Жан Марк вспыхнул, стараясь уверить себя, что румянец его вызван жарой, а не чем-то иным.
— Банально гоняться за славой, — произнес он заносчиво. — Самое важное — это научный поиск. Древняя цивилизация хранит много тайн. А возможность приехать в столь мало изученные края редко кому выпадает. Каждый настоящий исследователь мечтает внести свою лепту в мировую науку.
— А заодно заработать себе имя, — с улыбкой кивнул Гибер. — Чего не стоит стыдиться. Если уж вы по собственной воле поехали на край света, чтобы жить и трудиться в условиях, которых не вынесет и последний крестьянин, то у вас есть все шансы поймать удачу за хвост. Пожалуй, вы заработаете себе и славу, и репутацию. Я говорю это, не шутя. — Он вынул изо рта трубку, увидел, что Жан Марк сердито сжал губы, и заговорил более дружелюбно: — Лучше поставить точку сейчас, пока мы окончательно не разругались. Я ничего не имею ни против вас, Пэй, ни против ваших стремлений. Нам предстоит какое-то время работать бок о бок, чему не поможет раздор. Не стоит воспринимать мои слова как обидные, иначе между нами возникнут проблемы, которые никому не нужны. — Ветеран протянул юноше огрубелую руку. — Здесь Восток, как вы понимаете. Он меняет людей.
Жан Марк неохотно пожал протянутую ему руку.
— Мне жаль, если я вас неправильно понял. Надеюсь, мы сработаемся.
— Очень толково сказано, — одобрил Гибер и, помолчав с минуту, заметил: — Наденьте-ка шляпу. Иначе местное солнце запечет вам мозги.
Сделав это предупреждение, экспедиционный мастер ушел, бурча себе под нос что-то достаточно мелодичное. Глядя ему вслед, Жан Марк пытался определить, о чем, они, собственно, сейчас говорили. Может быть, Гибер пытался на что-то ему намекнуть? На что? И зачем? Ответа не находилось. Жан Марк подавил вздох и деланно беззаботным шагом направился в нос корабля. Там он остановился и принялся бездумно смотреть на бегущую воду.
— Что-то увидели? — спросил Ален Бондиле, подходя сзади.
Жан Марк покачал головой и пожал плечами.
— Ничего. Наверное, я одурел от жары.
— Это возможно, — заметил рассеянно Бондиле, потом вскинул руку. — Берегитесь его. — Он показал на солнце. — Юрсен уже дал вам совет?
— Да, вроде бы дал, — осторожно ответил Жан Марк.
— Тогда, — Бондиле показал на свою шляпу, — вы мудро поступите, если спрячете свою голову под чем-то подобным. Прохлады ждать теперь нечего, разве что к ночи — и то на какую-то пару часов. — По лицу его скользнула улыбка. — Не хочу, чтобы вас свалил тепловой удар.
— Я достаточно крепок, — вскинулся Жан Марк и возмущенно прибавил: — Почему все считают, что мы, европейцы, не переносим жары?
— Потому что в большинстве случаев это действительно так, — откликнулся Бондиле. — Я лично, — он постучал по своей шляпе, — на солнце без этого просто не выхожу. Идите же, не упрямьтесь. Сыщите свой головной убор, а потом приходите ко мне. Я покажу, над чем мы работаем. — Профессор совсем по-приятельски приобнял Жана Марка. — Египет обескураживает новичков. Это весьма непростая земля, но я надеюсь вас с ней примирить. Войдя в курс дела, вы сразу приободритесь.
— О, безусловно, — кивнул благодарно Жан Марк, после чего произнес с виноватыми нотками: — Вы правы насчет шляпы. Наверное, я и впрямь заупрямился.
— Что часто случается с новичками. Попадая в необычную обстановку, мы не желаем расстаться с тем, что нам привычно, — великодушно признал Бондиле. — Помню, я сам все пытался переделать Египет в Париж или на худой конец в Марсель. Мне это казалось разумным и правильным.
Жан Марк вежливо рассмеялся, что от него и требовалось.
— Я постараюсь приспособиться к этой стране.
— Вот и хорошо, — одобрил Бондиле. — Борьба не имеет смысла. — Он показал на берег, под которым в воде стояли быки; за ними приглядывали двое худосочных мальчишек. — Даже местные жители кажутся тут чужаками. Нет никого, кто ощущал бы себя здесь абсолютно своим. Иначе и быть не может, ведь все окружающее много старше любого из нас.
— Старше любого из нас, — едва слышно повторил Жан Марк, следуя за профессором и начиная исподволь сомневаться в непогрешимости приведших его сюда побуждений.
* * *
Письмо коптского монаха Эрая Гюрзэна, отправленное из Эдфу (Верхний Египет) в Роттердам и адресованное графу де Сен-Жермену.
«Глубокому знатоку величайшего из искусств именем Господа и Святого причастия!
Ваше письмо наконец дошло до меня, но с немалой задержкой. Видимо, ваш посыльный поначалу отправился в Асуан, полагая найти наш монастырь там. На деле же наша обитель вот уже шестнадцать веков ютится возле древних храмов Рамзеса II. Ошибка гонца удлинила ему путь на лишние три недели.
Мы сделали все, о чем вы просили: возложили на могилу Никлоса Аулириоса камень и выбили на нем надпись на греческом языке. Этот камень вы обнаружите прямо у входа в монастырский сад, возле стены. Братия монастыря пусть с неохотой, но согласилась, что Aулириос того достоин, ибо жизнь свою прожил по-христиански и по-христиански же умер, хотя и не был крещен. Он бы остался жив, если бы не кинулся останавливать французских солдат, вознамерившихся уничтожить древние письмена. Большинство монахов одобряют поступок грека, несмотря на то, что древние тексты не несли в себе благости Святого писания. Мы возносим молитвы за упокой его чистой души.
Я получил разрешение совершить путешествие в Фивы. Как только прибуду на место, попытаюсь снестись с упомянутой вами Мадлен де Монталье, интересующейся прошлым Египта. Хотя опыт общения с европейскими женщинами у меня слишком мал, все же мне трудно поверить в наличие у нее такой тяги. Впрочем, до сих пор я не замечал, чтобы вы ошибались в своих суждениях. Если эта женщина одной с вами природы и соразмерна с вами талантами и умом, я не стану в ней сомневаться лишь потому, что она француженка и молода.
Надо сказать, в последнее время европейцы нас навещают все чаще. Их манят памятники египетской старины. Только прошлой зимой остров Филе посетили более тридцати путешественников. Все они восторгались увиденным, хотя вряд ли сумели в нем что-то понять. Поскольку помимо французского я говорю еще и на английском, одна из групп наняла меня в качестве гида. Деньги я отдал монастырю. Думаю, эти добрые люди так и не осознали, что я христианин. Они дружно ахали и щелкали языками, но на деле, помимо собственных немыслимых умозаключений, их ничто не интересовало — ни остров Филе, ни древние египтяне. Полагаю, таких гостей будет все больше и нам с тем придется смириться, но тешу себя надеждой, что ваша Мадлен де Монталье вовсе не такова. Обладая большими знаниями и кругозором, чем я, вы, конечно же, понимаете, что она может многое здесь почерпнуть, если способна отрешиться от обычаев своей страны и заглянуть в сердца чужеземцев. Я с удовольствием окажу ей содействие и тем самым хотя бы частично отблагодарю вас за те знания, которыми вы нашли возможность со мной поделиться. Бог благосклонен к тем, кто наставляет его слуг. Я буду отсылать вам отчеты о том, как продвигаются дела Мадлен де Монталье, и клятвенно обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы отвести от нее любую беду.
Именем Господа,
Эрай Гюрзэн, монах.
29 июня 1825 года по европейскому календарю.
Монастырь Святого Понтия Пилата, Эдфу».
