– Обещай мне сделать кое-что! – Слова прозвучали необычно. Спокойно. Повелительно. Без признаков страха. Он вынул трубку с пергаментом. – Арнбьорн, слушай меня внимательно!

Арнбьорн сидел с открытым ртом:

– Да?

Он протянул пергамент. Какое-то время оба держались за кожаную трубку.

– Если к утру меня не будет в живых, ты, Арнбьорн, должен будешь выполнить одно мое поручение. Ничего важнее в твоей жизни еще не было.

Священник молча кивнул.

– Ты должен передать пергамент Тордуру Хитроумному. – Он вперил взгляд в священника. – И еще, ты никогда никому не должен говорить об этом. Никогда ни единого слова!

– А что сказать… Тордуру?

– Он все поймет.

Тордур был еще одним хранителем в Исландии. Если можно было довериться кому-то на этой земле, так Тордуру Хитроумному, сыну брата.

И, только сказав это, он выпустил трубку из рук.

– Охраняй его ценой собственной жизни! Даже если тебе выколют глаза. – (Священник вскрикнул и отпрянул.) – Сохрани пергамент и никому не говори, что он у тебя есть и даже что ты что-то про него знаешь! Обещай мне это, Арнбьорн, именем Господа!

Священник несколько помедлил, задумавшись о том, что ему могут выколоть глаза, и затем ответил:

– Клянусь!

– Я надеюсь на тебя, друг мой. Да пребудет с тобой мир, священник Арнбьорн!

Сказав это, он покинул священника и выбежал в ночь. Мороз полоснул по коже. Раздавались окрики спутников Гиссура, обыскивавших двор, конское ржание и топот, собачий лай и громкие голоса обезумевших обитателей дома, протестовавших против бесчинств дружинников. За сарайчиком был вход в погреба, он открыл дверь. В кромешной тьме он бежал, пригнувшись, по узкому проходу, то и дело дотрагиваясь до выложенных камнем стен. Метров через десять-двенадцать наткнулся на деревянную дверь. «Вот дьявол!» Вытащил ключ, открыл дверь и вошел в каморку. В нос ударил запах прелого зерна и забродившего медового питья. Он спрятался, протиснувшись в щель между бочками с зерном, которые стояли вдоль стены.

«Они не уйдут, пока не найдут меня», – подумал он.

Обнаружив его, они под радостное улюлюканье оттолкнули бочки и вытащили его из укрытия.

При свете факелов он увидел пять человек. Узнал Арни Язву и Симона Крутого. Но Гиссура, этого мерзавца, среди них не было.

Позади, в темном туннеле, он заметил священника Арнбьорна.

– Господин, – прокричал священник со страхом, – они обещали пощадить тебя!

– Вот и хорошо, – сказал он так тихо, что священник вряд ли услышал его.

– Заткнись, старик! – крикнул Симон Крутой Арнбьорну.

– Гиссур обещал сохранить тебе жизнь! – не унимался священник. – Он сказал, что примирение состоится только после вашей с ним встречи…

Вдруг Арнбьорн замолк, догадавшись, что его обманули и что он предал своего хавдинга.

Кто-то из преследователей засмеялся.

– Где пергамент? – крикнул Симон Крутой.

– Куда ты его спрятал? – прорычал Арни Язва.

И они думали, что он расскажет?!

Симон Крутой приблизил к нему лицо:

– Послушай, ты же знаешь, что мы найдем его. Даже если для этого придется разнести здесь все в пух и прах.

Так продолжалось некоторое время. Наконец они потеряли терпение.

– Рубить голову будешь ты! – крикнул Симон Крутой Арни Язве.

Воины смотрели на священника.

– Ну говори же! – завопил Арни Язва.

В этот момент он чувствовал только абсолютное спокойствие. Им овладело сознание того, что жизнь подошла к концу – его богатая драматическими событиями жизнь, за которую ему было не стыдно. Жизнь почти такая же, как те, которые он воспевал в своих сагах.

– Не смей, – твердо сказал он.

– Руби! – повторил Симон Крутой.

Он не испугался. Он только хотел умереть с честью. Он не хотел уходить из жизни с лицом, изуродованным топором и мечом. Удар в сердце был бы гораздо более почетным.

– Не смей, – повторил он властно и посмотрел своим убийцам прямо в глаза.

Первым нанес удар Арни Язва. Он попал в сонную артерию. Кровь брызнула из раны. «Есть еще во мне сила и стойкость», – подумал он со вспышкой гордости. Опустился на землю. Остальные стали наносить удары без разбору. Из туннеля доносились жалобные стоны священника Арнбьорна. «Лишь бы он сдержал слово и передал пергамент Тордуру Хитроумному», – была его последняя мысль.

Вот так, в окружении врагов, купаясь в собственной крови, расстался с жизнью Снорри Стурлусон[11].

Торд высек эти руны далеко от родных краев

Через бурные моря и далекие горные страны

через леса и вершины

несли мы святыню

для охраны которой мы были рождены

Папа Юлий II изумленно посмотрел на недавно назначенного кардинала Джулиано Кастанью.

– Пожалуйста, повтори, – недоверчиво повторил папа. – Где находится папирусный манускрипт?

– Святой отец, я знаю, что это кажется совершенно невероятным… Но посланец королевы Изабеллы доставил письмо сегодня утром. Как вы видите по печати отправителя, письмо подлинное.

Папа взял свиток с письмом, печать была сломана. Читая, он качал головой. Закончив чтение, протянул письмо кардиналу:

– И речь идет о папирусных оригиналах текстов Священного Писания, которые мы имеем только в переводе на коптский язык?

Кардинал кивнул.

– О тех папирусах, которые твой предшественник Секундус пытался найти почти четыре сотни лет тому назад? – спросил папа.

– Непостижимо.

– Но каким образом тексты оказались там?

– Эта история, – сказал кардинал, – столь же непостижима.

Папа посмотрел на звездный потолок Сикстинской капеллы[12].

– Надо что-то делать с этим потолком, – пробормотал он, затем перевел взгляд на кардинала и вздохнул. – Если об этом станет известно, наступит катастрофа! Для Церкви. Для Ватикана. Для всего мира.

– Я могу предложить смелое решение нашей проблемы.

Преподобный Магнус мертв. Он плавает лицом вниз, как будто сделал глубокий вдох и теперь ищет что-то на дне купальни. Не очень длинные волосы, плавающие в воде, образуют вокруг головы венец. Белые как снег руки качаются на волнах.

– Магнус?

Голос мой совсем слабый и испуганный.

Одежда колышется вокруг, словно бурые водоросли в море в момент отлива. На дне поблескивают монеты, которые бросили туда туристы.

Я еще раз выкрикиваю его имя. Откуда-то доносится крик ворона.

Стою не шевелясь. Вероятно, я пытаюсь оттянуть неизбежный момент, когда придется вытащить его из горячей воды источника и взглянуть в его безжизненные глаза.

Едва ли он упал туда случайно. Купальня не очень глубокая. Магнус легко мог бы подняться.

Кто-то убил его. Кто-то утопил преподобного Магнуса.

Упершись коленом в камень, я хватаю его лодыжки и тяну из воды, слегка пахнущей серой. Он тяжелый. Одежда мокрая. Когда я переворачиваю его на бок, изо рта начинает течь вода. Я пробую найти пульс, но он давно исчез. Лицо покрасневшее, отечное. Глаза широко открытые. Пустые.