— Я думаю, что меня оставят в покое. Что я для них? Мелкая сошка. У них ничего нет против меня.

Она ощутила предательскую слабость в коленках и втайне порадовалась тому, что руки ее не дрожат.

— Хотелось бы верить, — пробормотал Ракоци, доставая из сундука два длинных кинжала и упрятывая их в рукава. — Но все же соблюдайте предельную осмотрительность. И посылайте мне весточки, я буду их ждать. Руджиеро сейчас составляет бумаги, передающие палаццо в ваше распоряжение. В сундуках комнаты мер и весов имеется достаточно денег, чтобы оплачивать все налоги и держать нескольких слуг. Прежде чем я уеду, мы все подпишем. Задним числом, чтобы никто не мог посягнуть на ваши права…

Ей не хотелось вникать во все эти сложности.

— Подождите! — Она видела, что с ним что-то не так. — Вы и впрямь полагаете, что можете ехать? У вас такой утомленный вид.

— Посмотрел бы я на вас в моем возрасте, — пошутил Ракоци, пытаясь ее подбодрить. — Впрочем, вы заслуживаете прямого ответа. Я… я несколько голоден, но это не срочно. Я вполне смогу выдержать длительный путь. — Он снял с вешалки плащ и пошел к двери.

Деметриче не шелохнулась.

— Если я могу чем-то помочь, — произнесла она, внутренне содрогнувшись, — то… Вам вовсе незачем покидать свой дом голодным.

Ракоци замер, глаза его потеплели.

— О, дорогая!

Он усмехнулся и с нежным укором сказал:

— Посмотрите-ка на себя, вы побледнели от страха. В мраморной статуе больше податливости, чем в вас. — Ему хотелось к ней подойти, но не хотелось пугать, и он остался на месте. — Знайте, я беру кровь лишь у тех, кому это не претит. А вы хотите принести себя в жертву. Я благодарен вам за этот порыв. Я знаю, что он продиктован лучшими побуждениями, но — нет.

— Нет? — Глаза Деметриче расширились, она готова была рассердиться. — Если вы думаете, что я не смогу дать вам то, чего вы желаете…

Он помотал головой.

— Нет, Деметриче. Боюсь, этого не смогу дать вам я.

Он не оставил ей времени осмыслить сказанное и требовательным кивком указал на дверь.

— Время не ждет. Нам нужно подписать договор.

Деметриче покорно последовала за ним. На площадке парадной лестницы Ракоци остановился и тщательно закрыл потайную дверь.

— Я думаю, будет правильно, — сказал он, оглядывая панели, — если вы перекроете все входы в секретные комнаты, кроме того, что ведет в них со стороны кухни. Полагаю, палаццо обыщут еще не раз.

— Но для чего? — Деметриче вскинула брови. — Неужели вы думаете, что приор на это пойдет? Какой ему смысл дергать стражников понапрасну?

— Фактически Флоренцией правит уже не приор. А Джироламо своего не упустит. Ему явно захочется прибрать все это к рукам. По этой причине я и передаю палаццо под вашу опеку, — Он стал подниматься по лестнице.

Деметриче призадумалась, потом возразила:

— Но у женщин права иметь собственность нет. Синьория опротестует сделку, а потом пустит дом с молотка.

Ракоци уже стоял на верхней площадке.

— Поднимайтесь сюда. Мы заключим временное соглашение. Женщинам позволительно выступать в качестве доверенных лиц. Не забывайте только платить налоги, и никто — ни Синьория, ни Савонарола — не сможет претендовать на дворец.

Ее лицо выразило сомнение.

— Что ж, если вы так уверены…

Они вошли в кабинет.

— Налоги и собственность, милая донна, уважал даже Калигула,[52] хотя он далеко не был отмечен печатью небес. Впрочем… если такой печатью отмечен Савонарола, то рай совсем не похож на то, что о нем говорят. — Ракоци улыбнулся, — Деметриче, вам незачем волноваться. Если местные законники вознамерятся-таки лишить меня моей собственности, вас своевременно об этом предупредят.

Руджиеро, вышедший из-за письменного стола, почтительно ожидал, когда хозяин умолкнет. В руках он держат перо и внушительного вида пергамент.

— Все готово, хозяин. Осталось лишь подписать.

Ракоци, не глядя, подмахнул документ и передал его Деметриче.

— Прочтите внимательно, дорогая. — Он обернулся к слуге. — Ты хорошо все помнишь?

Руджиеро кивнул.

— Я уезжаю завтра в полдень. Сначала в Пизу, чтобы сбить со следа наших врагов. Из Пизы я поеду в Модену, затем в Милан и лишь оттуда — в Венецию. Я нигде не стану задерживаться, а в Пизе найму охрану, ибо опасность стать жертвой разбойников весьма велика. — Он говорил все это скучным голосом, словно студент, повторяющий выученный урок.

— Ты успеешь собраться? — спросил Ракоци. — Тебе ведь многое надо упаковать.

— Я все успею, — невозмутимо ответствовал Руджиеро. — Если меня попытаются задержать, я покажу папские грамоты, присланные синьорой Оливией. Даже Савонарола не осмелится встать у меня на пути.

— Надеюсь, — вздохнул Ракоци. — Что ж. В остальном поступай так, как сочтешь нужным. — Он забрал пергамент у Деметриче, свернул его, обвязал лентой и скрепил печатью ее концы.

Руджиеро подул на воск и, когда тот затвердел, вновь обратился к хозяину.

— Ваша лошадь ожидает внизу, — сказал он спокойно. — Турецкий жеребец. Он в хорошей форме и полон сил.

— Турецкий жеребец, — повторил Ракоци, вручая документ Деметриче. — Дорогая, еще не поздно все изменить.

Она покачала головой.

— Я остаюсь. А вам пора отправляться. Скоро совсем рассветет.

Он покорно кивнул.

— Я хочу, чтобы вы писали мне ежемесячно. Через Флоренцию проезжает много народу. Ученые, монахи, паломники. Для разбойников они не пожива, так что письма дойдут. При малейшей опасности дайте мне знать, и я тут же приму надлежащие меры. Если рядом не окажется подходящего человека, обратитесь к Сандро Филипепи, он сделает все возможное, чтобы выручить вас.

Деметриче пожала плечами.

— Хорошо, если это ваше желание, я сделаю, как вы хотите, но, по-моему, вы волнуетесь зря. Что может со мной случиться? Ваши деньги и покровительство дома Медичи гарантируют мне безопасность, поезжайте с легкой душой.

Вовсе не гарантируют, если в дело вступит Савонарола, подумал Ракоци, но ничего не сказал. Он направился к двери и тут же вернулся.

— Вы что-то забыли, Франческо?

— Я не хочу вас оставлять.

В этих словах прозвучала такая мольба, что Деметриче шагнула ему навстречу. В комнате воцарилась напряженная тишина.

Вдали послышался звук колокольчиков. Пастухи выводили овец на холмы.

Это решило дело.

— Нет, — покачала головой Деметриче. — Мешкать нельзя. Вам надо идти.

Темные глаза погрустнели, янтарные были спокойны.

— Благословите меня.

— Доброго вам пути. — Колокольчики продолжали звенеть, и женщина улыбнулась. — Вы верите в добрые знаки?

— Нет, — сказал Ракоци. — Я верю в вас.

Через мгновение его сапоги уже гулко стучали по мраморным плитам, устилавшим пустые коридоры палаццо. Руджиеро поклонился и вышел, Деметриче осталась одна.

Она подошла к окну, наблюдая за переменчивым небом. Из темно-серого оно сделалось серебристым, затем окрасилось в розовый цвет. Где-то захлопали двери, заскрипели колеса, от церкви донеслись колокольные перезвоны, к ним примешались крики утренних птиц. Раз-другой ей показалось, что она слышит удаляющийся цокот копыт, но звуки множились, и выделить из них какой-либо стало уже мудрено.

Письмо к Джироламо Савонароле, составленное Синьорией Флоренции.