Фурмана привлекли к судебной ответственности. Он сознался, что сам сочинил этот документ, добавив, однако, что “это является просто шуткой и не имеет серьезного [197] значения”{222}. Выступления защиты не убедили судью. Фурмана посадили в тюрьму, а его бумаги конфисковали. Брена и его коллеги поспешили обратно в Монтевидео, чтобы предупредить власти.
О случившемся сообщили также послу США в Уругвае.
Эту должность занимал тогда Эдмунд С. Вильсон, который уже в течение нескольких месяцев общался с Фернандесом Артусио и начал придавать серьезное значение его предупреждениям. Вильсон знал, что общественное мнение Уругвая на стороне союзников; вместе с тем до него доходили вести, что некоторые политические деятели и офицеры настроены в пользу третьего рейха. В ряде своих телеграмм, посланных 13, 14 и 15 мая 1940 года, в дни, когда мировая пресса была полна сообщениями о пятой колонне в Голландии, Вильсон обращал внимание Вашингтона на то обстоятельство, что горстка решительных людей может легко овладеть Монтевидео. Если нацисты вообще собираются предпринимать что-либо в Южной Америке, то наиболее вероятным является нанесение ими удара по “слабому месту - Уругваю”{223}.
Ознакомившись с донесениями посла, Рузвельт поручил Самнеру Уэллесу информировать правительство Уругвая о том, что он как президент США выражает беспокойство в связи с создавшимся положением. От Вильсона поступали один за другим сигналы тревоги. 30 мая, через сутки после обнаружения плана Фурмана, Вильсон телеграфировал: “Если США не будут действовать немедленно и эффективно, создастся реальная опасность, что такие страны, как Уругвай, окажутся под господством нацистов”{224}. Еще через сутки, посоветовавшись с Норманом Армором, послом США в Буэнос-Айресе, Вильсон настоятельно рекомендовал послать к восточным берегам Южной Америки 40 - 50 боевых кораблей.
Вильсон запрашивал гораздо больше того, чем президент Рузвельт решался пока дать. Рузвельт принял [198] быстрое, но частичное решение: тяжелый крейсер “Куинси”, находившийся в военно-морской базе Гуантанамо, получил приказ о немедленном выходе в Рио-де-Жанейро и Монтевидео. Через несколько дней за ним последовал еще один тяжелый крейсер - “Уичита”. Пока оставалось неясным, как будет реагировать Япония на ошеломляющие победы Германии в Европе; во всяком случае, президент и его военно-морские советники не считали себя вправе идти на ослабление Тихоокеанского флота США.
Начальник штаба армии генерал Маршалл придерживался иного мнения. Он считал Атлантический театр военных действий важнее Тихоокеанского. Если бы французский флот попал в руки Гитлера, то объединенные военно-морские силы Германии, Италии и Франции оказались бы значительно сильнее английских или американских военно-морских сил.
“Неожиданно может создаться такая обстановка, - доказывал Маршалл, - когда Япония и Россия решат действовать заодно, и это вынудит нас держать большинство наших кораблей на Тихом океане. Если французский военно-морской флот перейдет в руки Германии и Италии, для нас сложится весьма серьезная обстановка в южной части Атлантики. Через несколько недель Гитлеру может прийти в голову мысль воспользоваться обстановкой, сложившейся в Южной Америке”{225}.
В то время, когда Маршалл излагал свою точку зрения, беспокойство в Уругвае достигло предела.
Комитет Томаса Брена, вернувшись в Монтевидео с документами, изъятыми при обыске у Фурмана, пригласил членов парламента на закрытое заседание с целью доложить на нем сенсационную новость о планах путча. Все обнаруженные документы подверглись тщательному изучению. Они указывали, что существует странная организация, состоявшая из “лидеров” и “опорных пунктов”. Она тесно связана с Германией. У членов парламента, изучивших все представленные документы в переводе с немецкого, создалось впечатление, что нацисты создали какой-то таинственный орден, своего рода масонскую ложу [199] коричневорубашечников. Кроме того, из документов явствовало, что,
“с точки зрения нацистов, весь мир делится только на две части: немецкую Gau{226} и иностранную Gau. Уругвай, как и другие страны, предназначенные для поглощения нацистской “мировой империей”, является одним из районов иностранной Gau, или, выражаясь иначе, “зарубежной Германии”{227}.
Согласно дополнительным свидетельским показаниям, становилось очевидным, что несколько месяцев тому назад некоторые немецкие подданные брали в аренду или покупали земельные участки, “расположенные вблизи казарм, полицейских участков, мостов, железнодорожных станций и разъездов, важных перекрестков шоссейных дорог, а также вблизи ремонтных мастерских, принадлежащих железнодорожным и автобусным компаниям”{228}.
Полиция арестовала одного немецкого подданного, картографа по специальности. При нем оказалась карта Голландии, “на которой было показано, как еще задолго до немецкого вторжения в Голландию пятая колонна готовила огневые позиции для артиллерии, обеспечивая тем самым удобный обстрел важных объектов”{229}. Этот человек располагал и картой района Монтевидео, на которой имелись пометки о военных объектах в самом городе и его окрестностях.
Серьезное волнение охватило правительственные органы. Складывалось впечатление, что пятая колонна вот-вот захватит власть.
7 июня на всех телеграфных станциях появилась военная охрана. Полиция приступила к обыскам по всему Уругваю. В окрестностях Монтевидео обнаружили “три немецких планера, парашют и разобранную радиостанцию”{230}. Из Аргентины пришли вести, что в провинции Энтре-Риос (близ города Сальто) в доме одного немецкого подданного нашли оружие. Военные караулы разослали на все маяки, пристани, пограничные таможни и [200] железнодорожные станции. Солдаты несли патрульную службу на основных шоссе. 13 июня парламент принял закон, налагающий запрет на все организации, опасные для государства. “Во избежание недоразумений”{231} немецкий посол объявил о роспуске всех немецких ассоциаций. Двенадцать немецких подданных были посажены под арест “в обстановке огромного возбуждения народа”{232}; арестованные подвергались изнурительным допросам, которые длились целыми часами. 17 июня 2000 студентов забросали камеями немецкое посольство.
В тот же день состоялось закрытое заседание парламента, на котором заслушали доклад комитета Брена; оно длилось 20 часов подряд. В конце, заседания было принято решение арестовать начальника департамента по расследованию преступной деятельности, который “систематически отрицал всякое утверждение о том, что планы нацистов представляют угрозу для Уругвая”{233}. Министр внутренних дел, который до 15 июня утверждал, что народ волнуется из-за пустяков, признал свою ошибку. Третий скептик, министр обороны, обратился теперь ко всему уругвайскому народу с призывом об организации добровольческого вспомогательного корпуса.
Стрелковые тиры, где народ мог бесплатно тренироваться в стрельбе, скоро оказались переполненными. Свыше трех пятых всего мужского населения, способного носить оружие, откликнулось на призыв министра. 20 июня на рейде в Монтевидео встал на якорь американский крейсер “Куинси”; его встретили с энтузиазмом. В огромной толпе, ожидавшей несколько часов под дождем прибытия корабля, слышались возгласы: “Да здравствует Рузвельт!”, “Да здравствуют Соединенные Штаты!”. Заявление американского посла о том, что Уругвай может рассчитывать на поддержку США, было встречено с восторгом. Над письмом немецкого посла, опубликованным во всех газетах, народ только издевался. В своем письме немецкий посол отрицал существование какого бы то ни [201] было заговора против Уругвая и утверждал, что Фурман ему совершенно неизвестен. Народ торжествовал. У людей появилось ощущение, будто они спасли свою страну, действуя с поразительной энергией и достойной восхищения солидарностью. “То были незабываемые дни”, - писал позднее Фернандес Артусио{234}.
