«Достопочтенному поверенному графа Сент-Германа мои приветствия двадцать первого августа текущего года Христова!

С огромным прискорбием вынужден вам сообщить, что никаких сведений о вашем хозяине к нам пока что не поступало. Я предпринимал много усилий, беседуя то с купцами с востока, то с теми, что торгуют с датчанами и другими северными народностями, но ничего нового не узнал. Да и как можно узнать что-нибудь о судьбе безвестного пленника? Его ведь, неровен час, уже продали русским и увезли в Новгород или в Киев. Кроме того, он мог попасть в лапы к мадьярам, что было бы хуже всего, ибо те очень свирепы и с неимоверной жестокостью разграбили Бремен, пустив по миру тысячи процветавших до того горожан. Если граф оказался среди этих несчастных, могут пройти долгие месяцы, прежде чем нам удастся получить какие-то вести о нем.

Но мы не сдаемся, делая все возможное, чтобы выяснить, не встречался ли с ним хоть кто-нибудь, и уже наслушались таких россказней, что человек более впечатлительный свихнулся бы и от малой толики их.

И все же, молю вас, не унывайте, ведь отсутствие сведений можно считать добрым знаком, почти непреложно свидетельствующим, что граф еще жив. Весть о его смерти так или иначе разнеслась бы по свету, ибо люди, внезапно разбогатевшие, несдержанны на язык. Как и лесные разбойники, которые не прочь прихвастнуть, кого им пришлось умертвить, чтобы до нитки ограбить. Ведь полусотня золотых, всегда зашитых в поясе графа, для многих огромнейшее богатство, ради которого иные отпетые негодяи способны на все.

Корабли ваши будут готовы к плаванию уже этой весной. Ремонт их идет полным ходом. Что в связи с этим прикажете мне предпринять? Придержать суда на стоянке в Хедаби? Это легко: любой порт будет им рад — платили бы деньги. Но, может быть, лучше по мере готовности отправить их в новые рейсы?

Такое решение вдвойне выгодно: оно позволит как приумножить богатства вашего хозяина, так и преуспеть в розысках его самого. Только мигните — и я вам сыщу молодцов-капитанов. У меня уже есть на примете тройка надежных, испытанных моряков.

Если надумаете так поступить, шлите ответ через Франконию, а не через Германию, ибо стране этой досаждают не только мадьяры, но и зараза, сводящая многих германцев с ума. Тамошние монахи оказались беспомощными перед столь грозной напастью, которую, впрочем, не одолели бы даже старые боги. Толпы людей охвачены ужасающими кошмарами. Многие уже отошли в иной мир, а те несчастные, что выживают, находятся до сих пор не в себе.

Молю Христа Непорочного возвратить нам графа живым и здоровым и смиренно прошу вас и далее рассчитывать на меня.

«Могущественный маргерефа! Обратите поскорее свои взоры на нас, ибо опасность, грозящая нам, столь велика, что без вашей помощи все мы погибнем. Справедливо будет сказать, что мы, обитатели Ольденбурга, не всегда придерживались правил, установленных королем Оттоном, и отвергали власть Христа Непорочного. Но теперь все изменилось, и вы должны внять нашим мольбам.

На нас внезапно обрушились две напасти, любой из которых посильно полностью уничтожить наш небольшой городок. С тех пор как Бремен превратился в руины, к нам стали стекаться бездомные люди в поисках пропитания и хоть какого-нибудь жилища. Летом их еще можно было терпеть, но на дворе стоит осень, и они делаются все более безрассудными, а некоторые из них даже вооружаются, чтобы требовать то, чего им не дают. Последние пополняют разбойничьи шайки в лесах. Другие просто болтаются по дорогам, попадая в руки датчан и принимая рабскую долю. Покуда имелась возможность, мы призревали этих несчастных, но теперь Ольденбург переполнен и мы не можем давать кров новым пришельцам без риска провести впроголодь грядущую зиму. Наши запасы зерна незначительны в связи со скудостью урожая, и потому каждый кусок, что питает нахлебника, вырывается из чьего-либо рта.

Уже одной этой неприятности хватило бы, чтобы молить вас о помощи, однако пришла и другая беда. Кое-кто даже полагает, что она послана нам в наказание за решение не принимать больше беженцев у себя, другие, наоборот, склонны считать, что проклятие, нас поразившее, сами же беженцы и занесли в Ольденбург. Прочие просто не знают, что думать.

Странная болезнь расползлась по нашему городу — и настолько прилипчивая, что перед ней бессильны молитвы, обращенные как к Христу Непорочному, так и к старым богам. У беременных женщин, ею пораженных, случаются выкидыши, а многие из младенцев умирают при родах. Мужчинам тоже не слаще: у одних появляются нагноения как во внутренностях, так и снаружи, другие одержимы видениями, заставляющими их крутиться на месте и скакать до тех пор, пока их держат ноги. Потом они в полном изнеможении валятся наземь и впадают в оцепенение — настолько глубокое, что их невозможно растормошить. Помешательство, тихое или буйное, — вот главный признак этой заразы, приведшей уже многих больных к гибели, а мы настолько растеряны, что не осмеливаемся хоронить их в освященной земле, хотя и опасаемся новых неведомых кар за столь вопиющее святотатство.

Мы вовсе не утверждаем, что болезнь принесли к нам из Бремена, но гоним теперь всех беженцев прочь и уговариваем торговцев не наезжать к нам до новой весны. До нас дошли слухи, будто таким помешательством охвачены и монахи монастыря Святого Креста, расположенного неподалеку от крепости Лиосан. Как бы там ни было, никто из обитателей этих поселений у нас в последнее время не объявлялся, и мы не ведаем, что творится у них.

Мы сознаем, что лишь вы, действуя от имени короля, способны облегчить нашу печальную участь, и смиренно примем любую помощь, будь то монахи с целительными молитвами или солдаты с оружием, способные защитить нас от атак тех, кто не имеет ни пищи, ни крова над головой, — ведь наши бойцы уже слабы и духом и телом. Мы сознаем также, что опасные испарения могут влиться в любого из тех, кого вы к нам пришлете, и все-таки умоляем не бросить нас в нашей беде.

Написано в двадцатый день сентября.