— Нет. — Ракоци встал, преграждая дорогу к кровати.
— Но он хочет есть! — вспылил Сесто и обратился к Деметриче, — Добрая донна, его надо положить рядом с матерью.
Ракоци дернул бровью.
— Этого делать нельзя.
Ребенок зашелся в крике.
— Видите, он умрет, если его не покормят.
— Если Феве его покормит, он и вправду умрет.
Сесто побагровел, Иллирио продолжал громко кричать.
— Савонарола сказал, что кормящая мать чиста, как Мадонна. Почему я не должен верить ему?
Ракоци покачал головой.
— Можете верить кому угодно, но в молоке Феве зараза. — Он посмотрел на больную, понимая, что той не дожить до утра. — Чума беспощадна. За восемь дней умерли пятьдесят человек.
Одна из свечек внезапно погасла. Сесто, взглянув на нее, прошептал:
— Господи, упаси нас!
Деметриче решила вмешаться. Она склонилась к больной и чистой льняной тряпочкой осушила ее лицо.
— У нее горячка, ее следует выкупать, синьор Куоребрилло. Если мэтр говорит, что кормить ребенка нельзя, значит, нечего спорить. Лучше сходите за одеялами и бельем.
К удивлению Ракоци, Сесто вмиг присмирел.
— Как скажете, донна. Но что делать с ребенком?
— Отнести его к привратнице ворот Сан-Николо. Она добрая женщина и присмотрит за ним.
— Но чем я ей заплачу? — сердито выкрикнул Сесто. — Она ведь захочет денег. А у меня в карманах нет ни гроша.
— Вот, возьмите. — Ракоци развязал кошелек. — Дайте ей сколько попросит.
Сесто бросил взгляд на жену и взял деньги. По лицу его заструились слезы. Бережно прижимая Иллирио к себе, он вышел из комнаты. Спустя минуту они услышали, как хлопнула дверь.
Деметриче укрыла лежащую женщину одеялом и глубоко вздохнула.
— Я бы тоже сейчас прилегла. Не тут, конечно, а дома.
Феве вновь закашлялась, обирая одеяло руками. Ракоци наклонился над ней.
— К сожалению, мы не скоро вернемся… домой.
Он с большой осторожностью произнес последнее слово. Деметриче назвала домом палаццо, которое сам он считал лишь пристанищем, и сердце его омылось теплой волной. Возможно, она просто оговорилась, но, чтобы не заострять на этом внимание и не спугнуть волшебное ощущение близости, Ракоци поспешил пояснить:
— Я думаю, нам придется обойти и соседей. Зараза распространяется быстро. Особенно в такую жару.
Вторая свеча стала мерцать, потом, зашипев, погасла.
— Ну вот, мы остались без света.
Ракоци побарабанил пальцами по колену, потом встал и вышел. Четыре свечи, которые он зажег, возвратившись, хорошо осветили комнату, но мрачности из нее не изгнали.
— Где вы их взяли? — спросила Деметриче рассеянно, приглядываясь к больной.
— Одна нашлась под фигуркой Мадонны, остальные были на кухне. Их хватит на пару часов, потом понадобятся другие.
— Мы тут пробудем так долго?
Ракоци вгляделся в Феве, коснулся ее лба, горячих сухих рук и шеи.
— Кажется, нет.
— Она… умирает?
Деметриче прикусила губу. Глаза ее заблестели. Неужели все старания были напрасны? Как все-таки мал и слаб человек!
Ракоци понял, что с ней творится, и осторожно взял ее за руку.
— Не казните себя, дорогая. Мы сделали все, что могли.
Сильный раскат грома на миг оглушил их. Когда все стихло, Деметриче тихо произнесла:
— Ей нужен священник. Сан-Джермано, я вас умоляю, кликните кого-нибудь к ней!
Ракоци покачал головой.
— Нет, дорогая. Ни один священник в этот дом не пойдет. Савонарола объявил, что чуму наслал дьявол и что умирающим от нее причастие ни к чему.
Глаза Деметриче расширились.
— Как? Да возможно ли это?!
Она встала и в сильном волнении заходила по комнате.
— Отказать несчастным в последнем причастии! Боже, какой позор!
— Вы правы, но тут ничего не поделаешь!
Ракоци немного поколебался, затем достал из сумки две небольшие фляжки, оплетенные серебром. Под горлышком каждого из этих изящных сосудов посверкивал крест.
— Вот. Тут — церковное масло, тут — святая вода. Я знаю, вы регулярно посещаете одну из флорентийских общин и два дня назад причащались. Сделайте все, что следует. Но учтите, Сесто об этом лучше не знать.
Деметриче кивнула, осенив себя крестным знамением, и склонилась над умирающей. Сан-Джермано, поставив сосуды в изголовье кровати, выскользнул в коридор.
Ливень, второй месяц обходивший Флоренцию стороной, наконец хлынул как из ведра и принес городу долгожданную свежесть. Когда Сесто Куоребрилло вернулся домой, на нем не было сухой нитки. Одеяла, которые он нес с собой, тоже вымокли, но в них уже не нуждался никто.
* * *
Письмо неизвестного к Пьеро ди Лоренцо де Медичи.
Предупреждаю вас об опасности, Пьеро де Медичи.
Вы можете потерять Флоренцию. Карл Французский спит и видит, как бы прибрать к рукам этот край. Его намечающийся вояж в Италию никак нельзя назвать миротворческим, хотя в этом уверяются все и вся. На деле же он только и ждет, когда вы покинете город, чтобы поставить на ваше место своего человека.
Действуйте порешительнее и избежите беды. Помните, Савонарола поддерживает французов, не подпускайте его к себе. Знайте также, что Лодовико Сфорца сделал большой заем в Генуе. Не догадываетесь, на что пойдут эти деньги? Безусловно, на то, чтобы вышибить вас из седла.
Ваш отец дважды отказывался от французских титулов, блюдя независимость Флорентийской республики. Отнеситесь ко всему сказанному серьезно, иначе вас ждут изгнание и позор.
Некто, желающий Флоренции процветания
10 июля 1494 года
ГЛАВА 10
Стояла жара, и народу в собор пришло маловато. Савонарола был раздражен. Впрочем, его проповедь довела-таки до истерики трех богобоязненных прихожанок, и от сердца у него отлегло.
Он задержался в Санта-Мария дель Фьоре, чтобы поговорить с приором и успокоить чиновников, встревоженных победным маршем французов.
— Карл Французский — помазанник Божий, — объявил Джироламо собравшейся подле него группе люден. — Его нечего опасаться, он никому не желает зла.
Его порадовало, что приор в этот раз выглядел скромно и что в одеждах служащих Синьории преобладал темный цвет. Даже башмаки на ногах присутствующих были простыми, добротными, без всяких там замысловатых отворотов и рубчиков — и это особенно умиляло аббата. Пожалуй, подумал Савонарола, их можно и похвалить.
— Мне по душе ваш сегодняшний вид, свидетельствующий о том, что ваши помыслы устремлены к благочестию, а честолюбие и тщеславие забывают дорогу к вашим сердцам.
Услышав такое из уст грозного Савонаролы, кое-кто из чиновников позволил себе улыбнуться, чем тут же навлек на себя его гнев.
— Но некоторые из вас, как видно, лукавят, полагая, что Господа нашего легко провести. Они не подозревают, что им не дано укрыть от ока всевидящего свои плутни. Поберегитесь же, грешники, смирите гордыню и умерьте, пока не поздно, свой нрав.
Градаццо Онданте, несмотря на неудовольствие, вновь засветившееся в глазах неистового аббата, решился задать волновавший его вопрос.
— Преподобный отец, все, что вы говорите, прекрасно, но хотелось бы знать, как флорентийцам следует отнестись к сопровождающим Карла французам? Занять ли нам выжидательную позицию или пригласить их к себе как гостей? Пусть сам Карл — помазанник Божий, но он ведет с собой армию! — Онданте обвел глазами присутствующих. Он видел, что все одуревают от жуткой жары, однако многие, заслышав его слова, встрепенулись.
— Да-да, — произнес кто-то из старых и уважаемых служащих Синьории, — как нам быть с этим, любезный аббат? Над независимостью Флоренции нависла угроза. Если Карл захочет разбить нас, он это сделает без труда. Ни Сиена, ни Модена, ни тот же самый Милан уже не придут к нам на помощь. Что же теперь нам, по-вашему, следует предпринять?
