— Оборотистость? — усмехнулась Мадлен. — Как видите, хватка во мне все-таки есть, несмотря на то что я не мужчина. Что до моих предложений, они остаются в силе, и если вы поторопитесь. — Она многозначительно смолкла.

— Восхитительно! — воскликнул Жан Марк. — Вы поразительная женщина, мадам. — Взгляд его ушел в сторону, на далекие скалы. — Если вашу работу заметят, возможно, я сумею противостоять Бондиле на его собственном поле. Если же этого не произойдет, тогда. — Он не договорил.

— Да, — сказала Мадлен, словно бы не заметив заминки. — Это риск, и вам придется пойти на него, иначе вас ждет незавидная участь. Предположим, вы откажетесь от борьбы и примете ситуацию такой, какова она есть… Что тогда? Вы на всю жизнь останетесь в тени Бондиле, играя при нем роль мальчика на побегушках. Разве не так?

Жан Марк медленно выдохнул.

— Именно так.

— Или вы полагаете, зная его характер, что он вас оставит в покое? — Она помедлила, давая ему возможность подумать, и, не получив ответа, продолжила — Лично мне кажется, что он заставит вас плясать под свою дудку, хотя бы из мстительных побуждений.

— Он не настолько низок, — сказал Жан Марк неуверенным тоном.

— Ну-ну, — усмехнулась Мадлен. — Что ж, попытайтесь это проверить. Но… не тяните с экспериментом, ибо лодочка, которой я вам предлагаю воспользоваться, может уплыть далеко. Я уже опубликовала три книги по нашим раскопкам. Неужели вам хочется, чтобы ваш труд сделался мало что значащим дополнением к ним? — Ей доставило не злобное, но эгоистичное удовольствие наблюдать, как он досадливо морщится. — Аристократы умеют стоять друг за друга, Жан Марк, — добавила она, понимая, что лишь осложняет ему выбор.

Впервые у Жана Марка хватило благоразумия не сдерзить. Он лишь зашвырнул подальше еще один камешек.

— Мадам, от вашего предложения занимается дух. — Молодой человек покосился на собеседницу, но та промолчала. — Если я на него соглашусь, когда моя монография должна быть готова?

— Самое позднее — через четыре дня, — сказала Мадлен. — Брат Гюрзэн выезжает на пятый. Как думаете, удастся ли вам уложиться в такой срок? Издательство предпочитает солидные рукописи — не менее пятидесяти страниц стандартных размеров.

— Это большая работа, — вздохнул Жан Марк.

— Зато она будет целиком ваша. И вы ее опубликуете, опередив Бондиле. — Мадлен поднялась и пожала плечами. — Впрочем, Пэй, поступайте как знаете. Теперь вам известно, когда уйдут мои документы. Захотите присоединить к ним что-то свое — приносите. Если этого не случится, я пойму, что вы решили самостоятельно выпутаться из своих затруднений.

Пэй молча смотрел, как она достает из сумки альбом и карандаши.

— Вы очень преданы своему делу, мадам.

— Благодарю, — сказала Мадлен, уже немного рассеянно, ибо взгляд ее скользил по стене, отыскивая нужную точку.

— Почему? — спросил Жан Марк, сам точно не понимая, зачем ему это знать.

Мадлен нашла искомый фрагмент и, сердито вздохнув, посмотрела на юношу.

— Я любопытна. Меня всегда интересовали древние города и народы.

— Те, что жили еще до потопа? — съязвил, не удержавшись, Жан Марк, но взгляд его собеседницы оставался серьезным.

— Сомневаюсь, что потоп затронул эти края, иначе руины выглядели бы иначе.

— Воды потопа отхлынули, — не унимался молодой человек.

— Эти здания не задевало ничто серьезнее наводнений. Взгляните на них повнимательнее — и вы поймете сами. — Мадлен нетерпеливо махнула рукой. — Ступайте, Жан Марк. Вершите свой труд. Времени у вас мало.

С неба донесся крик сокола, но они даже не взглянули наверх, ибо такие звуки для них давно уже были привычны. Издалека прилетел еще один крик.

Жан Марк стал медленно подниматься.

— Мне, очевидно, следует выразить вам благодарность?

— Не утруждайтесь, — ответила с легкой улыбкой Мадлен. — Если бы все это делалось только для вас, тогда спасибо, конечно, не помешало бы.

Молодой ученый нахмурился.

— У вас есть другие резоны?

Мадлен улыбнулась шире, хотя взгляд фиалковых глаз был по-прежнему ледяным.

— Мне просто желательно всем показать, каким ничтожеством является Ален Бондиле. Я хочу, чтобы он ответил за все свои подлости.

— Вот как? — Жан Марк не сразу нашелся с ответом. — И все же я рад, что вам пригодился.

— Надеюсь, ваше мнение не изменится, когда все закончится, — сказала Мадлен и взялась за карандаши.

— О, несомненно! — воскликнул Жан Марк. Он ждал, что ему еще что-то скажут, но не дождался и, неловко повернувшись, пошел прочь, на ходу прикидывая, как повыигрышнее представить свой труд. Чувство неловкости в нем постепенно стало размытым, а потом и вовсе исчезло.

Мадлен прекрасно слышала, как он уходил, и, оставшись одна, прекратила работу. Теперь все мысли ее занимал вопрос: разумно ли было втягивать в столь рискованную игру этого юного мальчика. Но ответа не находилось. Она нахмурилась, услышав шаги за спиной, и обернулась, ожидая увидеть вернувшегося зачем-то Жана Марка.

— Не хотел вам мешать, мадам. Случайно оказался здесь, совершая верховую прогулку, — учтиво произнес Фердинанд Чарлз Монтроуз Алджернон Троубридж, направляясь к ней по древним каменным плитам и снимая на ходу шляпу. — Подумал, вдруг вы не откажетесь поболтать со мной минутку-другую. — Тут он увидел в ее руках альбом для эскизов. — Я уйду, вы только скажите.

— Не будьте олухом, Троубридж, — ласково сказала Мадлен. — Вы поднимаете мне настроение. — Она улыбнулась, но улыбка сразу исчезла с ее лица. — Иероглифы никуда не денутся.

Троубридж на секунду замялся.

— Понимаю, все это меня не касается, но не могу не заметить, что вы не такая, как обычно, мадам. Вас что-то волнует? — спросил он, и его пухлое личико херувима выразило предельную озабоченность.

— Нет, ничего серьезного, — отозвалась Мадлен. — Тем более теперь, ведь вы рядом.

— Благодарю за любезность, — с легким поклоном сказал англичанин. Щеки его были красными от жары, а глаза превратились в щелки. — Не знаю, как вы целыми днями выдерживаете такой зной. Я уже через час бы лишился сознания. В лучшем случае мне бы потребовались нюхательные соли. — Он вынул из кармана огромный носовой платок и промокнул лицо. — Ужасное место, но, с другой стороны, второго такого не сыщешь.

— Да, оно требует определенной закалки, — кивнула Мадлен.

Троубридж убрал платок.

— Иногда я подумываю, а не забыть ли о своем воспитании и не надеть ли что-то вроде местного балахона. Все равно эта штука ничуть не смешнее наших костюмов для выездки. Понимаю, это звучит глуповато, но отчего бы не помечтать?

— Что до меня, то я бы не стала вас осуждать, — вздохнула Мадлен. — Хотя лично мне предпочтительнее шаровары. Они гораздо удобнее юбок.

Троубридж удивленно поднял выцветшие брови.

— Вы хотите носить шаровары? Вот странность. Только не говорите о том никому, а то вас не поймут.

— А вы могли бы понять? — с любопытством поинтересовалась Мадлен.

Троубридж пожал плечами.

— Может быть, хотя очень многих это повергло бы в шок, — ответил он, нервно сморгнув.

— Тогда почему бы вам не накинуть джеллабу, а мне не примерить… штаны? — Она с удовольствием произнесла запретное слово, наслаждаясь замешательством англичанина.

— Я здесь не один, а то… мы могли бы попробовать, — засмеялся смущенно толстяк. — За мной, к сожалению, увязался приятель по имени Кастемир. Ему, видите ли, понадобилось переговорить с профессором Бондиле. Подозреваю, он хочет увезти в Англию какую-нибудь старинную штучку. В подарок родичам: он ведь едет домой. — Троубридж надел шляпу. — Так распорядилась семья. Родные требуют, чтобы их мальчик женился. Разумеется, они не знают о его тайных пристрастиях. Придется ему обстряпывать свои делишки на стороне, нельзя же травмировать женушку. А заодно и папулю с мамулей. — Троубридж призадумался, потом сделал поправку: — А может быть, они в курсе, просто помалкивают. Так спокойнее всем.