Офицеры ненавидели своих солдат. За то, что они тупые, истощенные, оборванные. Они ненавидели нас. Ведь мы их обвиняли в том, что их солдаты необучены, голодны, одеты в рванье. Они ненавидели израильтян. За то, что те воевали всерьез и не признавали английских правил поведения офицера и всю эту мишуру – стек, тоненькие усики, чай в 11 утра и в 5 пополудни, презрение ко всем, кто ниже чином или не учился в Сэндхерсте. Они втихую ненавидели себя. За то, что были вороваты и трусоваты. Они ненавидели своих коллег, устроившихся ближе их к Каиру, и презирали своих коллег, попавших на передовые позиции на Синае и застрявших там с 1965 года. И мы презирали их – за то, что они не хотели воевать за свою родину, за то, что они подшучивали над советскими офицерами и над их «интернационализмом», за то, что они могли остановить колонну танков, если пришло время молитвы, за то, что они знали – советские офицеры будут за них воевать и умирать, но никогда советское командование не наградит своих офицеров и не признает их заслуг – ведь СССР не участвует в этой войне!

Обозреватель был слишком умен и опытен, чтобы не видеть всего этого. Он не знал – да и не надо было ему знать – ничего конкретного про каждого из нас, собравшихся в этом зале, но он наверняка знал все тонкости наших взаимоотношений с арабами. Он был птицей слишком высокого полета, чтобы тупо встать перед нами и отчитать свою лекцию – а там хоть трава не расти! Значит, он не для того приехал сюда и собрал нас в прохладном зале советского посольства на Замалеке. Я вспомнил тот, первый раз. Война между Индией и Пакистаном началась через неделю после его приезда. У нас здесь затишье с 1965 года. Евреи не начнут войну так рано – войска еще не оправились после прошлой, практически безрезультатной войны. Да и незачем – если захватить только Синай, то это практически пустыня, а если двигаться дальше, то население Суэца, Александрии и Каира растворит Израиль – на его три миллиона человек в этих городах проживает минимум шесть. Арабы понимают, что войска их перевооружены, но недоучены. Советское командование не раз предупреждало египтян и сирийцев не осложнять отношения с Израилем, потерпеть несколько лет… Не вышло. Война началась внезапно, без видимой причины, и была сокрушительной для арабов – они потеряли Синай и Голанские высоты. Противник укрепился на высоком берегу Суэцкого канала и дальше не пошел. «Каир лежал передо мной, как голая женщина, – хвастал военный министр Израиля Моше Даян, – но я не взял его. Мне не прокормить шесть миллионов арабов». Евреи укрепились на высоком берегу Суэцкого канала. Каждый год приходилось чистить канал от осаждающегося ила. Огромная драга двигалась взад и вперед по каналу, высасывая ил со дна и сваливая его на Синайской стороне. Так возникло искусственное укрепление – вал на Синайском берегу Суэца. За этим валом израильтяне, привыкшие воевать в пустыне, плоской как стол, чувствовали себя довольно защищенно. Они оборудовали дороги через Синай для снабжения своих войск, закопали в ил и песок свои танки по самую башню. В пустыне и 10 метров превышения над территорией противника – стратегическая высота. Все познается в сравнении. Сидя в «Сахара-Сити» и глядя на пирамиду Хеопса, бурой громадой нависавшую над Гизой, я часто представлял себе, как бы она выглядела у меня на родине, в Нальчике. 146 метров здесь – головокружительная высота. А у нас горка Кизиловка – 890 метров над уровнем моря и 300 метров над городом. За ней – покрытые вечными снегами четырехтысячники Главного Кавказского хребта. Пирамиды Хеопса в упор не было бы видно…

«Шестидневная война» была кровопролитной, да и продлилась она дольше, гораздо дольше, чем шесть дней. Но… Понемногу ожесточенные бои за Синай сменились позиционной войной. Бомбардировки и перехваты – свободной охотой истребителей. Со временем войска на передовой выработали своеобразный modus vivendi и научились воевать, не убивая друг друга. Это очень просто. Начинайте обстрел позиций неприятеля в строго определенное время – например, в 11 часов. Он быстро сообразит, что к чему, и будет в 10.55 прятаться в блиндажи и укрытия. В свою очередь, вы заметите, что через некоторое время он тоже перестанет обстреливать ваши позиции во внеурочное время. А в донесениях начальству не надо указывать, что обстрел проводится каждый день в 11 часов. Здесь выручают фразы типа «обстрел был приурочен ко времени занятий противника боевой подготовкой с целью ее срыва». Надо быть джентльменом и не проводить обстрелов во время приема пищи, молитвы и сна противника. Он это оценит и ответит взаимностью. Потом между вами появятся наблюдатели ООН. Они будут фиксировать время начала перестрелки и кто ее начал. Не беспокойтесь – из их донесений начальство тоже не сможет найти ключа к разгадке вашего с противником секрета. Дело в том, что, по правилам ООН, при любом спорном вопросе принимается то мнение, которое высказал наблюдатель, старший по стажу. А это старшинство устанавливается по номеру удостоверения наблюдателя ООН. Чем меньше номер, тем раньше получено удостоверение, и, следовательно, тем старше наблюдатель. Так что в донесении сегодня будет написано, что обстрел начали израильтяне и от него пострадали невинные арабы (если старший наблюдатель – русский), а завтра – что обстрел начали арабы и пострадали от этого варварства евреи (если старший – американец или норвежец). Странная война…

Странная война. Война, после которой приходится жить, сознавая, что противник всего в 180 километрах от твоего родного города, от столицы! После поражения в июньской войне маршал Абдель Хаким Амер не хотел жить вообще, а так жить – и подавно. Он, только он за все в ответе. Президент прав. Президент говорил, что им не удастся «скинуть евреев в море», как того требовали наиболее рьяно настроенные политики. Но Амер хотел этой войны. Он считал, что момент назрел. Посланец русского руководства, прибывший в Каир накануне войны под видом Обозревателя, убедил его, что, по данным советской разведки, сейчас самый выгодный момент для такой молниеносной войны. Но, чтобы она была действительно молниеносной, надо обеспечить максимум внезапности. Маршал усмехнулся. Какая внезапность, если войска стоят напротив друг друга, разделенные узкой линией фронта, на плоской пустынной местности. Дождей не бывает годами. С пяти утра до семи вечера – беспощадное солнце, ночью – яркий свет луны и гроздьями висящие в тропической ночи звезды. Какая внезапность? Обозреватель привел пример – Гитлер напал на Советский Союз в воскресенье, перед самым рассветом. Так надо поступить и арабам. У арабов скоро рамадан – месяц священного поста. У евреев тоже скоро праздник. Дисциплина дисциплиной, но праздник неизбежно сделает свое дело. Уедут домой любимчики командира в каждой части, ортодоксы накроют головы платками и засядут за чтение Торы. Выходцы из Советского Союза и других социалистических стран неизбежно организуют застолье. Если не ждать праздника, то можно использовать шаббат – святой день для иудеев, субботу. Внезапность в масштабах ближневосточного театра военных действий организовать трудно. В масштабах Синая – легче. В направлении главного удара – легко. Это все мелочи. Где‑то не сработает связь, где‑то не досмотрит часовой. Где‑то организуете отвлекающие действия… Можно попросить войска контингента ООН отойти со своих позиций, как будто обеспечивая на этом направлении свободу маневра, а ударить главными силами совсем в другом месте…

Маршал поверх обеденного стола остро глянул на Обозревателя, который так и сыпал военными терминами. Их беседа оказалась долгой. Амер уже пропустил послеполуденную и вечернюю молитвы. Хассанейн Хейкал, редактор самой влиятельной египетской газеты «Аль-Ахрам», привез утром гостя на виллу к маршалу. Он сказал Амеру, что это не простой гость, что есть вещи, которые советское руководство, естественно, не может передать ни через посла, ни через генерала Лащенко. Да Лащенко и не сторонник военного решения конфликта, он давно повторяет, что египетская армия перевооружена, но не переобучена. Амер не любил русских. Но он знал, что жалобы главного советского военного советника генерала армии Лащенко были оправданны. Арабские офицеры не желали заниматься боевой подготовкой, вели себя так, как будто это они победили и находятся в ста километрах от Тель-Авива. Но доводы русского Обозревателя казались столь убедительными и верить в то, во что хочется верить, было так легко и приятно… Амер не был простаком. Он понимал, что Хейкал никогда и никому не подтвердит содержания этой беседы. И тогда он той же ночью направил своего адъютанта и близкого друга полковника Шамса Бадрана на своем личном самолете в Москву. Бадран подтвердил: Обозреватель выражает неофициальное мнение самого высшего руководства. Уверения в мирных настроениях арабов в советской печати – политическая игра, пропаганда. И Амер поверил. Он поверил настолько, что смог убедить и президента.