Оторванное крыло трепетало в воздухе, поддерживаемое восходящим потоком, наводя на мысль о звуке — или виде — хлопка одной ладонью. Это было удивительное, величественное и ужасающее мгновение.

По идее, в этом не было ничего сверхъестественного. Крупные соколы-сапсаны всегда устраивали гнезда на узких скальных выступах, и потому в их гнездовой период часть Эль-Кэпа была закрыта для людей. Хью слышал о том, что в момент броска на добычу они достигали скорости свыше двухсот миль в час. Ласточки и стрижи встречались повсеместно. Здесь шло непрерывное состязание хищника и добычи, но редко когда его удавалось увидеть в столь явном виде. И никогда — настолько близко.

Убийство, совершенное соколом, отрезвило их. И заставило прервать стычку, прежде чем она успела перейти в необратимую стадию.

Переведя взгляд на Льюиса, Хью увидел, что его лицо забрызгано кровью ласточки. Протянув руку, он прикоснулся кончиком пальца к щеке Льюиса. Прикосновение разрушило стену, возникшую было между ними.

Льюис повернулся к Хью, в его черных очках сверкнули два одинаковых солнца. Хью показал ему каплю крови ласточки. Льюис тоже дотронулся до лица Хью и показал, что на напарника тоже попала кровь. Отмечены оказались оба.

Свобода, которую обретаешь в горах, никогда не бывает полной. За то, чего они пытались достичь, поднимаясь вверх, придется заплатить, неизбежно придется. Слова Льюиса прозвучали эхом того трепа о святых и серафимах, раздававшихся здесь несколько десятков лет назад. Но в том давнишнем трепе имелась немалая доля истины. Они были благословлены устрашающим зрелищем, не виданным нигде, кроме как здесь. Внезапно он всей душой захотел новых и новых впечатлений.

Но в следующую секунду Льюис заговорил.

— Нужно спускаться. — Его тон звучал непреклонно.

Сердце Хью оборвалось. Неужели все кончено? Он тяжело вздохнул.

— Что еще тебе нужно? — спросил Льюис, не отрывая глаз от плывущего в воздухе крыла, переворачиваемого ветром.

Хью заставил себя не уговаривать своего спутника продолжить восхождение. Было опрометчиво идти в одной связке с человеком, который лишь наполовину в горах, а наполовину погружен в себя. Нет, все действительно кончено. Значит, надо сворачиваться. Прогулялись, и хорош.

— Ладно, — сказал он.

— Нам необходимо отдохнуть, — сказал Льюис.

Не отправляться по домам. Не распрощаться со стеной. Не стереть следы своего пребывания здесь. Хью поглядел на Льюиса, ощущая, как в нем оживает надежда. Просто — отдохнуть.

Льюис размазал пальцем струйку крови, оставшуюся на камне, и внимательно рассмотрел результат своего деяния.

— Нам придется прилично поработать завтра. И послезавтра.

— И послепослезавтра, — добавил Хью.

Льюис запрокинул голову, пытаясь рассмотреть вершину.

— Братец, туда еще ой как далеко.

Когда с верхушек скал исчезли отблески заката и сгустилась тьма, они устроились на земле под нависающей уступом скалой рядом со своими огромными рюкзаками, набитыми снаряжением. Они решили обойтись холодным привалом, без огня. И разговаривать старались потише.

Хотя ночевки у стен Эль-Кэпа не всегда были незаконными.

Казалось бы, только вчера Хью, Льюис и многие другие, как пираты или разбойники с большой дороги, захватили подножия Эль-Кэпа. Льюис дал им наименование «феллахи», что означало «люди, поселившиеся на руинах цивилизации». Слово было позаимствовано из шпенглеровского «Заката Европы», излюбленной книги философствующих молокососов, каковыми все они тогда и являлись.

Хью тогда возражал: «Ты называешь все это руинами цивилизации? Какой цивилизации? Какие руины? Это Долина, а не какой-то протухший город».

«И это ты называешь жизнью?» — яростно орал Льюис, подразумевая, что он, несомненно, прав и спорить с ним совершенно бессмысленно.

В светлое время суток они штурмовали никем еще не пройденные стены. По ночам они отдыхали, но и в это время проигрывали, шаг за шагом, минута за минутой, все, что сделали и что предстояло сделать, в своих мыслях.

Запасшись распродаваемыми по дешевке просроченными армейскими сухими пайками, салями и целыми головками висконсинского чеддера, они разводили по ночам небольшие костры, развешивали кое-как постиранную одежду на ветках деревьев, играли на плохоньких гитарах и с завистью прислушивались к доносившимся из ближних кустов звукам, сопровождавшим совокупление немногочисленных пар, присутствовавших среди них. Это была своеобразная академия, больше всего соответствовавшая тому, что Джон Муир когда-то назвал «университетом дикой природы». Они читали и обсуждали все, от Витгенштейна, «Дельта-блюза» и «Бомбы» до «Тибетской Книги мертвых» и портретов голеньких красоток с вклеек «Плейбоя». Когда пиво и дешевое вино заканчивались, они прекрасно обходились речной водой из Мерседа. Пока альпинисты сидели по своим излюбленным пещерам и норам, рейнджеры обращали на них мало внимания.

Теперь, облокотившись на камни, с набитыми желудками, Хью и Льюис сошлись на том, что день сегодня был очень хорош. Ни один ни другой не упоминали о коротком споре, случившемся наверху. Льюис не мог отрешиться от впечатления, произведенного на него соколом, прикончившим свою добычу. Этот случай буквально омолодил его и погрузил в благоговейный восторг. Сам Льюис назвал событие жертвоприношением богам.

— Значит, теперь мы еще и боги? — не удержавшись от иронии, спросил Хью.

— Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Древних. Аватар и дэвов. Мировую душу. Космические течения. Или я еще и должен подыскать всему этому имя? Хью, нам было назначено судьбой оказаться там. Причем в единственную определенную минуту. Это ни в коем случае не было совпадением. Мы были обязаны увидеть то, что увидели. Неужели ты этого не чувствуешь? Прямо перед нашими глазами свершилось кровавое жертвоприношение. Что еще может ждать нас там? Я не знаю. Но мы должны узнать. Мы должны забраться туда так высоко, как только сможем.

Вновь вернулся Льюис былых времен, молниеносный, неудержимый, несравненный Льюис, обладатель пламенного духа. Он выпускал слова, как пулеметные очереди, предназначенные не для того, чтобы уничтожить, а лишь поранить, проникнуть в суть момента и ухватить его значение, прежде чем оно улетучится.

Хью хорошо помнил их паломнические поездки в Сан-Франциско в поисках битников, героев Льюиса, его «подполья», хипстеров — не хиппи, которые были только подражателями. Льюис отказывался признать, что он опоздал на десять лет, что битники сделались рокерами или попросту вымерли. Он был уверен, что они все еще должны существовать где-то в этом городе. Но от битников в конце шестидесятых оставались только «Городские огни», книжная лавка, в которой Ферлингетти ^[20] арестовали, когда он выставил на продажу свои «Завывания».

Пока Энни и Рэйчел пытались продать или обменять собранные в Йосемите дикие цветы, чтобы раздобыть «травки» или такой безобидной вещи, как марокканская краска для век, Хью, следом за Льюисом, бродил среди стеллажей. Именно там Хью купил записную книжку в кожаном переплете, которая стала его библией. А Льюис больше всего на свете желал отыскать одну определенную книгу, которая, как он был уверен, непременно приведет его к просветлению: седьмой выпуск альманаха «Черная гора», где публиковались Уильям Бэрроуз, Роберт Крили, Джек Керуак, Гэри Снайдер и многие другие. Шли годы, а книга никак не попадалась. В конце концов он нашел решение: завести свой собственный книжный магазин. «Рано или поздно она у меня окажется».

Во время обратной дороги из Фриско в синем «фольксвагене-жуке» Хью все четверо, донельзя усталые и счастливые, делились своими впечатлениями и хвастались покупками, от папиросной бумаги «зигзаг» доаюрведических пряностей и последних новостей из Вьетнама. Кто-то обязательно добывал какую-нибудь редкость вроде планшеток для спиритических сеансов, китайской «Книги перемен» или «Камасутры».