Открыв утром глаза, Пейтон увидела, что проснулся и Сэнди. Он лежал рядом, видимо, размышляя, стоит ли залезть на нее, а возможно, и даже скорее, ждал, когда она первой к нему потянется. Всем мужикам почему-то нравится, когда женщина проявляет активность первой, исполняя несвойственную ей роль. Привыкли вить из женщин веревки. Все они негодяи, и Сэнди не исключение.

Это меткое глубокомысленное суждение слегка успокоило. Пейтон встала с постели, приняла душ и, одевшись, стала собирать чемодан — они днем улетали. Какие у нее все-таки красивые вещи: кружевная белая грация с прозрачным лифом и шнуровкой на талии, крошечная красная блузка с треугольным вырезом на груди и вставками из горного хрусталя, розовые хлопчатобумажные шорты… — все переливается и блестит.

Пейтон нравились мягкие материалы: мятый бархат, шифон, тонкий, словно крылышки мотылька, блестящий эластик, люрекс… Вкус у нее не развился: она осталась маленькой девочкой, жадной до ярких красок, способных привлечь внимание окружающих, — этакая Дюймовочка, выставленная в витрине магазина игрушек на всеобщее обозрение.

Сэнди потянулся, гулко зевнул и спустил ноги с кровати.

— Доброе утро, — спокойно сказала Пейтон, стараясь не показать, что ее чувства к нему разительно изменились.

— Доброе утро, мисс Пейтон, — шутливо ответил он. — Мне, вероятно, проснувшись, следовало уделить вам внимание, но вы сладко спали, и я не хотел вас будить. Теперь вы, правда, одеты…

— И раздеваться не собираюсь, — прервала его Пейтон. — Самолет ждать не станет. У. нас мало времени, а надо еще оплатить счета и сдать арендованную машину.

— Может, устроим прощальный завтрак?

— Это долго. Если хочешь, я закажу кофе и тосты.

— За кофе и тосты сдерут не меньше двадцати долларов. Лучше перехватим что-нибудь по дороге. — Сэнди начал медленно одеваться.

В вестибюле он неожиданно заявил:

— Мы прекрасно провели время. Кстати, ты потратила на поездку гораздо больше меня. Я, пожалуй, возмещу тебе расходы за номер, оплачу его полностью, а ты заплати за предоставленные услуги. Идет?

Пейтон кивнула, но только внезапная милость Сэнди ее покоробила. Она, видно, доставила ему удовольствие, и он решил вознаградить ее за труды как обыкновенную проститутку. Или, может быть, он считает, что сделал красивый жест? Но только этот красивый жест его точно не разорит. Наверняка он не беден. Сам рассказывал, что за свои ковбойские сапоги из крокодиловой кожи заплатил тысячу двести долларов, да еще хвастал, что недавно купил чистокровного жеребца с замечательной родословной. За такого конягу, небось, выложил кучу денег, а заплатить двадцать баксов за кофе без стеснения поскупился. Экономит на каждой мелочи. Конечно, Барри тоже деньги считает, но его можно понять — денег катастрофически не хватает. А Сэнди просто сквалыга.

Плата за предоставленные услуги превысила ожидания. Пейтон совсем забыла о выпивке в день приезда и о разговорах с Барри по телефону — три доллара за минуту. Кроме того, в счет включили пятнадцать долларов за просмотр порнофильма.

— Но мы не смотрели фильм, — промямлила Пейтон.

Сидевший за стойкой клерк уткнулся в компьютер.

Оторвавшись от монитора, он громко проговорил:

— Вы смотрели «Секс в парке».

Пейтон съежилась от стыда.

— Но мы смотрели фильм не больше пяти минут, — пробормотала она.

Клерк смилостивился: постыдная графа из счета исчезла.

Пейтон облегченно вздохнула и протянула клерку кредитную карточку. Если бы Барри увидел в счете плату за порнофильм, неприятное объяснение стало бы неминуемым.

— Стану скучать по тебе, — сказал Сэнди по дороге в аэропорт.

— Приятно слышать, — ответила Пейтон.

— А ты? — спросил Сэнди.

Пейтон могла бы ответить, что больше не хочет видеть его, но она побоялась: Сэнди может связаться с Барри по телефону и обо всем ему рассказать — с него станет.

Придя к этой мысли, она ответила:

— И я тоже.

Наступил положенный срок, а менструации не было. Пейтон предалась тягостным размышлениям: неужели она забеременела от Сэнди? Что делать? Выход нашелся.

— Барри, давай заведем ребенка, — предложила она.

Барри взял ее за руку и повел в спальню.

Но даже занимаясь любовью, Пейтон не успокоилась. Если она родит, а ребенок не будет похож на мужа, Барри, конечно, этого не заметит, но Грейс не обманешь, ее наверняка одолеют сомнения. Она может заставить Барри подвергнуться тесту на ДНК, и если обнаружится, что ребенок не от него, то тогда развод неизбежен, и она снова окажется в Уортингтоне в тесной неказистой квартире рядом с тронутой матерью и братом, наркоманом и уголовником. Правда, может, ее умиротворит материнство, и уж во всяком случае она станет разборчивей: первому встречному не отдастся.

Через несколько дней у Пейтон началась менструация.

— Дорогая, не огорчайся, — участливо сказал Барри. — У нас еще все впереди. Может, нам улыбнется уже очередная попытка.

Когда Кэшу было около десяти, а самой Пейтон исполнилось тридцать восемь, она внезапно воспылала к нему любовью. Конечно, она и до этого заботилась о ребенке: когда надо, водила его к врачу, а после школы отводила в плавательный бассейн, на стадион или на занятия музыкой.

Барри сыном почти не занимался, и ему было порой невдомек, что Кэшу надо купить, положим, новую обувь. Он не был плохим отцом. Просто на сына у него не хватало времени, и он занимался с ним только по выходным, помогая делать уроки или гоняя вместе с ним мяч.

Постепенно, с годами, Барри все меньше и меньше рассказывал Пейтон о своих служебных делах, и она посчитала, что он отдаляется от нее, проводя большую часть жизни в своем собственном мире.

Когда Кэш подрос и стал ходить в школу, свой собственный мир появился и у него. Может быть, обособленность свойственна только мальчикам? Пейтон нередко слышала, как матери, растящие дочерей, с умилением заявляли: «У моей дочери от меня нет секретов. Мы с ней очень близки». Пейтон тому не верила. Конечно, девочки не мальчишки, у них свои интересы, но, взрослея, и девочки обзаводятся своим собственным миром, недоступным для матери, не говоря уже об отце. Вряд ли стоит заводить второго ребенка, надеясь, что появится девочка, чья близость и сострадание скрасят матери жизнь. И потому Пейтон не прислушивалась к словам: «Вам непременно надо завести второго ребенка, им вместе легче расти». Да и Кэш родился не потому, что ей прожужжали уши: «Вам нужен ребенок. Без детей семья — не семья. С ребенком вы обретете настоящее счастье». Просто она забеременела и решила рожать.

Пейтон не была плохой матерью — по крайней мере, она не упрекала себя за невнимание к Кэшу. Однажды, когда Кэшу было около года, Пейтон и Грейс, у которой он сидел на коленях, ехали с ним в такси. Устав от его возни, Грейс передала его Пейтон, которая неожиданно для себя преисполнилась нежностью, что не ускользнуло от Грейс. Грейс тогда улыбнулась, и все же Пейтон смутилась: ей показалось, что за ней подглядели, а подглядев, по-своему оценили. Пейтон вспомнила этот случай, ибо бдительная свекровь неизменно наблюдала за ней, стараясь, видимо, уразуметь, как ее легкомысленная невестка относится к Кэшу, продолжателю рода Эмбергов.

Однако тот случай скорее был исключением, и Пейтон теперь не могла понять, почему ей раньше приходилось себя неволить, чтобы приласкать малыша, когда он, к примеру, залезал к ней в постель.

Пришло время, и положение изменилось. Теперь она в сыне души не чаяла. Вот и сейчас она нетерпеливо ждала, когда Кэш вернется из школы. Ему было уже одиннадцать, и он ездил в школу без провожатого. Правда, автобус останавливался у дома, и швейцар неизменно следил за тем, чтобы Кэша не затолкали.

Услышав, как щелкнул дверной замок, Пейтон вышла в переднюю.

— Привет, ма, — сказал Кэш, грохнув портфелем.