— Вы… что-то ищете? — наконец выдавил он из себя.

— Прачечную. Хотела отдать кое-что в стирку. Но когда увидела вас… — голос Пейтон стал притягательным.

Парень потряс головой и недоуменно пожал плечами.

— Чего вы хотите?

Пейтон вздохнула. Придется проявить активность самой, непривычная роль для женщины.

— Мне кажется, мы с вами родственные натуры, — вкрадчиво сказала она, — и могли бы весело провести время. Вы понимаете, что я имею в виду?

Пейтон смутилась и выжидательно посмотрела на парня. По тому, как он хмыкнул, стало ясно, что ее поняли. Парень выпустил из ноздрей дым, бросил окурок на тротуар и, растирая его ногой, медленно произнес:

— Не возьму в толк, почему вы обратились ко мне. — Он окинул ее пристальным взглядом с головы до пят, затем шмыгнул носом и потянулся за поставленным на тротуар рюкзаком. Надев лямки на плечи, он зашагал прочь, растворяясь в сером промозглом воздухе. Пройдя несколько шагов, он обернулся и, усмехнувшись, добавил:

— Мадам, вы годитесь мне в матери. Вам не меньше пятидесяти.

Впервые это — что она позже расценила как «бес попутал» — случилось с ней в двадцать шесть лет, когда она была замужем уже третий год.

Она летела в Бразилию. Самолет был забит до отказа, и каждый пассажир, втиснутый в кресло, казался улиткой, выглядывающей из раковины. Место Пейтон оказалось в самом конце салона, рядом с проходом. Кресло у иллюминатора уже было занято коренастым чернявым мужчиной. Его лицо было изрыто оспой и походило на лунную поверхность после метеоритной атаки. Мужчина казался невозмутимым, видно, давно смирившись с непривлекательной внешностью.

Пейтон еле втиснулась в кресло и посчитала, что оно меньше других. Пожалуй, оно походило на камеру в бангкокской тюрьме, а может, было особой конструкции, дававшей возможность снять скрытой камерой забавный эпизод для популярной юмористической передачи.

По другую сторону прохода сидела тучная женщина, чьи оплывшие телеса растекались даже по подлокотникам. Ее глаза — ни дать ни взять изюминки в пышном тесте — хитро поблескивали. Несмотря на прозвучавшую просьбу занять места, около толстухи крутились мальчик и девочка, видимо, ее внуки, обещавшие в будущем походить статью на бабушку. Мальчику было не больше двенадцати, но прямо-таки бросалось в глаза, что у него рыхлая высокая грудь. Девочка, на год-два младше его, была дебелой и пухлой.

Едва Пейтон уселась в кресло, ей пришлось в него вжаться, ибо ее сосед беспрерывно передавал детям какие-то вещи, одновременно успевая бурно жестикулировать и раздавать наставления. Мужчина не оставлял вниманием и толстуху.

— Моя матушка, — пояснил он, обдав Пейтон чесночным запахом. — Прихворнула, бедняжка.

Пейтон участливо улыбнулась. Бедняги, решила она. Верно, возвращаются домой, в глушь, где ютятся в жалкой лачуге, из которой не выбраться до конца жизни. Наверное, крестьяне, считающие лучшей пищей цыплят, которых сами же пичкают гормональными веществами. Если бы она не вышла замуж за Барри, ей была бы уготована похожая участь.

Пейтон отправилась в туалет. Отстояв небольшую очередь, зашла внутрь. Пол был мокрым, в моче; повсюду валялись обрывки скомканной туалетной бумаги. А запах… Пейтон поморщилась. Впрочем, он был ненамного резче того, что доносился до ее кресла.

Прошел час, и принесли ужин, оказавшийся вполне удобоваримым: куриная грудка с кетчупом и ломтики ананаса. Поев, она встала и снова направилась в туалет, чтобы помыться, решив обойтись этой единственной гигиенической процедурой. Зубная щетка лежала в сумке, застрявшей намертво под сидением. Там же лежала и косметичка, но с губной помадой и пудрой можно было повременить: близилась ночь; к тому же в салоне притушили огни.

Вернувшись, она снова с большим трудом втиснулась в кресло и в скором времени задремала. Внезапно она почувствовала, как по ее ляжкам, подбираясь к влагалищу, ползают какие-то слизняки. Пейтон поерзала, но ощущение не пропало. Она открыла глаза. У нее между ног копошилась рука соседа. Пейтон вытаращила глаза и издала крик:

— Убери свою вонючую руку, паршивец!

Рука исчезла. Пейтон нажала на кнопку вызова стюардессы.

— Этот человек пристает ко мне! — вознегодовала она, встретив вопросительный взгляд появившейся женщины.

— Пристает, — стюардесса недоуменно подняла брови. — Что вы имеете в виду?

— Он щупал меня.

Пояснение Пейтон заглушил громовой бас старухи, к которому тут же присоединились визгливые голоса сидевших рядом с ней малолеток. Когда шум немного утих, волосатый мужчина возмущенно сказал:

— Ничего подобного не было.

Затем он добавил что-то по-португальски, покрутив у своего виска пальцем.

Стюардесса перевела взгляд на Пейтон.

— Не пойму, что вас так напугало, — холодно сказала она. — Может, вас укачало, и вы желаете пересесть, но самолет забит до отказа. Могу пересадить вас на служебное место, но не вижу для этого оснований. Вероятно, вам все приснилось. К тому же ваш сосед, вместе со всей семьей, выходит в Сан-Паулу. Потерпите немного. — Услышав, что ее требовательно позвали, стюардесса отошла и тотчас вернулась. — Жена этого человека уверяет, что он спал.

Пейтон возмутилась:

— Что, у нее глаза на затылке?

Поднялся гвалт. Родственники волосатого наглеца вскочили со своих мест и замахали руками. Пейтон поежилась, вжалась в кресло. Ей вспомнились вши. Все эти недружелюбные люди напоминали ей назойливых насекомых с гладкими лоснящимися животиками и мерзостными цепкими ножками. Пейтон опустила глаза. Только этого не хватало: из-под переднего кресла выползал толстый младенец, видно, младший отпрыск семейки. Пейтон поджала ноги.

В шесть часов утра самолет приземлился в Сан-Паулу. Стюардесса не обманула: место рядом с Пейтон освободилось. Дружная семья потянулась к выходу. Покидая салон, все слаженно голосили, враждебно поглядывая на Пейтон.

Оказалось, что до Сан-Паулу летели чуть ли не все. Проход заполнился пассажирами. Мужчины, все, как один, в грубых сандалиях, прокладывали себе путь мешками и рюкзаками. За ними, орудуя бедрами и локтями, пробивали дорогу женщины, в основном толстозадые, с кривыми ногами.

Когда пассажиров в проходе сменили уборщицы, Пейтон закрыла глаза. Первое время после замужества она и шагу не ступала без Барри, а мысль отправиться одной в путешествие ей даже не могла прийти в голову. Теперь она вспоминала о нем с неприязнью. Похожее на луковицу лицо, отрывистый громкий голос, непомерное самомнение — все это постепенно отрезвило ее. А его постоянные замечания, так называемые дружеские советы — да как она от них еще не рехнулась? Он даже советовал, что надеть. Как будто она не знала, что с ее экзотичной внешностью ей идет любая одежда.

Когда самолет взлетел, Пейтон снова предалась размышлениям. Надо бы купить путеводитель по Рио, чтобы не плутать в незнакомом городе. К тому же в путеводителе можно найти интересные сведения о достопримечательностях и истории города. А в аэропорту следует купить книжку с отрывными талонами на такси: с ней гораздо удобнее — если расплачиваться наличными, можно и сдачу не получить. Пейтон улыбнулась: она едет на шикарный курорт, и, хотя в ее распоряжении не больше трех дней, она вдоволь накупается в теплом море, да и в бассейне поплещется.

Выйдя из самолета и заняв очередь для прохождения паспортного контроля, Пейтон открыла сумочку и достала билет и паспорт из бокового кармашка. А где портмоне? Пейтон похолодела. Портмоне не было, а ведь в нем кредитная карточка,[1] деньги и листок с адресом курортного учреждения. Она порылась в сумке и застонала, затем нагнулась и вытряхнула содержимое сумочки прямо на пол. Впустую! За спиной раздались недовольные голоса. Пейтон лихорадочно собрала вещи. Может, заглянуть в дорожную сумку? Открыла молнию — никакого следа. Значит, украли! Украл тот чернявый паршивец, похожий на обезьяну!