Я хотела было немного отстать, чтобы Джонатан подошел к столику первым, но он, не особенно деликатничая, подтолкнул меня в спину, и мне пришлось пойти вперед, изобразив на лице улыбку.

Хегели привстали, но не сняли солнцезащитных очков.

– Здравствуйте! – воскликнула я, протягивая руку, когда мы приблизились к ним.

– Приветствую! – ответила Бонни Хегель, и я сразу прониклась к ней неприязнью, и вовсе не из-за очков от Гуччи.

К моему немалому удивлению, и она и ее муж сердечно обняли сначала меня, потом Джонатана.

Не люблю обниматься с совершенно незнакомыми мне людьми. Признаться честно, когда меня выпустили из объятий, я почувствовала себя человеком, которому поневоле пришлось принять участие в некоем жутковатом обряде.

– Милочка, познакомься с Бонни и Куртом Хегель,– официальным тоном произнес Джонатан, высвободившись из хватки Бонни.– Курт, Бонни – Мила Бленнерхескет.

Обмениваться рукопожатиями, после того как Бонни крепко прижала меня к своей костлявой груди, показалось мне неуместным, и я лишь кивнула, еще раз приветствуя обоих Хегелей.

«Вот ведь хитрюги»,– с раздражением подумала я, опуская руку в сумку с намерением достать очки. Потом заколебалась – а вдруг невежливо? – но все-таки вытащила их и надела, демонстративно подняв на лоб.

– Закажем шампанского? – предложил Курт, делая знак официанту.– Случай самый что ни на есть подходящий!

– Думаешь? – спросил Джонатан.

– Конечно,– ответила за мужа Бонни, кладя ладонь на руку Джонатана.– Нам так приятно видеть тебя… таким собранным.

Я подумала: интересно, в каком же состоянии пребывал Джонатан, когда Хегели прощались с ним в Нью-Йорке? Наверняка развод явился для него страшным ударом, но представить себе, что он ходил с опухшими от слез глазами, засыпал с бутылкой «Бейлиса» в обнимку и четыре дня подряд болтался по дому в одной и той же пижаме, было просто невозможно.

Не пойму, зачем Бонни понадобилось с ходу заговаривать о былом горе Джонатана в присутствии его новой подруги.

– И в такой жизнерадостной компании! – добавила она, бросая на меня многозначительный взгляд.– Наконец-то ты снова зажил нормальной жизнью!

Понятия не имею, как мне следовало отреагировать на ее слова. Или Джонатану.

Он, однако, не растерялся.

– Спасибо. Милочка приехала прямо с работы, правда же?

Его голос прозвучал ровно, а по выражению лица было сложно что-либо понять.

– Да, простите,– пробормотала я.– Я слегка не в форме.

Я почувствовала, что обязана это сказать еще и потому, что на Бонни был безупречный серо– вато-бежевый костюм из льняной ткани. Взглянув на ее юбку, на которой не имелось ни единой складочки, я почувствовала себя настоящей неряхой.

– Что вы, что вы. Обожаю этот… э-э… эклектический стиль, столь почитаемый лондонцами,– сказала Бонни.– Как представишь, на какие жертвы идут ваши женщины, диву даешься.

Я выпрямила спину и втянула живот.

– Спасибо. Это у нас в крови.

– Замечательно! – воскликнула Бонни.– Отличный ответ.

Джонатан нервно кашлянул.

– Курт?.. Делай заказ.

– Бутылку шампанского, пожалуйста,– произнес Курт, обращаясь к официанту, но глядя на меня.– Полагаю, надо как следует отметить этот восхитительный летний день и все, что с ним связано!

Я улыбнулась и тут же подумала: а не Синди ли специально прислала их сюда? Если так, то какое впечатление желает произвести на друзей Джонатан? Как следует держаться мне? Разыгрывать из себя даму сообразительную, или сексуальную, или деловую, или какую? Было бы проще, если бы перед такими вот встречами Джонатан давал мне письменные указания.

– Приехали отдохнуть? – полюбопытствовала я.

– Да, вроде того. Правда, мы больше не считаем Англию чужой страной. Влюбились в нее всем сердцем,– призналась Бонни.– Даже подумываем купить здесь дом. Это выгодно в финансовом смысле. И потом, куда приятнее жить, как остальные лондонцы, то есть не болтаться все время по гостиницам. От них жутко устаешь.

– Очень интересно,– учтиво заметила я.– Джонатан как раз тот, кто вам нужен, так ведь, дорогой? Уже подыскиваешь подходящее жилье для Бонни и Курта?

– Да,– ответил Джонатан.

– Нас устроил бы Ноттинг-Хилл,– сказала Бонни, когда принесли шампанское.– Хотим при-обрести дом с двумя спальнями, не слишком большой. но и не чересчур маленький, а то будет ощу-щение, что сидишь в коробке. Мне нужно пространство для занятий йогой, нам обоим необходим отдельный кабинет, а Курт не может жить без хотя бы небольшого сада…

Моя неприязнь к обоим супругам усиливалась, и я отчаянно с ней боролась.

– Джонатан имеет дело с чудесными домами,– произнесла я.– Но в лучшем поселился сам, правда, дорогой?

– Да, наверное,– ответил Джонатан.

Бонни прижала руку к груди и сказала:

– Неужели дом такой же замечательный, как тот, в котором вы с Синди жили в Массачусетсе? Здорово же мы там веселились! Помнишь, как на Хэллоуин загорелись бумажные тыквы Синди и ты их тушил?

Она и Курт покатились со смеху.

Джонатан сдержанно улыбнулся, но его глаза вовсе не смеялись.

– А потом,– сквозь смех выдавил из себя Курт, шутливо тыча в Джонатана пальцем,– потом она повторила тот же фокус на балконе вашей нью-йоркской квартиры, помнишь?

– О боже! – Бонни задыхалась от хохота.– В самом деле! Пришлось вызывать пожарных! Какие у них были физиономии!..

От улыбки Джонатана не осталось и следа.

– Оказывается, Синди – пироманьячка,– лучезарно улыбнувшись, заметила я.– Ты мне об этом не рассказывал, Джонатан.

Курт внезапно оборвал смех и пнул под столом Бонни – я это заметила.

– Что? Ой, простите.– Она прижала руку ко рту.– Извини, Джонатан. Просто я все еще…

Курт повернулся ко мне и произнес:

– У нас о них двоих так много чудесных воспоминаний. Оба нам очень дороги.– Говорил он торжественно, будто читал постановление суда о разводе.– Все остается, как было, даже теперь, после их расставания.

– Уверена, вам есть, что о них вспомнить,– мягко ответила я.– Бонни, откройте, пожалуйста, свой секрет: как вам удается выглядеть столь свежей в такую жару?

Разговор постепенно перешел на обсуждение дел Бонни и Курта, и о разводе больше не упо-минали. Каждый раз, когда кто-то пытался вернуться к прежней теме, Джонатан напрягался, Бонни и Курт обменивались виноватыми взглядами и беседа устремлялась в другое русло – начинали обсуждать лондонские цены на жилье и тому подобное.

Однако я ясно видела, что Бонни и Курт лишь притворяются, что больше не вспоминают о Синди и о разводе.

Джонатан старательно делал вид, что увлечен болтовней, но я чувствовала: чем больше он пьет, тем сильнее страдает. А пил он, к моему удивлению, немало.

Наконец я решила, что должна прекратить эту пытку. По-видимому, Курт и Бонни считали что поступают благородно, сопротивляясь желанию снова завести речь о беде Райли, но лучше бы они заговорили о ней прямо. Конечно, меня это не особенно касалось, но я не могла спокойно наблюдать, как они изводят его своей высосанной из пальца вежливостью. А еще, небось, вернутся домой в Штаты и заявят: Джонатану все до лампочки, он толстокожий и бесчувственный.

– Как протекает беременность Синди? – спросила я, глядя на Бонни.

Джонатан обмер. Бонни ошарашенно заморгала.

Я вопросительно подняла брови.

– Джонатан объяснил мне, что Синди ждет ребенка. А ей ведь наверняка тоже нелегко прощаться с прошлым. Надеюсь, она не слишком мучается?

Некоторое время все молчали, потом Курт сказал:

– Да-да. По-моему, хм, она уже пришла в себя.

– Приятно слышать,– ответила я, кладя руку на ладонь Джонатана, отчасти для того, чтобы он оставил в покое соломинку для коктейля, которую к тому моменту всю изломал.

В эту минуту меня почти не тревожило, устроит ли он мне после встречи головомойку: в конце концов, я ведь притворялась влюбленной в него, а настоящая подруга непременно о нем позаботилась бы.

– Простите, что я так прямо об этом спросила, но, честное слово, не понимаю, зачем говорить обиняками, если речь идет о семье. На мой взгляд, лучше называть вещи своими именами. Ведь наше прошлое неразрывно связано с настоящим. Разве не так? – спросила я, глядя на Бонни.