Перевалив за семьдесят лет, Чаматеви отреклась от трона и разделила свое королевство на две части между сыновьями-близнецами. Потом объявила, что посвятит остаток дней своих Богу. Став буддийской монахиней, она раздала все личное состояние. До девяноста девяти лет она вела в монастыре простую и благочестивую жизнь. И со смертью ее окончился золотой век Харипунджая.

На последней фреске храма иссохшую и мудрую старуху уносила в нирвану дивная колесница. Над колесницей во всем великолепии небесного света рядом со своим Буддой восседала юная королева Чаматеви. Встав на колени в храме Лампанга в сердце Таиланда, будущая марсианка Наи Буатонг-Ватанабэ вознесла безмолвную молитву духу героини далекого прошлого.

«Дорогая Чаматеви, — сказала она. — Двадцать шесть лет ты приглядывала за мной. Теперь я отправляюсь невесть куда, как это сделала ты, собравшись в Харипунджая. Одели мудростью своей и прозрением меня, вступающую в новый и чудесный мир».

На Юкико была черная шелковая рубашка, белые брюки и черно-белый берет. Пройдя через гостиную, она обратилась к брату:

— Хорошо бы и ты поехал, Кэндзи. Это будет самая большая демонстрация за мир, планета еще не видела такой.

Кэндзи улыбнулся младшей сестре.

— Мне бы тоже хотелось, Юки, — ответил он. — Но до отлета осталось два дня, и я хочу побыть с матерью и отцом.

С противоположного конца комнаты появилась их мать. Она, как всегда, казалась озабоченной и несла в руке большой чемодан.

— Все уложено, — сказала она. — Но лучше бы ты передумала. В Хиросиме будет сумасшедший дом. «Асахи симбун» утверждает, что ожидается миллион гостей, почти половина из-за границы.

— Спасибо, мама, — проговорила Юкико, принимая чемодан. — Как тебе известно, мы с Сатоко остановимся в хиросимском «Принс-отеле». Не волнуйся. Мы будем звонить каждое утро, пока не начнутся дела. Во всяком случае, в понедельник вечером я буду дома.

Открыв чемоданчик, девушка извлекла из специального отделения бриллиантовый браслет и кольцо с сапфиром.

— А тебе не кажется, что эти вещи лучше оставить дома? — возмутилась мать. — Не забудь, вокруг тебя будут одни иностранцы. Такие драгоценности могут оказаться для них чрезмерным искушением.

Юкико расхохоталась открыто и непринужденно, Кэндзи всегда любил ее смех.

— Мама, — сказала она. — Ты у нас всего боишься. Вечно ждешь только плохого… Мы отправляемся в Хиросиму на церемонии, посвященные трехсотлетию первой атомной бомбардировки. Там будет наш премьер-министр, три члена Центрального комитета Совета Объединенных Правительств (СОП). Знаменитые музыканты со всего света будут давать концерты по вечерам, словом, будет то, что папа называет обогащающими переживаниями… а ты думаешь только о том, что у меня могут украсть драгоценности.

— Когда я была молодая, никто не слыхал, чтобы две девушки, даже не окончившие университет, могли ездить по Японии без провожатого…

— Мама, не надо повторяться, — перебила ее Юкико. — Мне почти двадцать два года. На следующий год, после диплома, я вообще собираюсь жить самостоятельно, может быть, даже в другой стране. Я больше не ребенок. И мы с Сатоко вполне можем приглядеть друг за другом.

Юкико проверила часы.

— Мне пора выходить. Сатоко, наверное, уже ожидает меня на станции подземки.

Изящно приблизившись к матери, Юкико коротко чмокнула мать, потом крепко обняла брата.

— Веди себя хорошо, ани-сан[22], — шепнула она ему на ухо. — Береги на Марсе себя и красавицу-жену. Мы гордимся тобой.

Кэндзи никогда не был очень близок с Юкико. В конце концов, он был на двенадцать лет старше ее. Юки было только четыре, когда мистера Ватанабэ назначили президентом американского отделения «Интернэшнл роботикс». Семейство перебралось на другой берег Тихого океана, в пригород Сан-Франциско. В те годы Кэндзи не уделял особого внимания младшей сестре. Его увлекала новая жизнь в Калифорнии, в особенности после поступления в Университет Лос-Анджелеса.

Старшие Ватанабэ вместе с Юкико возвратились в Японию в 2232 году, а Кэндзи остался продолжать обучение на втором курсе исторического факультета. С тех пор они с Юки почти не общались. Каждый год посещая семью в Киото, Кэндзи собирался провести какое-то время с Юки, но подобное случалось редко. Или у сестры находились свои дела, или родители придумывали для него чересчур много светских обязанностей, или же у Кэндзи попросту не хватало времени.

Стоя возле двери, Кэндзи с неясной печалью глядел вслед удалявшейся Юкико. «Я оставляю родную планету, — думал он, — так и не уделив достаточно времени собственной сестре».

За его спиной монотонно изливала душу миссис Ватанабэ — она считала себя неудачницей, потому что дети отдалились от нее и вообще перестали уважать. А теперь еще единственный сын, только что женившийся на какой-то таиландке — просто чтобы досадить семье, — отправляется на Марс, и она целых пять лет его не увидит. Конечно, средняя дочь подарила ей двух внучек от своего банкира, однако они скучные и глупые, как и сами их родители…

— А как там Фумико? — перебил Кэндзи излияния матери. — Мне не удастся повидать ее и племянниц до отлета.

— Завтра вечером они приедут из Кобе на обед, — ответила мать. — Впрочем, не представляю, чем мне их кормить. А ты знаешь, что Тацуо и Фумико даже не учат девочек пользоваться палочками? Ты можешь представить себе такое? Чтобы японский ребенок не умел пользоваться палочками? Неужели для них нет ничего святого? Мы отказались от собственного лица, чтобы разбогатеть, я всегда говорила об этом твоему отцу…

Извинившись, Кэндзи оставил мать изливать раздражение в монологе и отправился искать спасения в рабочем кабинете отца. На стенках комнаты в рамках висели фотографии — хроника личной и профессиональной жизни удачливого человека. Два снимка были памятны и самому Кэндзи. На одном из них они с отцом держали внушительный приз, присуждаемый местным клубом победителю ежегодных соревнований по гольфу между парами «сын — отец». На другом сияющий мистер Ватанабэ награждал своего сына медалью, которой он был удостоен за успехи в усвоении академической программы старших классов.

Лишь поглядев на фотографии, Кэндзи вспомнил, что в обоих случаях он соперничал с Тосио Накамура, сыном самого близкого друга отца и помощника в его делах. На снимках на лице молодого Накамуры, почти на голову возвышавшегося над Кэндзи, застыло напряженное и сердитое выражение.

«Это было задолго до его дела», — подумал Кэндзи. Он вспомнил заголовок «В Осаке арестован чиновник», четыре года назад предшествовавший осуждению Тосио Накамуры. В статье объяснялось, что мистер Накамура, в то время являвшийся вице-президентом гостиничного комплекса Томодзавы, обвинен в весьма серьезных преступлениях, а именно: взяточничество, сводничество, работорговля и так далее. Через четыре месяца Накамура был осужден и приговорен к тюремному заключению сроком на несколько лет. Кэндзи был удивлен. «Что могло случиться с Накамурой?» — частенько спрашивал он себя в последующие четыре года.

Вспоминая юношеское соперничество, Кэндзи жалел Кейко Муросава, жену Накамуры; он и сам испытывал к ней привязанность в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда Кэндзи и Накамура около года пытались добиться симпатии Кейко. И когда девушка наконец решила отдать предпочтение Кэндзи, Тосио пришел в ярость. Однажды утром он даже подкараулил Кэндзи возле храма Реандзи и угрожал физической расправой.

«Я, конечно, женился бы на Кейко, — подумал Кэндзи, — если бы тогда остался в Японии». Он поглядел в окно, на усаженный мхом садик. Снаружи шел дождь. И он вдруг вспомнил тот неприятный дождливый день из собственной юности.

Кэндзи отправился в ее дом, как только узнал новость от отца. Звуки концерта Шопена донеслись до его ушей, когда юноша вступил на аллею, ведущую к дому. Встретила его миссис Муросава и строго сказала: