Синкинг-Спрингз не сохранилась в памяти Эйба. Когда ему исполнилось два года, вокруг договора на землю возник спор, и Томас переехал с семьей на десять миль к северу, на меньшую, но более плодородную ферму Ноб-Крик. Земля здесь была значительно лучше, и Томас мог бы вести безбедную жизнь, торгуя зерном и кукурузой с местными поселенцами, но он вспахал меньше акра.
Это был неграмотный, праздный человек, который не умел даже написать своего имени, пока его не научила моя мать. Он был совершенно лишен честолюбия… лишен желания улучшить обстоятельства своей жизни или стремления обеспечить семью чем-либо помимо вещей первой необходимости. Он не сажал ни на борозду больше, чем требовалось, чтобы у нас не подводило животы, не заработал ни цента сверх того, что позволяло нам прикрыть наготу.
Так неоправданно резко Эйб (которому тогда был сорок один год) охарактеризовал отца в день его похорон, на которые сам не пошел и, возможно, чувствовал угрызения совести.
Никто не назвал бы Томаса Линкольна усердным человеком, но его можно считать надежным, если и не щедрым добытчиком. В его пользу говорит то, что он не покинул семью во времена отчаянных трудностей и горестей, не уехал с фронтира ради удобств городской жизни, как многие из его современников. Томас не всегда понимал и одобрял устремления сына, но все же не препятствовал им (по крайней мере, впоследствии). Тем не менее Эйб так и не смог простить отцу трагедии, которая изменила их жизни.
Томасу Линкольну приходилось вести постоянную борьбу за выживание. Трагедии для того времени были не редкостью. Томас родился в 1778 году, позже, еще ребенком переехал из Вирджинии в Кентукки с отцом, Авраамом, и матерью, Батшебой. Когда Томасу было восемь, отца убили у него на глазах. Стояла весна, и Авраам-старший обрабатывал землю под посадки, «когда на него из засады набросились дикари племени шауни». Томас беспомощно наблюдал, как отца забили до смерти, перерезали ему горло и сняли скальп. Что послужило причиной нападения (если причина вообще была) и почему его самого пощадили, он не знал. Как бы там ни было, жизнь Томаса Линкольна изменилась навсегда. Оставшись без наследства, он был вынужден бродить по городам в поисках заработков. Он был подмастерьем у плотника, служил тюремным охранником, водил плоскодонку по Миссисипи и Сангамону. Валил деревья, пахал и, где мог, ходил в церковь. Школьный порог Линкольн-старший, по-видимому, не переступал никогда.
Совершенно непримечательная жизнь Томаса ускользнула бы от внимания историков, если бы в один прекрасный день, двадцати восьми лет от роду, он не явился в Элизабеттаун, где встретил юную дочь фермера из Кентукки. Их свадьба состоялась 12 июня 1806 года и изменила ход истории так, как молодожены и вообразить не могли.
Все источники единогласно утверждают: Нэнси Хэнкс была умной, доброй и красивой девушкой, которая «удивительно» говорила (впрочем, из-за природной скромности она редко раскрывала рот в присутствии незнакомцев). Нэнси умела читать и писать, она получила школьное образование, которое так и не выпало на долю ее сына. Она оказалась находчивой женщиной, и, несмотря на то, что книг в глуши Кентукки было не сыскать, Нэнси всегда ухитрялась одолжить или выпросить какой-нибудь томик, чтобы читать потом в редкие минуты, когда дневные труды подходили к концу. Когда Эйб был еще совсем малышом, мать читала ему все, что попадалось ей в руки: «Кандида» Вольтера, «Приключения Робинзона Крузо» Дефо, стихи Китса и Байрона. Но больше всего юному Аврааму полюбилась Библия. Любознательный малыш сидел у матери на коленях и внимал невероятным историям из Ветхого Завета: он слушал о Давиде и Голиафе, о Ноеве ковчеге, о казнях египетских. Больше всего ребенка потрясло жизнеописание Иова, праведника, который все потерял. Ему пришлось пережить проклятия, скорби и предательства, и все же он продолжал любить и восхвалять Господа. «Он мог бы стать священником, — напишет про Эйба друг детства много лет спустя, в предвыборной брошюре, — обойдись судьба с ним помягче».
Жизнь на ферме Ноб-Крик была суровой даже для начала XIX века. Весной ливни наводняли реку, и посевы на полях утопали в грязи. Зимой краски ледяного пейзажа выцветали, а ветви деревьев обращались в крючковатые пальцы и постукивали на ветру. Именно с этими местами связаны ранние воспоминания Эйба: вот он гоняется за старшей сестрой, Сарой, по пастбищам Блю-Эш и Шэгбарк-Хикори, мчится верхом на пони, прильнув к его спине, рубит топориком хворост рядом с отцом. Здесь же он перенес первую в своей жизни тяжелую потерю. (И, увы, далеко не последнюю.)
Когда Эйбу было три года, Нэнси Линкольн родила мальчика, нареченного Томасом, в честь отца. Сыновья считались благословением для семей на фронтире, и Томас-старший, без сомнения, мечтал о том дне, когда двое ловких мальчишек смогут помогать ему по хозяйству. Но мечтаниям не суждено было сбыться. Не прошло и месяца, как младенец скончался. Эйб напишет об этом двадцать лет спустя, еще до того, как похоронит двух собственных сыновей:
Не помню, чтобы я горевал. Наверное, я был слишком мал, чтобы осознать всю значимость или непоправимость произошедшего. И все же мне никогда не забыть мучения матери и отца. Описывать их — тщетное занятие. Подобное страдание не описать словами. Могу сказать только одно — от этой боли невозможно оправиться. Родители словно умерли вместе с сыном.
Неизвестно, что убило Томаса Линкольна-младшего. Наиболее частыми причинами смерти были обезвоживание, воспаление легких или недостаточный вес ребенка. Врожденные и хромосомные отклонения не научатся понимать и диагностировать еще больше столетия. В самом лучшем случае уровень младенческой смертности в начале девятнадцатого века составлял десять процентов.
Томас-старший сколотил гроб и похоронил сына возле хижины. Могила не сохранилась. Нэнси взяла себя в руки и окружила заботой оставшихся в живых детей, особенно Эйба. Она поощряла неутолимое любопытство малыша, его врожденную тягу заучивать истории, имена и факты, а затем снова и снова пересказывать их. Несмотря на возражения мужа, еще до того, как Эйбу исполнилось пять лет, мать начала учить его читать и писать. «Отцу книги были ни к чему, — вспоминал Авраам много лет спустя. — Разве что на растопку, если дрова отсыреют». О чувствах Нэнси Линкольн записей не осталось, но, вероятно, она понимала, что ее сын — незаурядный ребенок. Вполне естественно, что она была полна решимости подарить ему лучшую жизнь, чем выпала на долю им с мужем.
Старая камберлендская дорога лежала прямо через Ноб-Крик. Маршрут этот, без сомнения, можно было назвать оживленным: он соединял Луисвилль с Нэшвиллем, и каждый день по нему проезжали и проходили жители всех штатов. Пятилетний Эйб часами просиживал на ограде: он посмеивался над перевозчиком черной патоки, который виртуозно проклинал своих мулов, махал рукой почтарю. Иногда мальчик наблюдал, как рабов везут на аукцион.
Мне вспоминается запряженная повозка, набитая неграми. Там было множество женщин разного возраста. Их запястья сковывали кандалы, рабыни сидели прямо на полу повозки. Им не дали ни охапки сена, чтобы смягчить тряску, ни одеяла, чтобы укрыться от зимнего ветра. Возницы, разумеется, восседали на подушках спереди и кутались в теплую одежду. Я встретился взглядом с самой младшей девочкой, кажется, моей ровесницей. Ей было лет пять или шесть. Мы смотрели друг на друга всего мгновение, а потом я не выдержал и отвернулся, не в силах выносить выражение скорби на ее лице.
Томас Линкольн был баптистом и полагал рабство грехом. Это убеждение принадлежит к тем немногим вещам, которые унаследовал от него сын.
Усталые путники со Старой камберлендской дороги могли переночевать на ферме Ноб-Крик. Сара стелила гостям в одной из хозяйственных построек (ферма состояла из хозяйской хижины, сарая и амбара). На закате Нэнси подавала горячий ужин. Хозяева никогда не требовали с постояльцев платы, хотя многие гости так или иначе благодарили их за гостеприимство. Кто-то давал денег, но чаще Линкольнам перепадало зерно, сахар или табак. После ужина женщины уходили к себе, а мужчины коротали вечер за стаканчиком виски и трубками. Эйб лежал на чердаке и подолгу слушал, как отец развлекает путешественников бесконечными рассказами про первых поселенцев и Войну за независимость, забавными анекдотами, баснями и правдивыми (или отчасти правдивыми) историями о собственных скитаниях.
