Однажды, выплюнув вату после пломбирования зуба, она усадила Барри на свое место и, расстегнув ему молнию на ширинке, взяла его пенис в рот, еще не отошедший от укола новокаина. Объяснения не случилось, но Барри, придя в экстаз, осыпал ее лицо страстными поцелуями, и Пейтон впервые в жизни почувствовала, что ее, возможно, любят по-настоящему.

Барри часто звонил ей (он жил в Чикаго), а когда не заставал ее дома (Пейтон иногда ходила в кино или встречалась в баре с Викторией), то всегда просил передать, чтобы она ему позвонила, как бы поздно ни возвратилась.

В этих случаях Нелл встречала ее словами:

— Звонил Барри. Просил тебя позвонить. Будь с ним поласковей, не упусти жениха.

Правда, фразы варьировались, но суть была одинакова.

Барри вел себя деликатно и никогда не допытывался, с кем она проводила время, хотя в его голосе и звучали тревожные нотки. Впрочем, через минуту он начинал рассказывать о себе, о своих планах на будущее, неизменно предвкушая быстрый успех.

Однажды он разоткровенничался:

— В любом бизнесе надо брать быка за рога, использовать новейшие технологии, идти в ногу со временем. Не всем такое дается. К примеру, взять моего отца. Сейчас у него куча денег, но он долгие годы проработал простым бухгалтером, корпя над своими бумагами по четырнадцать часов в день. А в каких условиях он работал! Я однажды был в его офисе — настоящая конура. Правда, он все же разбогател, видно, вложив накопленные по доллару, а то и по центу деньги в какой-то прибыльный бизнес. Но сколько лет на это ушло! Такая жизнь не по мне. У меня есть идеи, их надо только осуществить. — Барри говорил искренне, убедительно.

Нелл давно спала сладким сном, и потому Пейтон ответила не менее убедительно:

— А ты знаешь, чего сейчас хочется мне? Мне хочется, чтобы ты был рядом со мной и я могла бы взять в руку твой толстый пенис.

— Я хочу жениться на тебе, — сказал Барри, когда лечение Пейтон близилось к завершению, — но пока не делаю тебе предложения. Видишь ли, мои родители прочат мне в жены одну молоденькую еврейку, а если им что-то втемяшилось в голову, их с места не сдвинешь. Но я их уломаю, не сомневаюсь.

А вот Пейтон одолели сомнения. Вряд ли она понравится родителям Барри. Она из бедной семьи, недостаточно образованна, не блещет манерами. Хотя чем она хуже других? Но только вряд ли родители Барри знают, что нынешние девицы — и еврейки не исключение — нюхают кокаин, курят марихуану, увлекаются пирсингом, ложатся в постель сразу с несколькими парнями, занимаются лесбийской любовью, осаждают секс-магазины и готовы раздеться перед любой фотокамерой. Конечно, со временем, выйдя замуж, женщины оставляют былые пристрастия, вспоминая о них лишь в разговорах с подругами, вдали от детских ушей.

Предосудительные наклонности почти миновали Пейтон, и все же она искренне полагала, что родители Барри не примут ее как равную. Так и вышло. Выйдя замуж за Барри, она явственно ощутила, что его благопристойные рассудительные родители относятся к ней если не с явным пренебрежением, то уж точно со снисхождением, особенно Грейс, которую примиряла с непутевой невесткой лишь возможность учить ее уму-разуму, непрестанно одаривая советами.

Накануне свадьбы Белинда уступила ей свою ванную комнату. Помывшись, Пейтон стала убирать за собой. Вытирая запотевшее зеркало, она увидела в нем отраженные стрелки своих наручных часов. Подергиваясь, секундная стрелка шла вспять, и Пейтон вдруг пришла в голову мысль, что если каким-то волшебным образом перенестись в свое прошлое, то, верно, под ноги посыплются одна за другой прожитые минуты, круглые и колючие, как низвергающиеся крупинки песочных часов.

Задумавшись, Пейтон взяла бутылку с шампунем, чтобы поставить ее на место, но бутылка неожиданно выскользнула из рук и разбилась, выплеснув зеленоватую жидкость, которая растеклась языками по полу, распространяя запах бергамота и мускуса. Осколки поблескивали на кафеле, словно песчинки истекшего времени, словно прожитые минуты. Пейтон вздохнула. Если бы чудо и в самом деле произошло, она смогла бы беспристрастно взглянуть на себя из прошлого, ибо в ней было нечто такое, чего она до сих пор не могла постичь, хотя вроде бы ничем не отличалась от окружающих. Видно, Грейс права, сказав Барри, что у нее в душе какая-то червоточина.

Утром раздался стук в дверь. Сочтя, что явилась горничная, Пейтон крикнула «Зайдите попозже» и повернулась на другой бок. Стук повторился. Пейтон встала с кровати и, одернув ночную рубашку, с недовольным выражением на лице направилась к двери. На пороге стоял Сянь Жун.

— Я пришел извиниться, — мягко произнес он. — Вчера я поступил нетактично.

— Что вы, что вы. Из нас двоих о снисхождении могу просить только я. — Пейтон приветливо улыбнулась. — Навязчивость женщине не к лицу. Да вы входите. Мы можем быть просто друзьями.

Когда она проснулась, рядом никого не было. Неужели Сянь Жун ушел, даже не попрощавшись? Пейтон похолодела. А что если он и впрямь проходимец? Он мог стащить паспорт, деньги, кредитную карточку. Она приподнялась на локтях, огляделась и облегченно вздохнула. Сянь Жун стоял у окна, раскуривая сигару и постепенно окутываясь голубоватым дымком.

Пейтон уронила голову на подушку, поежилась. Все тело ломило, а кожа казалась липкой, как у новорожденного младенца, которого не успели как следует обтереть.

Впрочем, кто помнит, как выбирался из плодного пузыря, чтобы заявить пронзительным криком о своем появлении в этом мире?

Пейтон взглянула на Сянь Жуна. Он все еще стоял у окна, уставившись на тлеющий кончик своей сигары. Пейтон взяла полотенце, висевшее на спинке кровати, и стала обтирать ляжки, живот, влагалище. В сексе без грязи не обойтись, но разве кто о ней думает, когда впереди ни с чем не сравнимое наслаждение?

Впрочем, Пейтон не раз признавалась себе, что нередко ложилась в постель с мужчиной, чтобы достичь определенной цели — занимаясь любовью с Барри, она толкала его к женитьбе, а отдаваясь другим, исходила и вовсе из прозаического меркантильного интереса: поживиться за счет любовника. Всю жизнь она, как паук, плела паутину, чтобы заманить в нее жертву. Правда, ее нередко мучила совесть, и она не раз пыталась вырваться из собственноручно сплетенной сети, но только запутывалась в ней все больше и больше. Вероятно, она погрязла в грехе.

Пейтон никогда не читала Библии, не ходила в воскресную школу, но десять библейских заповедей ей были знакомы. Впрочем, она относилась к ним без должного почитания. Да и как иначе к ним относиться, если ими сплошь и рядом пренебрегают, не то, что в прежние времена!

Пейтон вспомнила историю Ингрид Бергман, популярной киноактрисы, которая то ли забеременела, наставив мужу рога, то ли забеременела, сойдясь с женатым мужчиной, но так или иначе совершила по тем временам неслыханное распутство, непозволительное для дамы из общества, за что и подверглась всеобщему осуждению, заставившему ее бежать из страны. Но только история та лучилась давным-давно. Теперь чуть ли не у каждой кинозвезды внебрачный ребенок. Да что кинозвезды, они в жизни устроились, — но теперь рожают и школьницы.

Процветает и зависть. Если у соседа появился дорогой престижный автомобиль, то спокойствие не придет, пока не обзаведешься таким же автомобилем.

А заповедь «не укради»? Да ее преступают и бедные, и богатые. Богатые продают дутые акции, создают подставные фирмы, уклоняются от уплаты налогов, и все им, как правило, сходит с рук. Бедным на краже или мошенничестве лучше не попадаться.

Пейтон и сама однажды поспособствовала мошенничеству, поддавшись уговорам приятеля. Как же его звали? Пейтон напрягла память — кажется, Доминик. Он был французом, а французские имена у нее в голове попросту не держались, особенно женские. К тому же все Иветты, Сюзанны, Моники у нее ассоциировались с жительницами захолустного городка во французской Канаде, которые к двадцати двум годам успевают обзавестись несколькими детьми, мал мала меньше, а к тридцати увядают, походя лицом на печеное яблоко. Так вот, этот Доминик, воспользовавшись кредитной карточкой Пейтон, купил ей дорогое пальто, после чего она сразу позвонила в компанию, выдавшую ей карту, и слезным голосом сообщила, что ее обокрали. В результате у нее появилась дорогая обнова, а кредит она так и не оплатила.