Немцы, проживавшие в Южном Тироле, должны были остаться пассивными. Так они и сделали.

Немецкое национальное меньшинство, проживавшее в Советском Союзе, оказалось вне досягаемости Гитлера.

Слишком далеким было расстояние и до поселений немцев в Юго-Западной Африке.

Немецкое национальное меньшинство в районе Мемеля (Клайпеды) довольно эффективно способствовало аннексии указанного района Германией 20 марта 1939 года.

В Латвии и Эстонии Гитлер не смог воспользоваться содействием проживавших там немцев: осенью 1939 года их переселили в Польшу.

Остается сказать несколько слов о четырех группах немецкого национального меньшинства, проживавшего на территории Венгрии, Румынии, Польши и Югославии. После того как Германия поглотила Австрию и оккупировала Судетскую область Чехословакии, национал-социалистские элементы при поддержке Берлина захватили политическое руководство группами немецкого национального меньшинства в названных выше четырех странах. В результате здесь также возникли политические пятые колонны. Два государства из числа тех, где оперировали эти колонны, подверглись вооруженному нападению Гитлера: Польша и Югославия. Нами найдены доказательства широкого развертывания в этих странах деятельности военных пятых колонн. Выводы, к которым мы пришли на основании исследования фактов, подтверждаются историческим анализом. [432]

Как мы указывали во введении к первой части нашей книги, страх перед пятой колонной широко распространился в ряде стран только после поглощения Германией Австрии и аннексии Судетской области. Оба этих события явились по существу единственными крупными успехами, которых удалось добиться Гитлеру путем использования массовых движений в иностранных государствах. В обоих случаях достигнутые результаты объяснялись как чисто географическими причинами, так и факторами социального, экономического и исторического порядка. Последние проявились с особой силой в Судетской области.

Многие за пределами Германии почти совершенно не разбирались в тех движущих силах, которые оказывали влияние на развитие событий в указанных районах. Почти никто не считал нужным вдаваться в изучение сложного комплекса взаимоотношений между немцами и славянами в центральной части Европы. Все прочее заслонял один доминирующий факт: группа граждан определенного государства позволила обратить себя в инструмент, в орудие взлома в руках Гитлера. Эти люди были немцами - национал-социалистами. Разве приходится удивляться тому, что у населения многих стран стало возникать после этого подозрение ко всем местным немцам и национал-социалистам из коренного населения, поскольку те и другие постоянно поддерживали Гитлера? При этом не обращалось внимания ни на различия в истории происхождения разных групп местных немцев, ни на ту относительную отчужденность, с которой [433] относились к национал-социализму многие из проживавших за границей немецких подданных.

Широкая общественность не имела возможности составить правильное представление об описанной нами выше работе всевозможных немецких учреждений и органов. Люди просто чувствовали, что возникла угроза. И они были правы. Гитлер в своих планах сочетал политическую и военную агрессию. Он использовал как орудие внутреннюю военную пятую колонну значительно слабее, чем это обычно представляли себе люди за пределами Германии. Гитлер не мог поступать иначе по соображениям секретности, являвшейся неотъемлемой чертой всей гитлеровской политики. Вместе с тем внутреннюю политическую пятую колонну он использовал как орудие непрерывно начиная с 1933 года, применяя его с непревзойденным мастерством, дьявольской изобретательностью и высочайшей степенью презрения к заключенным договорам и общепринятым правилам приличия. Если Гитлер не всегда добивался своих целей, то только потому, что его усилия наталкивались на мощное сопротивление.

Несмотря на все преувеличения и отдельные неточности, имевшиеся в тех представлениях, которые сложились о немецкой политической пятой колонне в 1933 - 1939 годах, в своей основе эти представления не являлись ошибочными. Во многих отношениях действительность оказалась даже хуже тех предположений, которые люди осмеливались делать перед второй мировой войной.

Поскольку это так, разве не являлось неизбежным, что после развязывания Гитлером войны при каждой новой агрессии с его стороны общественное мнение многих стран считало, что группы, столь продолжительное время оказывавшие Гитлеру политическую поддержку, станут или уже оказывают ему и военную поддержку? Военная пятая колонна в том виде, как ее представляли себе люди, являлась (если не полностью, то в значительной своей части) своеобразной трансформацией политической пятой колонны. Арестовывали и преследовали внутренних врагов, то есть людей, которых подозревали (зачастую совершенно правильно) в том, что они являются [434] сторонниками немцев и в принципе готовы оказать ему помощь. Таким врагам нередко приписывались действия, которые те не совершали. Однако определенная склонность их к подобным действиям оценивалась общественным мнением с достаточно и проницательностью. Страх перед военной пятой колонной был преувеличенным, но он не являлся беспочвенным.

Следует признать, что проявляемое населением чувство страха побудило правительства некоторых стран принять репрессивные меры против отдельных лиц и групп, политические взгляды и настроения которых оценивались неправильно, речь идет о политических эмигрантах из Германии и Австрии. Многие представители французских властей относились к ним после начала войны с едва скрываемой враждебностью. Англичане попытались тщательно изучить настроения политических эмигрантов, что по своему замыслу должно было явиться положительным мероприятием. Однако вскоре выяснилось, что практическое осуществление подобного мероприятия требует больших денежных средств и времени.

Проведенные изучения и расследования в конечном счете не оправдали возлагавшихся на это надежд, поскольку англичане были введены в заблуждение неточными сообщениями, поступавшими с европейского континента, о политических взглядах и настроениях того или иного эмигранта. Многие политические эмигранты стали жертвами репрессий. Однако если мы вдумаемся в обстановку 1940 года и вспомним отношение общественности к развитию событий после 1933 года, мы вряд ли почувствуем себя вправе порицать власти, интернировавшие эмигрантов. Историк, работающий в условиях, когда опасность давно миновала, может спокойно оценить в своем исследовании все положительные и отрицательные стороны тех или иных мероприятий. В каком выгодном положении он находится по сравнению с государственным деятелем, которому приходится принимать решения, определяющие судьбу всей страны, в самый разгар событий, несмотря на все неясности в обстановке и тысячи опасностей, грозящих со всех сторон. В конечном счете, только на самом Гитлере и его верных [435] приспешниках и последователях лежит подлинная вина за все те преследования, притеснения и казни, которым подвергались (иногда заслуженно, иногда нет) действительные, потенциальные, а иногда и мнимые члены пятой колонны.

Было бы несправедливо, если бы мы не указали на некоторые факты, которые с юридической точки зрения могли бы быть признаны смягчающими вину обстоятельствами, в частности для судетских немцев, а также местных немцев в Польше и Югославии. Им пришлось терпеть притеснения как национальным меньшинствам, иногда с ними обращались дурно и даже сурово. Все это являлось результатом многовекового исторического развития, можно сказать целой цепи событий, отдельные звенья которой зачастую оставались вне поля зрения людей, входивших в указанные меньшинства. Их совершенно не интересовала история развития народов, среди которых они жили, то есть чехов, поляков, словенцев. Немецкие национальные меньшинства считали, что им угрожают, что их интересами пренебрегают. Охваченные чувством затаенной вражды, они охотно прислушивались к тем политическим лидерам, которые выступали с обещаниями восстановить их привилегированное или господствующее положение.