И оказалась права. Аланбек принес почти все — тысячу с небольшим долларов.

Вообще-то он не заслуживал подобных подозрений. Это был странный человек, и интересы у него тоже были странные. То он приобрел дельтаплан, мечтая о полетах над городом, то основал мастерскую по выпуску супермодной мебели. Полеты, едва начавшись, завершились неудачным приземлением, погнутыми трубками и сломанной ногой, а мастерская… Мастерская сначала работала довольно успешно. Увы, покупателей оказалось не так уж много. Большинство крутили головами и просили что-нибудь «побогаче». Аланбек злился, называл их «болотом» и выпускать кровати с финтифлюшками не желал. Мастерская прогорела. После этого он вообще забросил все дела, и только мечтал, провожая сестру в очередной «челночный» рейс. Последние его проекты своей экстравагантностью поражали даже Бориса. Впрочем, дальше проектов Аланбек не продвигался.

Они часто собирались вместе. Аланбек готовил свой фирменный плов, открывалась запотевшая бутылка водки, и можно было до хрипоты обсуждать пути развития цивилизации, общечеловеческие ценности, национальные особенности и прочие жизненно важные темы. Иногда ездили в гаражи. И опять те же самые споры, шашлык, и стрельба по бутылкам из пистолета. Как-то Ирина тоже решила попробовать. Аланбек показал куда нажимать, снял с предохранителя. Ира, держа пистолет двумя руками, старательно прицелилась и вдруг повернулась всем корпусом к Аланбеку: решила что-то переспросить. Черный кружок глянул Алану прямо в лоб, и время замедлилось. Ира только еще начала задавать вопрос, а Аланбек уже исчез и тут же, в одно мгновение, оказался на полу. Почти телепортировал. Еще через секунду Борис вырвал у жены пистолет и обессилено прислонился к столу. Водка пришлась как нельзя кстати.

В 93-м Аланбек здорово помог, когда к отцу Бориса заявились непрошенные гости. Двое чеченцев, размахивая какой-то бумажкой, доказывали ошарашенному отцу, что именно в этом доме жили их родители до выселения, и тому следует немедленно освободить их родовое гнездо. Отца, родившегося в этом доме задолго до 44-го года, они не слушали. Конечно, и без Аланбека было кому помочь, но рядом оказался именно он. Лжевладельцы признали свою ошибку и скрылись в неизвестном направлении. Наверное, пошли искать других, у которых не было Аланбека.

Ранней весной 94-го у Ирининой подруги умерла мама. Тогда-то Борис с удивлением узнал, что мастерская по изготовлению гробов на улице Шерипова по-прежнему работает, и цены, в связи с оттоком русских, нисколько не упали. Работала и администрация кладбища. Мужик, назвавшийся директором, дышал густым перегаром, но щеки надувал так же старательно, как и раньше. Деньги тоже считать не разучился.

Трудности начались во время похорон. Автобус к могиле не проехал, пришлось идти пешком. И тут оказалось, что некому нести тяжеленный деревянный крест. Борису он оказался не под силу, остальные мужчины сами еле ходили из-за весьма солидного возраста, а еще ведь и гроб нести. Рабочие помочь согласились, но заломили совершенно баснословную цену. Услышав такое, Аланбек крякнул, взвалил крест на могучее плечо и двинулся вперед. Так и шли — чеченец с православным крестом на плечах впереди, все остальные сзади. Картина еще та! «А чего, — сказал потом, улыбаясь, Аланбек, — вы же не виноваты, что заблуждаетесь. Но кресты могли бы и полегче делать».

И вот сейчас он принес деньги. Еле успел и явно этому обрадовался. Поинтересовался: «Что, уже не ждали? Решили, кинул чечен? Ладно, шучу, шучу. В гости заходите, «чайку» выпьем».

Наконец все разошлись. Отец в одну сторону, Аланбек в другую. Через час собрались и они.

Почти.

Уже в дверях выяснилось, что Славик потерял шапку. Божился, что обыскал все, наверное, ее кто-то специально спрятал. Пришлось подключаться Ирине. Пока они копошились в комнате, Борис примерил на плечо сумку, подогнал ремень. Сумка показалась подозрительно легкой. Расстегнул замок и тяжело вздохнул: на месте канистры самодовольно поблескивали коричневой кожей итальянские военные сапоги. «И когда она только успела?» — удивился Борис. Минута — и статус-кво был восстановлен: место в сумке вновь заняла канистра с водой, а сапоги отправились под диван.

Шапка нашлась в совершенно естественном месте — под столом. Славик удивлялся, уверял, что он не причем. Это она сама!

Дверь на четвертом этаже приоткрылась, стоило сделать к ней шаг.

— Уходите? — укоризненно нахмурилась соседка. — Уезжать решили?

— Куда сейчас уедешь? — примирительно сказала Ирина. — Мы к знакомым на первый этаж, вот передайте, пожалуйста, адрес, если кто зайдет. А вы не собираетесь? Страшно же, вдруг ракета в крышу попадет?

Оттаявшая было соседка сразу зашипела:

— Какая ракета? Да ты что такое говоришь? У меня мать всю войну прошла! Вы что думаете, наши не знают, кого бомбить? Пусть чечены боятся, а нам что? Мы — люди честные!

— До свидания! — сказал Борис и потянул Иру за рукав.

На улице шел снег. Крупные мягкие хлопья тихо сыпались с темно-свинцового неба, укрывшего приговоренный город. Снег на глазах укрывал белым маскхалатом все вокруг: деревья, крыши домов, бетонную ограду школьного двора, разбитые вдрызг дороги, грязные тротуары. Даже гигантская, расползшаяся на полквартала мусорная куча стала похожа просто на большой снежный холм. По мусорке бродили мокрые недовольные собаки, копошились стайки голубей, ворон и грачей.

Людей на улице почти не было.

Впрочем, двое взрослых — мужчина в надвинутой на самый лоб вязаной шапке и женщина в черном пуховом шарфе — встречи с людьми совсем не искали, наоборот, они явно выбирали, как можно более пустынную дорогу. Они не верили внезапно окружившей их идиллии, и даже в их спинах угадывались настороженность.

Только мальчик вел себя, как обычно. Вырвавшись из тесного пространства и увидев снежную сказку, он немного ошалел. Сверкая ярким школьным рюкзачком, носился туда-сюда вокруг родителей, лепил снежки и запускал их в грачей. Грачи недовольно отскакивали, взлетали; мальчик смеялся и негромко кричал: «Ага! Получили, грачи проклятые? Нечего бомбы кидать!»

— Славик! — не выдержал Борис. — Тише ты! Весь микрорайон соберешь!

Славик повернулся и, не сдержав щенячьего восторга, пульнул снежком в отца. Борис нахмурился, Ирина улыбнулась и погрозила пальцем.

Прошли совершено пустой двор, второй решили обогнуть и пошли вдоль школы. Школьный двор, стадион, детский сад — все было белое-белое, тихое и заброшенное. Пятиэтажки, еле видимые сквозь усилившийся снегопад, обреченно глядели на них заклеенными крест-накрест глазницами окон.

Но не все.

В доме, выходящим прямо на школу, привычных белых крестов на окнах почти не было. Стекол в окнах не было тоже. Стекла, припорошенные снегом, осколками валялись на дорожке. Чуть дальше, рядом с наклоненным к самой земле фонарем, чернела воронка, больше похожая на небольшую канаву. На след от бомбы она походила мало: будто что-то тяжелое прилетело с востока и, не взорвавшись, зарылось в землю, оставив глубокий шрам.

Славик дернулся было к канаве, и тут же был пойман Борисом за шиворот.

— Стоять!

— Пап, смотри — там блестит что-то! Давай посмотрим!

— Я тебе посмотрю! Взорваться хочешь?

Больше ничего подобного не видели. Еще пара домов, поворот во двор и вот он — конец пути. Последний двор третьего микрорайона, дальше, за дорогой, мутной стеной белеют девятиэтажки — это уже шестой микрорайон.

Дверь на первом этаже открылась, и на них обрушились непривычный уже шум и суета. Встречали трое: Светлана, яркая жизнерадостная женщина лет сорока пяти, ее сын Константин, студент Нефтяного института, и незнакомый шестилетний мальчишка.

— Здрасти, здрасти! Проходите, раздевайтесь! Костя, помоги. Какие вы мокрые! Боря, а тебя с бородкой не узнать — чистый моджахед!

— А это кто у нас такой? Как тебя звать?

— Это у нас Вова, мой племянник. Вова, бери Славика, идите в комнату. Ира, вы голодные?