Переводчик. Бомбей. «Стрэнд»
Fata viam invenient (лат.).
От судьбы не уйдешь.
А вот воров в Индии не любят. Настоящих. Если они не в кино, а рядом. Я вспомнил, как в прошлую войну мы встретились с Обозревателем на ступенях кинотеатра «Стрэнд» в Бомбее. У ступеней толпа била парнишку-карманника. У «Стрэнда», на вокзале «Виктория» и торговом центре «Флора Фаунтин» на каждом углу висят объявления «Берегись карманников». Карманники в Бомбее – мастера своего дела. В таких местах, как кинотеатры и вокзалы, надо держать ухо востро. Но что‑то не заладилось у паренька – может, толкнули под руку, – и хозяин кошелька схватил его. Толпа била его с наслаждением. Те, кому не доставалось возможности нанести свой удар, громко сожалели об этом и давали советы передним, как разделаться с воришкой. Здесь же орудовали и другие карманники. Пользуясь давкой и возбуждением толпы, они очищали карманы соотечественников от последних рупий и пайс, припасенных на билет в кино. Но это было почти честно – лишаясь одного зрелища, толпа наслаждалась другим.
Хотя ничто, пожалуй, не заменит кино жителю Индии. Индийцы редко оценивают свои фильмы по остроте сюжета или актерскому мастерству. В конце концов, все артисты давно известны и каждый имеет свое амплуа, а сюжет почти всегда сводится к тому, что богатый жених хочет жениться на бедной девушке, но злая родня препятствует этому, не подозревая, что бедная Золушка – племянница местного богатея, а то и наследница магараджи. Оценивая фильм, местный киноман с восторгом сообщит тебе, что посмотрел вчера великолепный фильм – «в нем восемь песен и шесть танцев!». В Индии и Пакистане принято, что иностранцы приобретают билеты в ложи балкона. Не только потому, что они дороже и публика там почище. В конце фильма, независимо от его содержания, на экран проецируется государственный флаг и звучит гимн. Весь зал поворачивается к балкону – удостовериться, что иностранцы встали, проявляя должное уважение к их государственным символам. Понемногу это переходит в привычку, и даже на улице подсознательно стараешься занимать места, которые дистанцируют тебя от толпы.
Я стоял на ступеньках «Стрэнда» и вдруг увидел Обозревателя. Он был почти рядом, с ужасом и отвращением глядел на происходящее. Об этом он не напишет в Москву. И вчера, и сегодня с утра он уже направил на телевидение и в ТАСС благостные репортажи. Там наверняка было много интересного и почти все – правда. И о веротерпимости индусов, и о бурно развивающейся промышленности, и, конечно, об индийском Голливуде – Бомбее, и о Радже Капуре, владельце «Бомбей Студиос», который прославился в России после того, как сыграл роль вора-карманника в фильмах «Бродяга» и «Господин 420». Того карманника полюбили вся Индия и вся Россия. Женщины выходили из кинотеатров с заплаканными глазами, мужчины повторяли полюбившиеся слова злодея Джагги: «Сын вора будет вором, сын судьи будет судьей». Чем тот Авара отличался от этого парнишки – убей, не пойму. Те же напомаженные репейным маслом волосы, печальные глаза-маслины и неистребимая вера в возможность счастья в виде родинки или медальона, доказывающих родство с местным богачом или заезжим принцем. То же горькое сожаление о жестокости старых обычаев и осуждение кастового строя, который мешает любимым соединиться, а талантливому инженеру – занять подобающее место в компании. И та же полная и моментальная смена убеждений, как только эта родинка или заветный медальон докажут его собственную принадлежность к высшей касте.
Индира Ганди, выполняя волю своего отца Джавахарлала Неру и Махатмы Ганди, смогла‑таки добиться принятия закона о запрете кастовых отношений. И даже, в знак того, что первая из брахманов протягивает руку низшей касте, назначила министром обороны в своем правительстве политика из касты неприкасаемых. Неприкасаемого – над надменными офицерами, которые во всем подражали англичанам и по ночам видели сладкие сны о тщательно подметенном плаце из толченого красного кирпича, английском стеке, заученным движением заткнутом под левый локоть, и трепетно-угодническом ответе подчиненных на любой вопрос – «Йес, сэр, тиге, сагиб!» (в пехоте) или «Ай-ай, сэр, кэптэн!» (во флоте). Сколько раз я сходил по трапу вместе с капитанами ракетных катеров, пришвартованных у стенки в Бомбее! И ни один из них не произнес положенную по уставу формулу передачи корабля в командование старпому на родном хинди! Только «She is all yours!» («Она вся в вашем распоряжении!»). Потому, что так говорят на кораблях Британского Королевского флота, и потому, что боевой корабль по‑английски – она. Им пришлось подчиниться министру-неприкасаемому. Но, подчинившись, они не простили этого даже Шримати – «дорогой матери» Индире Ганди. Командир противолодочного корабля «Кхукри», торпедированного пакистанской подводной лодкой, приказал команде покинуть тонущий корабль, а себе вынести кресло на мостик. «Я пойду ко дну вместе с моим кораблем. И не только потому, что таков морской обычай. Зато мне, кшатрию, не надо будет выполнять волю министра из касты неприкасаемых!» Красиво сказано, но в советских газетах такое не напечатаешь! А индийские газеты? Каждый день в них можно прочесть десятки брачных объявлений: «Родители красивого и воспитанного выпускника технического колледжа ищут достойную спутницу жизни для своего сына. Дедушка и бабушка юноши были брахманы». То есть претендентов из низших каст просят не беспокоиться. Но закон не нарушен – ведь это дедушка и бабушка были брахманы, а родители и молодой человек свято блюдут законы Хинди Бхарат – всеиндийского братства!
Законы – законами, а обычаи очень живучи. Высшая варна – брахманы – голова нации, а кшатрии – военные – ее руки, держащие щит и меч. Вайшья – купцы и ремесленники высоких профессий – это тело нации. Шудра – рабочие и крестьяне – ноги нации, а антьяджа – неприкасаемые – ее потная стопа. Ни один индус из высших каст, прикоснувшись ненароком к неприкасаемому, не продолжит своих дел. Сначала он направится в храм, где пройдет весьма сложный процесс очищения от скверны. Ни один брахман не выпьет воды – да что там! – не примет стакан воды из рук человека низшей касты. Именно поэтому официантами в дорогих ресторанах и водителями такси часто можно увидеть либо сикхов, либо пуштунов – они вне кастового строя. На худой конец они будут из варны вайшья – купцов и высших ремесленников, а «у ремесленника руки чисты». Удобная формулировка, не правда ли? Весь ремесленник грязен, а вот руки его, что пекут хлеб, шьют одежду, подают на стол, – чисты!
Кстати, о чистых руках. Конечно, в потоке информации о дружественном народе в преддверии государственного визита будет много сказано о дружеских взаимоотношениях, которые возникают между русскими военными и гражданскими специалистами и их индийскими коллегами. Но не напишешь же, как быстро эти отношения переходят сначала в панибратство, потом в пренебрежение, а затем и в открытое хамство со стороны «обучаемых». Это я видел и в Бангладеш, и в Пакистане, и в Египте, и, конечно, в Индии. Здесь органически неспособны уважать людей, чьи жены с утра ходят по базару с сумками, затем подметают просторную, выделенную для двух или трех русских семей виллу, готовят обед, а в свободное время вяжут из мохера шарфы и кофты на тенистой веранде. А когда муж возвращается домой с работы, он здоровается за руку с чокидаром – привратником своей виллы, а то и со свипером – уборщиком из неприкасаемых (!) и, отдохнув пару часов, собирается с женой на прием в посольство или на кинопросмотр на посольской «даче». Все бы хорошо, но ведь, собираясь туда, он замечательным кремом «Киви» чистит свои туфли и бархоткой наводит на них блеск. То есть и сам он, и его жена совершили действия, низводящие их на уровень свипера, чистильщика обуви или чокидара. Для бенгальца и индуса они стали сродни неприкасаемым, для араба и пакистанца – «потеряли лицо».
Я приспособился к этой жизни, у меня за плечами был солидный багаж навыков выживания в тех условиях, в которые нас поставило наше руководство. Оно требовало от нас не пользоваться услугами рикши: «Товарищи, вдумайтесь, ну разве можно использовать чужую мускульную силу для своего передвижения!» (Если бы знать наперед и рассказать инструктору ЦК, готовившему меня к командировке, что с 2000 года в Анапе и Сочи наши студенты будут подрабатывать, катая на велорикше богатых российских и иностранных курортников! Нет, пожалуй, нельзя – он бы меня направил в психушку, а не за границу). От нас требовали брать билеты в ложи и на балконы кинотеатров, передвигаться на такси, нанимать слуг и пользоваться услугами прачек. От нас требовали безукоризненного внешнего вида и не разрешали посещать дешевые духаны или питаться хот-догами на улице. Но платили нам лишь четверть того, что получали наши коллеги из других стран. Да и «командированные» из ЦК или МИДа чиновники жили по каким‑то другим меркам… Американцы говорят про себя: мы не хуже и не лучше, мы просто разные. Хорошо так говорить американцам. А мы были настолько разные, что поневоле удивлялись одному цвету кожи…