль-Кадр накрыл его крышкой. Они закрыли лабораторию и спустились по обшарпанной лестнице на улицу.
В парк перед институтом доносился оживленный гул улиц Каира. Было такое чувство, словно они вернулись из другого мира, из другого времени.
Сотрудников музея отпустили, эль-Кадр и профессор прохаживались одни по пыльной дорожке парка. Каждый, думая о своем, испытывал странное волнение.
Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – начал эль-Хадид, – у меня появилась та же мысль. Делаешь это десять, двадцать раз и все равно чувствуешь, что неправ. Так ведь?
Абд эль-Кадр остановился.
– Именно об этом я и думал. В такой ситуации я всегда чувствую себя незваным гостем, богохульником.
– Но разве это не первоочередное задание науки – исследовать прошлое человечества? – Профессор эль-Хадид достал из кармана запечатанную баночку и протянул на ладони археологу. – Поверьте мне, под этим стеклом скрывается большее знание, чем в голове философа!
Эль-Кадр пожал плечами. Ему было трудно удерживать нить разговора, но его успокаивало то, что угрызения совести были и у собеседника. Так они прошли вместе до высоких железных ворот парка. Дальше их пути расходились.
39
Этой ночью в Археологическом институте произошел странный случай, упоминание о котором впоследствии вызывало лишь усмешки, потому что человека, рассказавшего эту историю, все любили, но считали немного не в себе. Мужчину звали Йуссеф. Это был старик, уже и сам не помнивший, сколько ему лет от роду, но у него были две молоденькие жены и семеро детей. Он считал, что должен их обеспечивать, поэтому не мог и помыслить о спокойной старости. Йуссеф занимал место сторожа уже десятки лет и относился к своей должности со всей серьезностью. Он десятилетиями составлял отчеты о каждом ночном дежурстве, и от него ничего не могло ускользнуть.