Они добрались до деревни и стали спускаться по единственной ее улице. Крестьяне, не успевшие скрыться за дверями своих жилищ, останавливались и преклоняли колени. Ранегунда краем глаза заметила, как в чьих-то руках мелькнул защищающий от происков темных сил талисман: древним богам не нравились женщины-командиры.
Как только дорога пошла вверх, из крепости донесся приветственный звук рога. Массивные ворота предупредительно распахнулись, и всадники въехали во внутренний двор, где к ним тут же сбежались рабы, о чем свидетельствовали повязки на их головах.
Широкие юбки мешали Ранегунде перекинуть ногу через седло, но она, стиснув зубы, справилась с этим и спешилась, стараясь не опираться на больную ногу.
— Проследи, чтобы лошадям еще до ночи засыпали вволю зерна, — сказала она принявшему поводья мальчишке.
Тот блеснул белозубой улыбкой.
— Все будет исполнено, герефа.
Ранегунда махнула рукой и обвела взглядом подвластное ей укрепление, которое, несомненно, показалось бы неказистым более искушенному, чем она, человеку. Обе башни его были сложены грубо, без каких-либо затей, не украшали их даже крошечные оконца, которые на зиму затягивали пергаментом, что впрочем мало защищало караульных от стужи, ибо внутри этих каменных сооружений всегда бывало холоднее, чем снаружи. Деревянные домики, занимавшие большую часть восточной половины двора, предназначались для размещения воинов и их семей; конюшни, псарни и лачуги рабов жались к западным стенам. Там же, ближе к центру, размещалось здание для общих сборов, за ним теснились кухни, бани, курятники и пекарня. Солнечные лучи даже летом практически не проникали в недра каменного мешка. Однако крепость давала ощущение безопасности, и Ранегунде она представлялась великолепной. Второй сигнал деревянного рога сообщил всем ее обитателям, что герефа находится в пределах крепостных стен.
— Медхен, — обратился к ней староста поселения, склонивший в знак уважения голову. — Возблагодарим Христа Непорочного за твое благополучное возвращение.
— Как и мою охрану, — ответила Ранегунда, крестясь.
— О, несомненно, — согласился староста, с шеи которого свисал коготь совы. Он склонил голову еще ниже. — Жена твоего брата хочет с тобой говорить. Она дожидается в швейной.
Ранегунда не повела и бровью.
— Хорошо, — кивнула она. — Я с ней увижусь, Дуарт. Но прежде переоденусь. Скажи это Пентакосте. Негоже мне говорить с ней в запыленном плаще.
Это была уловка, чтобы оттянуть время, но очень правдоподобная, и Дуарт лишь кивнул. Пока он, кланяясь, пятился, Ранегунда мысленно собирала всю свою волю в кулак, ибо что-что, а беседа с невесткой в планы ее никак не входила. По крайней мере сейчас.
* * *
Письмо таможенного офицера из Хедаби к Ротигеру в Рим. Отравлено с группой торговцев, отъезжающих в Зальц (Франкония), и там передано другим купцам, довезшим его до швабской Констанцы. Доставлено адресату 19 декабря 937 года порученцем миланского епископа.
«Доверенному лицу и посреднику графа Сент-Германа Ротигеру наши приветствия в конце сентября.
Спешу уведомить вас, что первый из пяти кораблей его превосходительства, вышедших из Старой Ладоги с мехами, янтарем, шелком, латунными слитками и пряностями на борту, достиг наконец-то нашего порта. Он будет стоять у причала, пока не подойдут остальные суда и не появится возможность определить стоимость всего груза и, соответственно, установить размер общей пошлины на него, после чего мы организуем переправку товаров в Рим — в соответствии с указаниями, полученными от графа.
Капитан упомянутого корабля сообщил, что граф находился на борту „Солнца полуночи“ — наибольшего из четырех остальных кораблей. Он также сказал, что ожидание не затянется, если, конечно, в пути чего-либо не случится, ибо за последние десять суток они четырежды попадали в шторма, в конце концов разметавшие по морю их маленькую флотилию. Другие моряки, прибывшие в Хедаби, утверждают, что видели „Избавитель“ и „Золотое око“, благополучно шедшие своим курсом. О „Полнолунии“ и о „Солнце полуночи“ сведений пока нет. Следуя чувству долга, обязан отметить, что нами получены сообщения о многих кораблекрушениях в этот неблагоприятный для мореплавания сезон, однако ни одно из свидетельств не касается судов вашего господина. Так что все должно обойтись, если, не приведи Господи, их не захватили пираты. Тогда известия о том к нам поступят не сразу. Эти отчаянные головорезы ни о чем не заботятся, кроме наживы, и подстерегают добычу вдали от портов даже в бурю, когда разумные мореходы спешат к берегу, чтобы укрыться в какой-нибудь гавани. Они столь жадны, что требуют выкуп за жизни владельцев ограбленных кораблей, и если граф и впрямь ими пленен, то вы узнаете об этом скорее, чем мы здесь — в Хедаби. Впрочем, мы молим Господа, чтобы ничего подобного с ним не случилось, и вместе с вами надеемся, что удача будет к нему благосклонна, как и всегда.
Если возникнет повод представить новый отчет, он будет вам выслан немедленно, чтобы согласовать наши действия в соответствии с инструкциями, полученными нами от вашего господина. Заверяем, что в любом случае весь товар, закупленный графом, или та часть его, которая к нам попадет, отправится в ваше распоряжение еще до конца текущего года.
С упованием на то, что Господь и впредь не оставит вас своими милостями, рассчитываем на наше дальнейшее обоюдовыгодное сотрудничество.
Исполнено рукой брата Тимофея
и засвидетельствовано печатью таможни».
ГЛАВА 2
Впервые за четыре дня на небе между стремительно проносившимися облаками появились голубые просветы, а волны прекратили накатываться на истерзанный ими берег. То была приятная перемена после череды штормов, и люди вышли наконец из домов, чтобы оценить, сколь серьезны последствия разыгравшейся не на шутку стихии.
Ранегунда велела половине мужского населения крепости работать под ее стенами, а сама с небольшой группой сопровождающих спустилась по крутой тропе ниже, дабы взглянуть, как выглядит мыс после безжалостного напора воды и ветров. На берегу виднелись кучи бревен и прочего мусора, часть которого вместе с песком бури забросили даже под основание обращенной к Балтике башни.
Аделяр, заслонив от солнца ладонью глаза, деловито заметил:
— По крайней мере, эту труху можно сжечь.
— Превосходная мысль, — одобрила Ранегунда. — Завтра мы приедем сюда с волокушами и поднимем всю древесину наверх. — Она тоже поднесла руку к глазам, чтобы как следует осмотреться. — А на сегодня у нас есть другие задачи. Я хочу, чтобы вы взяли коней и обследовали побережье. В обе стороны от укрепления и как можно скорее, иначе прилив не позволит нам это сделать. — Она подумала и добавила: — Будьте внимательны. Если заметите что-то, тут же дайте мне знать.
Мужчины, сопровождавшие Ранегунду, встретили повеление с мрачным видом, но не осмелились возражать. Она сердито взглянула на них.
— Я понимаю, что это дело вам не по нраву. Оно утомительно и, возможно, не приведет ни к каким результатам. Я также сознаю, что оно опасно, ибо берег после штормов привлекает любителей легкой поживы, которые могут и воспротивиться вам. А потому держите мечи наготове и продвигайтесь вдоль моря не быстрее чем рысью. И поглядывайте, нет ли на вашей дороге ловушек: ям в песке или натянутых веревок. Думаю, каждому из вас дорог свой конь. — Она видела, что ее слушают с уважением. Все, кроме единственного строптивца, но тот кривил губы всегда.
Капитан Мейрих подслеповато моргнул, потом кашлянул.
— Так ли уж это необходимо, герефа?
Подобно большинству солдат, он полагал, что Ранегунде не нравится, когда к ней обращаются как к командиру, а потому старался употреблять ее административное звание, не подозревая, насколько его мнение расходится с истиной.
Ранегунда, всегда ощущавшая себя прежде всего воином, неприметно вздохнула.
