Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сянь Жун, предложив Пейтон руку, повел ее в ресторан, расположенный во внутреннем дворике, посреди которого находился фонтан, но только тот не работал.

Усевшись за столик, Сянь Жун стал рассказывать о Макао, бывшей португальской колонии, но Пейтон мало что понимала: мудреные слова, произносившиеся с ужасным акцентом, до нее почти что не доходили. Официантка не подходила, а прялка все жужжала, жужжала… В конце концов Пейтон не выдержала и, оборвав нудного незатейливого рассказчика, извинившись, отправилась в туалет.

В туалете было грязно, не прибрано, кругом валялись обрывки туалетной бумаги, а бумажные полотенца лежали на подоконнике. Водопроводный кран отозвался неприличным бурчанием, не извергнув ни капли воды.

Пейтон потянуло в Гонконг. Лучше уехать, вернуться к себе в гостиницу, а перед сном воспользоваться вибратором, чем выслушивать скучные россказни о бывшей португальской колонии, а затем бродить до утра по старому городу, где, того и гляди, на тебя нападут свирепые азиаты. Так бы и поступить, но только Сянь Жун, конечно, обидится.

Перед тем как возвратиться за столик, она зашла в бар и заказала водку на льду. Алкоголь не подействовал, но зато Пейтон поймала чувственный долгий взгляд одного из мужчин, сидевших за столиком, причем самого интересного. Еще не все потеряно в жизни!

Когда Пейтон возвратилась на место, Сянь Жун курил, углубившись в меню. Перед ним стоял бокал с пивом, а напротив — высокий тонкий стакан с золотистым напитком.

— Сухой мартини, — пояснил Сянь Жун. — Коктейль придется тебе по вкусу. Выбери сама, чего тебе хочется. — Он протянул Пейтон карточку.

— А что ты будешь есть? — спросила она.

— Я не голоден, мне хватит и пива.

Пейтон оторвалась от меню, подняла глаза. Загадочный человек. Такие, как он, могут питаться воздухом или черпать энергию из других. Вероятно, он и сам наделен особой внутренней силой. Однако ей от него ничего не надо, кроме ночных утех. Она — самостоятельная, замужняя женщина, не богата, но и не бедствует.

Подошла официантка, и Пейтон заказала салат. В меню он значился как салат из шпината, но когда его подали, он оказался пропитанным диковинной странной жидкостью, похожей на рыбий жир; в салате оказались и маленькие пиниевые орешки,[19] напоминавшие видом гусениц — их было не разжевать; на голубовато-зеленых листьях лежали, устроившись, как в гнезде, перепелиные яйца — от них несло серой. Поковырявшись вилкой в салате, Пейтон отодвинула блюдо в сторону.

Внезапно налетел и промчался ветер, воздух дрогнул, по столику забарабанили капли дождя. Но вот ветер налетел снова, усилился, и, хотя ресторан защищали стены, со столов полетели на пол стаканы, вилки, ножи, вазы с цветами, за ними упали и понеслись к дальней стенке свободные стулья. Посетители ресторана бросились к выходу в вестибюль.

Пейтон подняла голову — небо заволокла мрачная туча.

— Пойдем! Пойдем! — вскричал Сянь Жун, схватив ее за руку. — Это тайфун.

Поспешное бегство не помогло: дождь хлынул как из ведра, и Пейтон насквозь промокла — с волос струилась вода, а платье облепило все тело, выставив напоказ и без того заметную грудь.

В вестибюле собралась взбудораженная толпа, распространяя терпкий запах парфюма и сигаретного дыма.

А где Сянь Жун? Пропал! Остаться одной, в незнакомом месте, промокшей до нитки — только этого не хватало! Но вот, славу Богу, и он, хотя и сам похож на мокрую курицу.

— Я наводил справки, — сказал Сянь Жун. — Этот тайфун надолго, и последний рейс на Гонконг отменен.

— Что же делать? Я промокла, замерзла. Давай снимем номер, я мечтаю о ванне.

— В этом отеле номера очень дороги, — сконфуженно сказал Сянь Жун. — У меня мало денег. Лучше поехать в другую гостиницу, подешевле.

— Я не тронусь с места, — с отчаянием в голосе ответила Пейтон. — Я сама заплачу за номер.

И они вместе провели ночь в мягкой, чистой, теплой постели, расстеленной почти что под самой крышей высоченного здания. Они вместе провели ночь, сплетясь в единый клубок и извиваясь, словно угри, и оба были немы как рыбы. Их языки не работали, за них говорили тела — неистово, яростно, исступленно.

Желание Пейтон осуществилось, и она мечтала лишь об одном: чтобы оно не угасло.

Глава одиннадцатая

В субботу, проводив в аэропорт Барри, пообещавшего, вернувшись в Чикаго, звонить каждый день, Пейтон села на поезд и поздно вечером была уже дома.

По воскресеньям, в отличие от большинства сверстниц, находивших возможность для развлечения, Пейтон обычно сидела дома, проводя время в тесной квартире вместе с тронутой матерью, а иногда и со старшим братом, если только тот не сидел.

Наступившее воскресенье сулило разнообразие — Нелл предложила прогуляться по магазинам.

— Тебе нужно подвенечное платье, — сказала она. — Купить его лучше загодя.

Пейтон вздохнула. Денег в обрез, а хочешь, не хочешь — раскошеливайся. А чем плохо обыкновенное нарядное платье? Так нет же, покупай подвенечное, да еще непременно белое, говорящее о девственности невесты, хотя редко какая может похвастаться целомудрием.

— Сходим в магазин уцененных товаров, — продолжила Нелл. — Там наверняка найдутся красивые платья: богатые женщины тоже не разбрасываются деньгами, после свадьбы платья относят в скупку.

— Ма, я не хочу платья с чужого плеча. Может, купим платье в магазине для новобрачных?

— Там дорого, не про нас.

В магазине уцененных товаров было не продохнуть: в каждом зале — толпа. В изобилии была и одежда. Вот великое множество свитеров, но новых, ненадеванных — единицы; большинство — растянутые, бесформенные. Одни — розовые, ворсистые, видимо, из акрила, другие — с блестками, из пожелтевшего кашемира, третьи — полушерстяные, в горошек… А вот джинсы из синтетической ткани, выбирай — не хочу… Дальше — майки, блузы, рубашки… А вот ряды платьев с пышными рукавами и накладными плечами самых разных размеров. Но только почти каждая вещь — либо поношена, либо по какой-то причине возвращена в магазин.

Пейтон поморщилась: да это не магазин, а настоящее кладбище — кладбище физических оболочек еще, видно, здравствующих людей. Без чистки купленной вещи не обойтись, но только одежда эта все равно сохранит следы чужого прикосновения. Пейтон пришла в уныние, а тут еще мать, ежеминутно подзывающая к себе, чтобы взглянуть то на блузу, давно вышедшую из моды, то на рулон блеклой материи, то на жакет из мятого бархата…

В глубине магазина нашлась вешалка с подвенечными платьями, неказистыми, непривлекательными изделиями из блестящего белого атласа с глубоким вырезом на груди в виде сердечка и накладным шлейфом.

Перебрав платья, Пейтон тоскливо произнесла:

— Вот это вроде бы ничего, только шлейф грязный, да и порван местами.

— Великолепное платье! — воодушевленно сказала Нелл. — Правда, оно тебе велико, но я его перешью.

— Ма, из тебя швея еще та. Ты будешь перекраивать платье целую вечность. Может, отдать платье портному?

— А у тебя есть знакомый портной? Пейтон покачала головой.

— Не отчаивайся! — произнесла Нелл. — Отдадим платье в химчистку, там тебе его и подгонят. Только не говори этой… как ее… Грейс, где ты купила платье. По твоему описанию, твоя будущая свекровь — властная, своенравная женщина, кичащаяся своими деньгами.

— Мне нет дела до Грейс! — раздраженно сказала Пейтон. — Раз у нас нет тысячи долларов, чтобы купить платье в магазине для новобрачных, удовольствуюсь этим.

— И правильно сделаешь. Платье — это не главное. По материнской линии ты из знатного рода, а Тоулы и в лохмотьях останутся Тоулами. А платье все-таки отдадим в переделку. Шлейф я сошью сама, вышью на нем цветочки, я недаром кончала курсы.

— Мы, эти курсы тебе приснились.

— А хоть бы и так. Главное — я искусная вышивальщица.

Пейтон взглянула на ценник. Старая цена — 118 долларов — была перечеркнута, а вместо нее красовалась новая — 59 долларов.

вернуться

19

Пиниевые орешки — пиниоли, семена итальянской сосны пинии; похожи на кедровые.

27
{"b":"139714","o":1}