[Он] сказал, что прокламацию стоит обнародовать сразу после победы, тогда никто не сможет сказать, что мы решились на этот шаг от безысходности.
«Что ж, — заключил я, — значит, нам нужна победа».
III
Семнадцатого сентября 1862 года войска Конфедерации и Союза встретились на реке Энтитем-крик неподалеку от города Шарпсберг, штат Мэриленд. Силы конфедератов возглавлял генерал Роберт Э. Ли, который до войны состоял в весьма теплых отношениях с президентом. Северян вел генерал Джордж Б. Макклелан, демократ, презиравший Линкольна всеми фибрами души. Эйб писал:
[Макклелан] считает меня буффоном. Он полагает, что не пристало мне командовать им, человеком превосходного воспитания и ума. Я бы не обращал внимания, если бы он выигрывал побольше сражений! Вместо этого он сидит в лагере и вообразил, что вся Потомакская армия — свора его телохранителей! Ему не хватает предусмотрительности: когда следует идти в атаку, он ждет; когда необходимо удержать позицию и сражаться — отступает. Такого я генералу простить не могу.
В среду, 17 сентября, в предрассветные часы армии Ли и Макклелана выжидали. Солдаты не подозревали, что им предстоит самый кровавый день в американской военной истории. С первыми лучами солнца с обеих сторон раздались артиллерийские залпы. Около часа противники обменивались снарядами. Зачастую запал должен был отсрочить взрыв, чтобы вражеских солдат осыпало раскаленной шрапнелью. Запись в дневнике солдата Союза Кристофа Нидерера [58](20-й Нью-йоркский пехотный полк, 6-й корпус) гласит:
Только я устроился поудобнее, как у меня над головой просвистел снаряд. Я чуть не оглох. Правой рукой я ощутил удар и увидел, что мундир запачкан чем-то белым. Я ощупал свою руку и возблагодарил Господа, что она осталась при мне. В этот самый момент я почувствовал, что лицо у меня в чем-то мокром. Это была кровь. Я поднял глаза и увидел, что солдату, сидевшему рядом (его звали Кесслер), снесло полголовы. Его мозги залепили лицо нашему соседу, Меркелю, так что он теперь почти ничего не видел. Такое могло произойти с любым из нас, так что никто особенно не испугался.
Когда умолкли пушки, солдатам Союза было приказано примкнуть штыки и выступать через поле к конфедератам, которые окопались в траншеях. Но среди высокой кукурузы затаилась артиллерийская батарея. Как только северяне подошли поближе, мятежники открыли огонь крупной картечью. Шарообразные пули сносили головы с плеч, отрывали наступающим руки и ноги. Лейтенант Себастьян Дункан-младший [59](13-й пехотный полк Нью-Джерси, 12-й корпус) свидетельствует в письме:
У нас над головами засвистели шальные пули и снаряды. Вокруг загремели взрывы. Наступление наших рядов перегородили тела мертвых и раненых. Прямо перед нами я увидел парня: ему оторвало ногу. Другой был изранен градом осколков и кричал от боли.
Когда атака захлебнулась, поле представляло собой пустошь, сплошь покрытую трупами и телами умирающих. Раненых бросили на произвол судьбы, а сверху все сыпались снаряды — они наносили все новые раны и крошили уже оторванные части тел. Сражение продолжалось всего два часа.
В тот день на Энтитем-крик шесть тысяч человек расстанутся с жизнью. Еще двадцать тысяч будут ранены, зачастую — смертельно.
Ли в конце концов придется отступить. Но генерал Джордж Б. Макклелан, задействовав в сражении всего две трети сил, которые имелись в его распоряжении, попросту наблюдал, как южане, хромая, отправились в Вирджинию для перегруппировки. Этот факт неизменно поражает военных историков. Если бы Макклелан решил преследовать конфедератов, он мог бы нанести сокрушительный удар всему Югу и вскоре положить войне конец.
Эйб был вне себя.
— Черт побери! — заорал он на Стэнтона, когда узнал, что генерал не стал преследовать отступающих врагов. — Он причинил мне больше горя, чем любой из конфедератов!
Линкольн немедленно выехал в ставку Макклелана, расположенную в Шарпсберге.
* * *
На знаменитой фотографии Авраам Линкольн и Джордж Б. Макклелан сидят друг напротив друга в генеральском шатре в Шарпсберге. Мужчины напряжены и, похоже, чувствуют себя несколько неловко. Известно, что Эйб как бы невзначай обронил:
— Если вам не нужна армия, я с удовольствием ее позаимствую.
Однако история не сохранила свидетельства о том, что произошло за несколько минут до того, как была сделана злополучная фотография.
Я поприветствовал [Макклелана], пожал руки его офицерам, а затем попросил оставить нас с генералом наедине. Я опустил завесу на входе в шатер, снял шляпу, положил ее на низенький столик, оправил сюртук и обернулся к Макклелану.
«Генерал, — обратился я к нему, — я должен задать вам вопрос».
«Пожалуйста», — разрешил он.
Я сгреб его за воротник и притянул к себе, настолько близко, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего носа.
«Покажите, а?»
«О чем вы, черт подери?»
Я притянул его еще ближе.
«Покажите клыки, генерал! Дайте-ка посмотреть!»
Макклелан силился вырваться, но его ноги не доставали до пола.
«Они же у вас наверняка есть. — Рукой я попытался открыть ему рот. — Разве смертный человек может желать продлить агонию войны? Давайте! Покажите ваши черные глаза! — Я яростно встряхнул его. — Давайте!»
«Я не… не понимаю…» — проговорил он наконец.
Генерал и впрямь растерялся. Я чувствовал его страх. Я отпустил его и устыдился, что вышел из себя.
«Да, — кивнул я. — Вижу, что не понимаете».
Я поправил сюртук и откинул завесу над входом.
«Идемте, — окликнул я генерала. — Пусть Гарднер [60]делает свою фотографию, и покончим с этим».
Через месяц президент освободил Макклелана от командования.
* * *
Эйб выехал из ставки в Шарпсберге и решил сам оценить последствия сражения. Увидев изуродованные, окоченевшие тела по берегам Энтитем-крик, президент не выдержал — слишком много боли накопилось в душе.
Я плакал, ведь каждый из этих мальчиков был Уилли. У любого из них остался отец, на которого, как и на меня, пало проклятие; и мать, которая рыдает, как и моя Мэри.
Эйб около часа просидел рядом с трупом одного из солдат. Президенту сказали, что снаряд разнес юноше голову.
Его затылок раскололся, большая часть кости и мозга отсутствовала, поэтому лицо мальчика покоилось на земле, словно опустевший мешок из-под зерна. Меня отталкивало это зрелище, но все же я не мог отвести глаз. Этот мальчик — безымянный мальчик — проснулся сентябрьским утром, еще не зная, что ему не суждено увидеть завтрашний рассвет. Он оделся, позавтракал. Храбро ринулся в бой. А потом погиб, и вся его жизнь обесценилась перед лицом единственной неудачи. Весь его опыт, прошлый и грядущий, окончился на незнакомом поле вдали от дома.
Я оплакиваю его родителей, братьев и сестер. Но по нему я не скорблю, ибо верю теперь в старую поговорку: «Лишь мертвые дождались конца войны».
IV
Сражение при Энтитем-крик обернулось чудовищными потерями, но тем не менее принесло Эйбу долгожданную победу. 22 сентября 1862 года Линкольн подписал первую прокламацию об освобождении рабов, согласно которой все рабы в мятежных штатах объявлялись «навеки свободными».
Реакция последовала незамедлительно. Аболиционисты считали, что президент прибег к полумере, освободив только рабов в южных штатах. Те, кто придерживались умеренных взглядов, опасались, что южане ответят на прокламацию еще более яростным сопротивлением. Некоторые из солдат-северян грозили поднять мятеж: они утверждали, что бьются за Союз, а не за «освобождение [негров]».
