Глава одиннадцатая
Каждый сходит с ума по-своему
Ирина открыла глаза и несколько мгновений не могла понять, где находится. Было холодно. Рядом еле слышно посапывал Славик, у стены, чуть погромче — Борис. Ирина высвободила руки из-под одеяла, потянулась. Как же приятно спать в ночной рубашке, а не полностью одетой, как в последние ночи в Танюшкиной квартире. И спалось гораздо лучше. Пару раз, правда, все же просыпалась: будили самолетный вой и эхо взрывов. Но это же мелочь, главное — не было этих тревожных подъемов, сидения в коридоре. Все-таки на первом этаже гораздо спокойнее! Или это потому, что народу много? Борис, небось, тут же сказал бы: «На миру и смерть красна!» Зато и сам вон сопит себе спокойно.
Она потянулась, коснулась губами русой головы сына и вынырнула из-под одеяла. Ого, прохладно, однако! Ночную рубашку долой — кожа тут же покрылась мурашками. Быстро надела маечку, толстые теплые колготки, юбку, свитер из ангорской шерсти. Поправила одеяло у Славика, встала, выглянула в окно. На улице было еще сумрачно, белым ковром лежал чистый нетронутый снег. Людей не было.
Светлана уже копошилась на кухне.
— Доброе утро! Как спалось?
— Доброе утро! Отлично. Только два раза из-за самолетов просыпались, а Славик вообще ни разу.
— Я тоже не слышала. Как легла, так сразу и отрубилась. Я тут воды согрела — умыться хочешь?
— Конечно, хочу, спасибо! Эх, искупаться бы…
— Только квадратно-гнездовым способом, — усмехнулась Светлана. — Зато о воде можно не беспокоиться, потом на Старую Сунжу сходим.
Ирина отнесла кастрюлю с водой в ванную, сходила за пакетом с вещами. Встала на коврик, разделась и, вздрагивая от озноба, тщательно обмылась, используя в качестве мочалки носовой платок. Действительно — квадратно-гнездовой способ! Зато как хорошо! Поменяла белье, оделась.
На улице рассвело.
Через час проснулись остальные. Позавтракали свежими оладьями с чаем, поболтали, вспоминая вчерашний вечер. Костя попробовал включить телевизор: одни помехи. Борис сразу вспомнил про вышку, впрочем, так уже бывало.
За водой пошли впятером, Костя ушел к знакомым. Частный сектор начинался почти сразу за домом, и туда уже вела проложенная по снегу дорожка. Дети тащили санки с двумя ведрами, баловались, играли в снежки. Борис посмотрел на сына, отдал ведра женщинам, кивнул детям — садитесь. Санки легко скользили, и Борис увлекся: убегал вперед, резко разворачивался, возвращался. Мальчишки хохотали, женщины улыбались, впервые за долгое время блестели сине-серые глаза.
Интересно, видно ли это на локаторе самолета?
Дорожка привела к открытой калитке в высоком кирпичном заборе, оттуда как раз выходили две женщины с ведрами. Хозяев видно не было но, судя по утоптанной тропинке от калитки до крана, гостей у них сегодня хватало. Ледяная вода быстро наполнила ведра, и санки осторожно двинулись назад. У ворот немного подождали, пока Светлана сходила в соседний двор за молочной сывороткой для оладьев. Борис успел с удовольствием покурить на свежем воздухе.
Черные тучи, сеявшие весь вчерашний день снег, исчезли — небо было затянуто серыми плотными облаками.
Самолетов не было.
— Света, а разве это Старая Сунжа? — спросил, делая последнюю затяжку, Борис. — Я думал она подальше начинается.
— Не знаю, мы всегда так называли. Какая разница! Главное, что вода есть и сыворотку пока продают.
Поближе к обеду заработал телевизор. Опять показали вчерашний налет, потом включили «Вести». Новости почти полностью заполняла «чеченская тема». Сообщалось о стычках в районе Ассиновской, Первомайской, на окраинах Грозного. Какой-то генерал равнодушным голосом бюрократа напропалую врал о том, что гражданскому населению Грозного ничего не угрожает. Конечно, если оно, население, будет вести себя хорошо и выполнять все, что требует руководство объединенной группировки. То есть покинуть Грозный и другие места сосредоточения незаконных вооруженных формирований, для чего будут предусмотрены специальные коридоры.
Где находятся эти мифические коридоры, как ими воспользоваться, на чем — об этом генерал не сказал ни слова. Мелочи его не интересовали.
Дума тоже кипела. Еще бы — такая возможность покрасоваться перед телекамерами. Кто грозным голосом требовал немедленного прекращения боевых действий, кто предлагал себя в качестве единственно возможных переговорщиков, кто просил не мешать президенту и правительству, кто читал газеты, кто просто спал.
Ничего нового.
А вот Светлана новости принесла. От соседа со второго этажа, что работал на телецентре. Вчера самолеты несколько раз заходили на телевышку, раздолбали все вокруг и все-таки, раза с десятого, попали. Не в саму вышку — рядом, однако трансляция вырубилась. За соседом приехали поздно вечером, назад привезли утром, теперь он отсыпался. Телевидение каким-то образом снова работало, Костя был прав. Надолго ли?
В обед поели картошку с принесенной Ириной нутрией. Объеденье! А потом Борис придумал сходить к Аланбеку.
Во дворе появились люди, и не мало. Таскали воду, обменивались новостями, на углу даже чем-то торговали. Потеплело, но снег не таял, небо по-прежнему затягивали плотные облака. Ветра не было. Замечательная погода.
Особенно, когда нет самолетов.
Их и не было, пока шли вдоль дома, пока переходили через Косиора, пока входили во двор. Мерзкий звук появился, когда уже проходили первый подъезд. Был он не слишком громким: самолет летел высоко. Оглушающий свист возник внезапно, словно из ниоткуда. За пару секунд звук взвился до такой ноты, что заложило уши, и тут же окружающая серость взорвалась ослепляющей вспышкой — словно упало на землю раненое солнце. Время как будто бы растянулось: Борис успел заметить, как бросились бежать сидящие в беседке подростки, втолкнул жену в подъезд, заскочил сам. Резкий хлопок ударил им в спину, тут же мигнула новая вспышка и — новый разрыв. Они остановились в глубине подъезда, прислонились к холодной бетонной стене. Ноги противно дрожали, сердце колотилось как бешеное. Ирина взяла Бориса за руку, он обнял ее, прижал к себе, успокаивая, и успокаиваясь сам. Сердце дернулось еще несколько раз и забилось ровнее, перестали дрожать колени. Ирина глубоко вздохнула, обняла Бориса, подняла лицо. Борис поцеловал один глаз, потом другой, припал к раскрытым губам. Мир стремительно свернулся, оставляя где-то далеко-далеко и самолеты, и боевиков, и президентов с их постоянной заботой о своих народах.
Жаль, что так не могло продолжаться бесконечно.
У Аланбека было тепло, из кухни в комнату тянулся длинный шланг, заканчивающийся горелкой беспламенного горения. На вешалке — автомат, в комнате сизый табачный дым, тянувшийся в открытую форточку.
— Что это вы такие взъерошенные? — спросил Аланбек, обводя их подозрительным взглядом. — Под бомбежку попали? Странно она на вас действует, мне бы так! Обмоем это дело?
— Бомбежку? — улыбнулась Ира. — Алан, у тебя с головой все в порядке?
— Не-а, — поднял рюмку Аланбек, — что я хуже? Поехали!
Сразу налил еще по одной, посмотрел выжидательно на Бориса.
— За безбашенных всех стран и национальностей!
Ирина покрутила пальцем у виска, затем демонстративно показала два пальца Борису, тот ласково улыбнулся, кивнул. Алан, обозрев эту пантомиму, свернул громадный кукиш, обидчиво заявил: «Ира, это невежливо! Почему двое?» И торжественно выставил вперед три пальца.
Водка делала свое дело быстро — кровь побежала быстрей, сердцебиение стабилизировалось, а мозги стали работать удивительно четко и логично.
— Ну их на фиг, этих политиков! — объявил после третьей Аланбек. — Нам что, больше говорить не о чем?
— Наливай! — сказал Борис, подмигивая Ире. — А ты знаешь, о чем говорить?
— Знаю! Ты что подмигиваешь? А, понял, понял! Господа умалишенные желают остаться наедине? Запросто!
Аланбек встал, сделал шаг к двери, Ирина поймала его за рубашку.