– Понятно. А теперь куда мой папа подевался? – спросила я, оглядываясь по сторонам.

Отец всегда выигрывал – так или иначе.

– Понятия не имеем. Мы оставили вашего отца в гольф-клубе,– пробасил Даррелл.– Он сказал, у него там какие-то дела.

– А-а.

Я посмотрела на священника, то и дело поглядывавшего на часы.

– Когда начнем? – нетерпеливо спросил он.– Одна из моих прихожанок умирает, и…

– Можем хоть сейчас, но обвенчать придется нас с красавицей – подружкой невесты.– Даррелл шутливо ткнул меня в бок, чуть не сбив с ног.– Как ты на это смотришь, Мелинда?

Мы с Уильямом неодобрительно взглянули на него.

Неожиданно я заметила в капелле какого-то подозрительного типа. Он ходил взад и вперед, что-то крутя в руке – по-моему, мобильный телефон.

– А это кто, вон там? – шепотом спросила я, взглянув на Уильяма.

– Фотограф,– ответил священник.

– Но фотографа заказывала лично я! Должна была приехать женщина,– взволнованно проговорила я.– Дороти Дэниеле из агентства «Свадебное фото».

– Это человек из журнала,– вяло объяснил пастырь.

– Журнала? То есть? – требовательно спросила я, снова поворачиваясь к Уильяму.

– Нет, не «То есть»,– ответил он.– Как-то по-другому называется. «Привет» или «Здравствуй»… не помню. Спроси у отца.

– У отца? – удивленно повторила я.

Как раз в эту минуту в церковь вплыли мама и Эмери. Обе выглядели как инструкторы Йоги.

Взглянув на них, я почувствовала, до какой степени вымоталась.

Эмери вся светилась, а мама на двадцать лет помолодела.

– Простите нас, пожалуйста! На невесту сердиться нельзя! – пропела Эмери, прежде чем поцеловать Уильяма, Даррелла, а потом меня.

– А папы что, еще нет? – спросила мама.

– Нет.

Она нахмурилась.

– В последнее время мы его почти не видим. Такое ощущение, что он не желает с нами знаться.

Я вспомнила три кучи дамского белья и прикусила язык.

– Впрочем, какая разница? – тряхнув головой, весело воскликнула мама.– Церковь чудесная, правда?

Я предложила приступить к репетиции, так как на священнике уже лица не было.

Дело близилось к концу, когда хлопнула дверь и в церковь влетел папаша.

– На кого ты похожа!..– крикнул он мне.– Белинда! Надеюсь, визажист, которого ты заказала, умеет украшать и покойников! На Мелиссу уйдет не меньше часа.

Я в ужасе уставилась на него.

– Не обращай внимания, дорогая.– Мама ровно дышала через нос, прижав одну руку к диафрагме, а другой опираясь на спинку скамьи.– Он целую неделю всем грубит. Переживает, что потратил столько денег.

– Да, конечно.– Отец выразительно посмотрел на меня.– Я должен кое о чем поговорить с тобой, Мелисса. Напомни мне, если я забуду.

– Этого, пожалуй, достаточно,– сказал пастырь, закрывая молитвенник.– Вопросов нет?

– Ты еще не подписал добрачный договор, Уильям? – беспардонно поинтересовался отец.

Священник взглянул на него так, будто тот спросил у церковных хористов, нет ли среди них взяточников.

– Еще нет,– ответил Уильям с поразительной самоуверенностью.

– Нет? Только не забудь.

Отец рассмеялся и шутливо погрозил пальцем будущему зятю.

– Не забуду,– сказал Уильям, широко улыбаясь.

Мне было не до веселья. Священнику, Эмери и, разумеется, маме – тоже.

По дороге из церкви я замедлила шаг, чтобы поговорить с отцом, который отстал от нас и при-глушенным голосом разговаривал с кем-то по телефону.

Как только он увидел, что я оглядываюсь на него, то сразу прервал связь.

– Я привезла тебе чек,– бодро сообщила я.– Могу отдать прямо сейчас, но при условии, что ты больше не будешь напоминать мне о долге. Особенно завтра.

Отец остановился у массивного надгробного камня.

– Чек? По-моему, мы договаривались о наличных.

Я уставилась на него:

– Хочешь сказать, я должна была привезти с собой все пять тысяч десятифунтовыми банкнотами?

– Мне нужны наличные. Сегодня же, Мелисса.– Отец посмотрел на часы.– Времени еще достаточно, успеешь съездить в город. Ты ведь пользуешься услугами того же банка, что и я, правильно?

Я растерянно кивнула. Как будто мне нечем заняться! Дома меня ждали двести неподписанных карточек с указанием фамилий гостей…

– Как только упомянешь мое имя, тебе сразу выдадут деньги,– сказал отец, ускоряя шаг с намерением уйти.

Я лишь проводила его взглядом.

День перед свадьбой – как советуют журналы, по профилю которых я теперь могла защитить диссертацию,– невесте следует провести, принимая расслабляющие ванны, занимаясь педикюром и сердечно беседуя с самыми близкими и любимыми людьми.

У нас, естественно, все вышло иначе. Мы перессорились, устроив Эмери перед вступлением в брак хорошую встряску.

Родители отметили последние часы ее незамужней жизни впечатляющим выяснением того, куда подевалась фамильная диадема, которую в последний раз видели на голове Аллегры в день ее свадьбы. К тому моменту, как мы с Эм тихонько удалились наверх, чтобы посмотреть телевизор, спор плавно перешел в скандал по поводу списка гостей. Маму особенно интересовало, почему в нем столько девиц с папиной работы. Когда мы с Эмери отправлялись спать, до нас все еще доносились то стихавшие, то усиливавшиеся крики.

В моей спальне временно поселилась бабушка; комнаты для гостей были переполнены тетками, двоюродными братьями и сестрами. Мне пришлось лечь в спальне Эмери, на скрипучей кровати, которой не пользовались года эдак с восемьдесят седьмого. Лежать на ней было очень неудобно, но я гнала прочь мысли о сломанных костях и внушала себе, что спать на таком ложе будет даже забавно.

Эмери принялась рассказывать, как скверно обошелся с ней на прошлых выходных Уильям. Я слушала ее, покрывала ногти на ногах ярко– красным лаком и чувствовала себя настолько расслабленно, что не хотела портить вечер вопросами о Чикаго.

Около полуночи мама, прежде чем пойти спать, заглянула к нам. У нее горели щеки, а волосы торчали в разные стороны.

– Могадона не желаете? – проворковала она, будто предлагая какао.– Поможет как следует выспаться перед завтрашним чудесным днем!

Я так устала, что в снотворном, вообще-то, не нуждалась, но мысли о груде дамского белья, купленной отцом, никак не давали мне покоя, и я решила: лучше заснуть до утра покрепче.

– Спокойной ночи,– сказала я сестре, когда мы обе проглотили таблетки.– Увидимся утром. Разбудить тебя?

– Гм… да.

Эмери так тщательно изучала будильник, будто понятия не имела, как его заводить.

– Интересно, сработает?

– Надеюсь,– ответила я.– Мне надо встать пораньше, проверить, не повредило ли ветром шатер.

Эмери посмотрела на меня со своей высокой кровати.

– Тебе там удобно?

– Вообще-то нет.

– Может, ляжешь со мной?

– А ты не против?

– Нет,– ответила Эмери, но тут же добавила: – На той кровати ты, чего доброго, растянешь шею и будешь смахивать завтра на Квазимодо – испортишь фотографии.

Я с радостью перебралась к Эмери и укрылась одеялом. У нее были очень холодные ноги. Мы лежали, глядя на оконные шторы, и ждали, когда начнет действовать мамин могадон.

– А это нормально? Я имею в виду, что мать накануне свадьбы кормит лекарствами собственную дочь? – спросила Эмери.

– Нормально только для мелодрам викторианской эпохи.

Мои мысли переключились на Джонатана.

Я стала представлять, что почувствую, когда увижу его в церкви. Сумку с нарядом Милочки я спрятала в старом шкафу с игрушками, который стоял в музыкальной комнате,– признаться честно, мне даже не терпелось снова стать Милочкой. Та, по крайней мере, могла от души повеселиться на свадьбе, не то, что Мелисса. Пусть в течение каких-нибудь тридцати минут – все равно…

Я знала, что буду скучать по свиданиям с Джонатаном. Ни капли в этом не сомневалась.

– Только, пожалуйста, удели внимание Джонатану,– сонным голосом попросила Эмери.– По-моему, он больше никого не знает, кроме тебя, Уильяма и Даррелла.