— Я знаю, дело в сердце, Эпонина, — сказал он. — После смерти Уолтера у меня там все время болит. А я сперва подумал, что дело в голове.

— Не волнуйся, — ответила ему Эпонина. — Уверена: ничего серьезного.

Эпонина с трудом удерживала глаза открытыми. Уже перевалило за три часа. Малкольм спал, сидя на скамейке возле нее. «Что там делает этот доктор? — гадала она. — Обещал ведь, что не задержит нас».

Едва только они прибыли, доктор Тернер обследовал Малкольма с помощью компьютеризованного стетоскопа и, заявив, что он нуждается в более серьезных исследованиях, отвел его внутрь госпиталя. В приемную Малкольм возвратился через час. Эпонина видела врача лишь мельком, когда тот приглашал Малкольма в своей кабинет.

— Вы подруга мистера Пибоди? — прозвучал голос. Эпонина, должно быть, задремала. Когда к ней вернулась способность видеть, она обнаружила прямо перед собой прекрасные васильковые глаза. Доктор казался расстроенным и усталым.

— Да, — ответила Эпонина негромко, чтобы не разбудить уснувшего на ее плече мужчину.

— Он скоро умрет, — сказал доктор Тернер. — Возможно, недели через две.

Эпонина ощутила всем телом, как откуда-то прихлынула кровь. «Я не ослышалась? — думала она. — Он сказал, что Малкольм скоро умрет?» Эпонина была ошеломлена.

— Ему потребуется поддержка, — говорил врач.

Он помедлил, поглядел на Эпонину. Может быть, пытаясь вспомнить, где видел ее.

— Вы сумеете помочь ему? — спросил доктор Тернер.

— Я… я надеюсь, — ответила Эпонина.

Малкольм зашевелился.

— Придется его разбудить, — сказал доктор.

В глазах доктора Тернера не было заметно эмоций. Он поставил диагноз, а дальше не его дело, ему все равно. «Ким права, — подумала Эпонина. — Это автомат вроде роботов Тиассо».

По просьбе доктора Эпонина проводила Малкольма по коридору в комнату, полную медицинских приборов.

— Оборудование, привезенное нами с Земли, подбирали ученые люди, — произнес доктор Тернер, обращаясь к Малкольму. — Хотя штат у нас невелик, но диагностическая аппаратура — первый класс.

Все трое отправились к прозрачному кубу размером около одного метра. Доктор Тернер пояснил:

— Это удивительное устройство называется органопроектором. Он может воссоздавать во всех подробностях почти все основные органы человеческого тела. То, что мы видим внутри него, мистер Пибоди, представляет собой полученное компьютером изображение вашего сердца, каким оно было девяносто минут назад, когда я ввел индикаторное вещество в ваши кровеносные сосуды.

Доктор Тернер показал на соседнюю комнату, где Малкольм, наверное, подвергался всевозможным экспериментам.

— Пока вы сидели на этом столе, — продолжил врач, — устройство с большой линзой сканировало ваш организм миллион раз в секунду. По расположению индикаторного вещества и миллиардам мгновенных снимков было построено весьма точное трехмерное изображение вашего сердца. Его вы и видите внутри куба.

Доктор Тернер помедлил, коротко глянул в сторону и вновь перевел глаза на Малкольма.

— Я не собираюсь вас пугать, мистер Пибоди, просто мне хотелось бы объяснить, как я узнал о причинах вашего заболевания. Чтобы вы поняли — ошибиться я не мог.

Глаза Малкольма округлились от испуга. Доктор взял его за руку и подвел к кубу.

— Поглядите сюда, на тыльную сторону сердца… наверх. Видите странные полосы и сетки на волокнах? Это сердечные мышцы, они подверглись необратимой эрозии.

Малкольм, казалось, целую вечность разглядывал куб и опустил голову.

— Значит, я умру, доктор? — кротко спросил он.

Роберт Тернер взял пациента за руку.

— Да, Малкольм. На Земле мы могли бы, возможно, сделать вам пересадку сердца. Но здесь это исключается: у нас нет ни оборудования, ни донора… Если хотите, я могу вскрыть вашу грудную клетку и проверить диагноз. Но едва ли прогноз может измениться.

Малкольм покачал головой. По его щекам потекли слезы. Эпонина обняла за плечи невысокого мужчину и тоже заплакала.

— Извините, что так долго заставил вас ждать с диагнозом, — сказал доктор Тернер, — но в столь серьезном случае следовало удостовериться в правильности принятого решения.

Через несколько мгновений Малкольм с Эпониной направились к двери. Малкольм вдруг обернулся.

— Что же мне теперь делать? — спросил он у доктора.

— Все, что доставляет вам радость, — ответил тот.

Когда они ушли, доктор Тернер вернулся в свой кабинет, где на столе осталась распечатка и прочие медицинские документы Малкольма Пибоди. Врач был глубоко встревожен. Он испытывал полную уверенность в том, что сердце Пибоди поражено недутом, сразившим Уолтера Брекина еще на «Санта-Марии». Оба они были друзьями. Дружба их началась несколько лет назад в заключении в Джорджии. Едва ли оба могли чисто случайно страдать от одного и того же сердечного заболевания. Но если это не совпадение, выходит, патогенный агент может передаваться.

Роберт Тернер покачал головой. Пугает любая болезнь, если она поражает сердце. Но эта передается от человека к человеку. Перед ним открылись ужасающие перспективы.

Он ощущал огромную усталость, но, прежде чем опустить голову на стол, доктор выписал перечень книг о сердечных вирусных заболеваниях, которые намеревался запросить в библиотеке, а потом быстро уснул.

Через пятнадцать минут его поднял звонок. Говорила Тиассо из комнаты скорой помощи.

— Две Гарсиа обнаружили в Шервудском лесу человеческое тело. Сейчас они доставляют его сюда. Судя по переданным ими изображениям, потребуется ваше участие.

Доктор Тернер вымыл руки, надел халат и попал в помещение скорой еще до того, как обе Гарсиа принесли тело. При всем своем опыте врач отвернулся, увидев изувеченный труп. Голова была почти отделена от тела и держалась на тонкой полоске кожи и мышц. Обезображенное побоями лицо невозможно было узнать. Помимо того в области гениталий зияла большая окровавленная дыра.

Пара Тиассо немедленно приступила к работе. Они смыли кровь и подготовили тело к вскрытию. Присев неподалеку, доктор Тернер начал заполнять заключение о первой смерти, приключившейся в Новом Эдеме.

— Как его звали? — спросил он у биотов.

Одна из Тиассо покопалась в одежде убитого и достала его идентификационную карточку.

— Данни, — ответил биот. — Марчелло Данни.

Из Позитано пришел набитый битком поезд. Он остановился на небольшой станции на полпути до Бовуа и выгрузил на берегу озера Шекспир своих пассажиров: людей и биотов. Многие несли корзины с едой, одеяла и складные стулья. Некоторые из малых детей прямо от станции бросились к густой свежескошенной траве, окружавшей озеро. С хохотом они кувыркались вниз по мягкому склону, спускавшемуся на 150 метров от станции к краю воды. Чтобы не сидеть на траве, соорудили деревянные скамейки — как раз напротив узкого пирса, на 50 метров уходившего в воду и оканчивавшегося прямоугольной платформой. На ней размещались несколько кресел и трибуна с микрофоном. Отсюда губернатор Ватанабэ обратится с речью в честь Дня Поселения сразу же, как только отгремит фейерверк. Слева от скамеек в пятидесяти метрах Уэйкфилды и Ватанабэ установили длинный стол, покрытый бело-голубой тканью. На нем были со вкусом расставлены закуски, холодильники были полны напитков. Собравшиеся семьи со своими друзьями закусывали, играли в разные игры или же просто оживленно беседовали. Два биота-Линкольна, переходя от группы к группе, предлагали напитки и бутерброды тем, кто находился далеко от стола и холодильников.

Был сильный полуденный зной… Третий день подряд стояла исключительно жаркая погода, но искусственное солнце уже очертило почти всю свою мини-дугу под куполом поселения, свет его уже медленно тускнел, и собравшаяся на берегу озера Шекспир толпа радовалась грядущей прохладе.