Как только они ушли, капитан Амальрик взглянул на солдата.
— Ну что? — спросил он, остывая. — Возможно, я был слишком резок?
— Нет, — покачал головой Калфри. — Но он оскорблен.
На другой день над крепостными воротами пропел рог.
— Это маргерефа. — крикнул вниз Фэксон. — С большим, чем обычно, эскортом.
— Ну, теперь мы посмотрим! — выскакивая из молельни, вскричал Беренгар. — Разберемся, кто тут предатель!
К тому времени, как ворота открылись, большая часть обитателей уже толклась возле них.
Маргерефа был хмур. Он спешился, бросил поводья рабу и, ни на кого не глядя, спросил:
— Как я понимаю, тут было сражение? Когда оно состоялось?
— Прошло девять дней, — доложил капитан Амальрик. — Врагов было около сотни. — Он помедлил и, проглотив подступивший к горлу комок, с трудом произнес: — Герефы теперь с нами нет.
Маргерефа приподнял брови.
— Гизельберта?
— Ранегунды, — поправил его капитан Амальрик. — И еще многих.
— Ты дашь мне полный отчет о случившемся, однако сначала нам следует подкрепиться. Мы бы прибыли на день-два позже, но римлянин постоянно меня поторапливал.
Маргерефа махнул рукой в сторону конников, въезжавших на плац.
— Римлянин? — вслух удивилась какая-то женщина, и все обернулись, чтобы взглянуть, кто же смел поторапливать всесильного маргерефу.
Это был одетый как рыцарь русоволосый и синеглазый человек средних лет, сидевший на долговязой темно-коричневой лошади. За ним следовали восемь франконских воинов, охранявших небольшой караван из пяти груженных тюками и укладками мулов.
— Ба, да это же Ротигер! — не удержался от восклицания Сент-Герман.
Услышав это, важный римлянин мигом покинул седло и опустился перед тем, кто окликнул его, на колено.
— Господин, — произнес он по-саксонски.
Услышав его обращение, обитатели крепости вдруг осознали, какой именитый вельможа день-деньской работал в их кузне словно обычный кузнец. Многие изумленно переглянулись и вновь, уже с гораздо большим почтением и любопытством, уставились на чужака, однажды прибитого к их берегу морским течением и ветрами.
— Поднимись, — по-саксонски сказал Сент-Герман и уже по-персидски продолжил, сохраняя бесстрастное выражение на лице: — Слов нет, как я рад тебя видеть. Ты прибыл очень вовремя, ни раньше ни позже.
— Лучше бы раньше, судя по тому, что я видел в деревне, — отвечал на персидском же Ротигер.
— Нет, — покачал головой Сент-Герман. — Раньше бы я не уехал. — Он сменил тон, но не мимику, цедя слова со скучающим видом: — Как долго ты пробыл в пути?
— Судите сами, — сказал Ротигер. — Я выехал из Рима в марте, семнадцатого числа, а сегодня десятое мая.
— Я восхищен. Мы позже поговорим, а пока вели своим людям спешиться.
Сент-Герман кивнул и направился к маргерефе, который достаточно церемонно ответил на его римский короткий поклон.
Мужчины скрестили взгляды.
— Рад видеть вас, маргерефа, — вернувшись к саксонской речи, приветствовал Элриха Сент-Герман. — Хочу заверить, что в случае надобности вы можете рассчитывать на меня. Я был в бою и могу прояснить все детали.
Взгляд маргерефы был изучающим и настороженным.
— Ваш человек… Он мне сказал, что вы по знатности равны принцам крови.
— Кажется, это так, — подтвердил Сент-Герман с равнодушной учтивостью, — я вам как-то об этом упоминал. — Он вновь коротко поклонился. — Но вы устали с дороги. Не смею больше задерживать вас. Да и мне надо поговорить со своим порученцем.
Маргерефа кивнул, и Сент-Герман отошел к Ротигеру. На того по-прежнему продолжали глазеть, особенно женщины — их восхищал его вид. Еще бы, ведь он был одет лучше всех находящихся здесь мужчин и даже превосходил в элегантности самого Беренгара.
Последнего тянул за рукав брат Эрхбог, торопливо нашептывая:
— У нас еще будет более подходящий момент для беседы. Сейчас маргерефа голоден, он не станет слушать тебя.
— Он должен выслушать, — упрямился Беренгар, не желая слушать увещевания монаха.
Между тем крепостной люд как по сигналу потянулся к общему залу. Вокруг маргерефы составилось нечто вроде расширенной свиты, роль герефы в которой играл капитан Амальрик.
Ротигер обернулся к франконцам:
— Ступайте с ними. Вас там покормят. Лошадьми и поклажей займутся рабы.
Он подбодрил их энергичным взмахом руки и поспешил за своим господином.
Тот, широко шагая к северной башне, спросил:
— Ты привез выкуп?
— Больше того. — Ротигер указал на мулов: — В каждом мешке девяносто монет. Золотом, а также в кронах. Судя по словам маргерефы, за эти деньги можно купить и деревню, и крепость.
Сент-Герман равнодушно кивнул.
— Много ли взяток пришлось раздать?
— Нет, не особенно. В основном за проезд через мосты. — Ротигер оглянулся и, понизив голос, сказал, — это не Рим.
Сент-Герман покачал головой.
— Рим теперь не таков, каким мы его знали.
— Не таков, — согласился Ротигер, входя за хозяином в мрачное, хотя и довольно просторное помещение. Он обстоятельно огляделся, потом заключил: — Вам приходилось живать и в худших условиях.
— Я тоже так думаю, — кивнул Сент-Герман, опускаясь на стул. — Ничего, одну ночь ты как-нибудь здесь перебьешься.
— Одну ночь? Значит, завтра мы едем?
Ответа не было, да Ротигер его и не ждал.
— Кажется, сейчас тут за главного капитан? — спросил он после некоторого молчания.
— Да, он, — уронил Сент-Герман.
— Но в письме сообщалось, что здесь правит женщина.
— Правила, — тихо произнес Сент-Герман, сожалея, что не умеет рыдать.
— Понятно. — Ротигер помолчал. — Она погибла в сражении?
Сент-Герман кивнул.
— Я был рядом, но это не помогло. — Он поднялся со стула и, подойдя к окну, стал пристально вглядываться в балтийские волны, словно пытаясь что-то среди них различить. — Теперь ничто меня здесь не держит.
Ротигер понял, сколько боли добавит хозяину каждый лишний вопрос, и направился к двери. На пороге он задержался:
— Я принесу сундуки.
— Роджериан, — негромко окликнул его Сент-Герман на имперской латыни. — Мне повезло, что у меня есть ты.
Ротигер поклонился и вышел.
К утру нового дня в центре бывшего складского помещения возвышалась лишь печь. Остальное было убрано, передвинуто к стенам или в упакованном виде приторочено к седлам. Сент-Герман стоял в бывшем своем обиталище с большим кувшином в руках. Он чувствовал себя бодро, ибо подошвы привезенных Ротигером сапог вмещали гораздо больше земли, чем сшитые местным шорником стельки, и выглядел столь внушительно в своей эфиопской тунике, на шелке которой тускло мерцал темный диск с распростертыми крыльями из черненого серебра, что капитан Амальрик, заглянувший в открытую дверь, ощутил невольную робость.
— Я пришел, — сказал, кашлянув, он, — чтобы еще раз поблагодарить вас за разговор с маргерефой. После того, что наврал ему Беренгар, я думал, Калфри уже ничто не поможет. Он вас век не забудет.
Сент-Герман усмехнулся.
— Пустое. Я сделал то, что должен был сделать.
— Ради герефы?
Капитан Амальрик мысленно выругал свой длинный язык. Он не понимал, что с ним творится. Чужеземец держал себя просто, как прежде, но капитану почему-то хотелось щелкнуть перед ним каблуками и вытянуть руки по швам.
— Ради справедливости, — поправил его Сент-Герман и, помолчав, прибавил: — Она бы сделала то же.
— Да, — сказал, кашлянув, капитан и принялся смущенно вертеть в руках небольшой полотняный мешочек.
— Вот. — Сент-Герман указал на кувшин. — Тут снадобье для скорейшего исцеления ран. Особенно гнойных. — Он поставил кувшин на стол. — Оно помогает и при воспалении легких. Только раны следует просто мазать, а во втором случае надо принимать снадобье внутрь. Вместе с водой или с медом.
— Вы готовили его в вашей печке? — спросил капитан.
— Да. Это не единственный, но, пожалуй, лучший способ приготовления подобных лекарств. — Сент-Герман посмотрел на кувшин. — Тут мало. Постарайтесь расходовать его с толком.
