Клод Мишель внезапно взмахнул рукой, чуть было не ударив Мадлен, и снова затих.

— Что это было? — сурою спросил Бондиле, вновь возникая в дверном проеме и закрывая его своим телом. Он настороженно озирался, словно бы опасаясь, что Клод Мишель и Мадлен набросятся на него.

— Ему становится хуже, — спокойно сказала Мадлен, пообещав себе, когда все закончится, расколотить вдребезги вазу или порвать на клочки занавеску.

Появился Сути. Он привел с собой четырех рабочих с носилками. Бондиле отошел в сторону, позволяя им вынести больного из склепа.

— Боже мой, — прошептал он, осеняя себя крестным знамением. — Бедняга!.. Эй, Сути! — Голос его вновь окреп. — Этого человека нужно доставить к немецкому доктору. Прямо сейчас. Ты понял меня?

Мадлен тронула профессора за плечо.

— Я пойду с ними. Пусть я всего лишь женщина, зато я знаю, где живет врач и как до него поскорее добраться. — Она кивком указала на землекопов. — Или вы полагаете, что они проявят ретивость без понуканий?

— Нет. Хорошо. Отправляйтесь с ними. — Бондиле, видимо, взял себя в руки. — Сути, ты будешь повиноваться мадам. Она — мой заместитель и живет рядом с доктором.

Сути сплюнул.

— Женщина с неприкрытым лицом — позор.

— Вполне возможно, — сухо уронил Бондиле. — Но ты будешь ее слушаться, иначе тебя отведут к судье. Я лично выдвину обвинение. У тебя не хватит денег, чтобы подкупить его, а у меня хватит, поэтому тебя непременно накажут.

Сути тут же все понял и что-то пробурчал своим людям. Те, подхватив носилки, двинулись в путь.

— Мы поторопимся, — сказал египтянин, обращаясь к профессору, потом поклонился. — Этот зал самое подходящее место для скорпионов. Там сухо, темно.

Мадлен пошла за носильщиками, затем обернулась.

— Профессор, распорядитесь, чтобы белого ослика отвели на мою виллу, — сказала она. — Я могу быть уверена?

Бондиле злобно сверкнул глазами.

— Можете, — коротко сказал он и пошел к храму с таким видом, словно там его поджидало целое скопище скорпионов. Дойдя до колоннады, профессор остановился и промокнул платком лоб, однако на нем тут же вновь выступила испарина, но что в том повинно — жара или нервы, определить было нельзя.

Солнце палило немилосердно, и Мадлен понимала, что никакая защитная обувь не способна оберечь ее от воздействия его жгучих лучей. Ей предстояло пройти по пустыне три мили, но уже первая из них принесла головокружение, которое все усиливалось. Она попыталась сосредоточиться на бледном, измученном лице Клода Мишеля и вдруг осознала, что не видит его. В какой-то момент ее зашатало, но прозвучало ругательство Сути, и оно подстегнуло Мадлен, хотя каждый шаг ей давался с огромным трудом. Шляпка на голове превратилась в железный обруч, немилосердно сдавливавший виски, она мучилась тошнотой, как при жизни до погребения, а веки ее совсем высохли, словно куски старой кожи.

У ворот виллы доктора Фальке их встретила медсестра-голландка, плотная женщина средних лет.

— Профессор де Монталье, — уважительно поклонилась она.

— Любезная Яантье, — ответила Мадлен, хватаясь за створку ворот. — Профессора Ивера, — она кивнула на Клода Мишеля, — укусил скорпион. Я отсосала яд, насколько смогла, но, как видите…

— Да, действительно, — сказала Яантье и тут же захлопотала кликнула слуг, принялась отдавать им распоряжения, а потом поманила к себе одного из мальчишек, крутившихся возле носильщиков: — Джамиль, сбегай за доктором Фальке. — Ее местный диалект был отменным, а тон не допускал возражений. Наградив мальчишку для бодрости легким шлепком, Яантье повернулась Сути: — Можете опустить носилки на землю. Теперь мы отвечаем за больного. И ступайте на кухню, там вас покормят.

Сути изобразил нечто вроде поклона, но, прежде чем направиться к своим людям, пробурчал себе что-то под нос. Возможно, он полагал, что его не услышат, но у Яантье был отменным и слух.

— Такого мы здесь не потерпим, — заявила она и отпустила несколько крепких местных словечек. — Вашему Аллаху не придется по вкусу то, что вы оскорбляете тех, кто заботится о больных. — Высказавшись таким образом, голландка опустилась на колени, чтобы осмотреть нового пациента.

— Да, это укус, — сказала она уже по-французски. — Сколько прошло времени?

— Меньше часа, — ответила Мадлен, сама в то не веря, и привалилась к стене. Переход по раскаленной пустыне показался ей бесконечным. Клод Мишель не заслуживает такой доли, подумалось ей. Отстраненно наблюдая за действиями Яантье, она настолько ушла в себя, что даже не сразу сообразила, кто к ней склонился.

— Мадам! — взволнованно повторял Эгидиус Максимилиан Фальке. — Боже мой! На вас нет лица. Что случилось?

— Солнце, — прошептала Мадлен.

Фальке выругался.

— Вас давно следовало препроводить в дом. Европейцы не столь выносливы, как египтяне. — Он прикоснулся к ее щеке. — Вы холодны как лед.

Она попыталась найти остроумный ответ, но в голову ничего не шло.

— Профессор Ивер. С ним все в порядке?

— Пока нет, но, думаю, он поправится, — ответил Фальке, пытливо в нее вглядываясь. — Меня больше беспокоите вы.

— Мадам пыталась отсосать яд из ранки, — сообщила Яантье. — Если бы не она, этот человек был бы уже мертв.

— Что?! — Фальке схватил Мадлен за руку. — Вы, верно, сошли с ума?

— Я все выплюнула, — сказала Мадлен. — Яд вместе с кровью.

— Но… — Он пощупал ей лоб. — Это ведь не проходит безвредно?

«Что тут сказать? — размышляла Мадлен. — Как объяснить, что происходит? Может быть, следует заглянуть в эти голубые глаза и с места в карьер заявить: мой дорогой, я — вампир и уже один раз умирала». Эта мысль была столь неожиданной и нелепой, что она чуть было не рассмеялась.

— Со мной все в порядке.

— Если вы проглотили хоть капельку этого яда, то… укус скорпиона сравним с укусом гадюки. Что вы натворили, Мадлен? — Фальке схватил ее за плечи, словно намереваясь встряхнуть, и притянул к себе. Он даже не сознавал, что называет ее по имени. — Прошу вас, ради всего святого скажите, что этого не случилось.

— Вроде бы нет, — усмехнулась Мадлен. — Тут виноват не яд. Это все солнце. Оно высосало из меня все силы, как я высосала отраву из ноги Клода Мишеля. — Она полагала, что говорит легко и беспечно, но взгляд Фальке сказал ей обратное. — Я очень устала. Вы не позволите мне прилечь? Займитесь Клодом Мишелем, а обо мне не тревожьтесь.

— Да, разумеется, — сказал, приходя в себя, Фальке. — Яантье, давайте меняться местами. Проводите мадам де Монталье в маленькую гостиную за моим кабинетом. Думаю, там она сможет как следует отдохнуть. — Он чуть отстранился, но поддерживал Мадлен под руку до тех пор, пока голландка не взяла на себя эту заботу. — Только не позволяйте ей убедить вас, что она совершенно здорова.

— Не беспокойтесь, доктор, — сказала Яантье, увлекая Мадлен за собой. — Какой бы я была медсестрой, если бы верила всему, что говорят пациенты?

Когда они отошли от доктора, склонившегося над Клодом Мишелем, Мадлен тихо сказала:

— Я вовсе не собираюсь хитрить с вами, Яантье. Мне действительно нужен отдых.

— Приятно слышать разумную речь, — кивнула голландка. — И знайте, что бы там доктор Фальке ни говорил, он гордится вашим поступком. Ведь вы спасли профессора…

— Ивера, — подсказала Мадлен.

— Ивера, — повторила Яантье. — Как получается, что людей с такими фамилиями, как Ивер, Нейж или Глас,[7] заносит в эти края?

— Не знаю, — сказала Мадлен, позволяя Яантье ввести себя в дом. — Возможно, мы обращаем на такие фамилии больше внимания именно там, где не бывает зимы, снега и льда.

— Вот так ответ. — Яантье была явно довольна. — А теперь пошли вверх по лестнице. Торопиться не обязательно.

— Я справлюсь. — Укрывшись от солнца, Мадлен почувствовала себя много лучше. — Вы очень добры ко мне, Яантье.

— А вы чего ожидали? — хмыкнула медсестра. — Доктор Фальке три шкуры спустит с любого, кто осмелится отнестись к вам с пренебрежением. И, думаю, он совершенно прав. Не хочу показаться дерзкой, но я заметила, что он назвал вас по имени. — Она показала на дверь в конце короткого коридора. — Вот и гостиная. Там есть удобное кресло. Если хотите, я прикажу принести вам воды или кофе.