В подземном научно-промышленном комплексе «Янки» кипела работа. Творцы «Хазара» были так одержимы ею и так привыкли к подземному существованию, что их не волновало поведение дня и ночи на поверхности…

— По-моему, сейчас должен быть день, — пожал плечами Джон Карри, — но мне сказали, что вернулась ночь.

— Ах, — вздохнула Клэр Гатсинг, — я бы с удовольствием вернула ту ночь в Акапулько.

— Какую ночь? — с недоумением посмотрел на нее Джон Карри. — Мы не были с тобой в Акапулько.

— Милый, — вновь вздохнула Клэр Гатсинг, — при чем здесь ты?

— Ты права, — охотно согласился Джон Карри, — я здесь ни при чем, тем более что ночи в Акапулько, говорят, слишком душные. Пойдем в альфа-ангар, — предложил он Клэр Гатсинг. — Арчибальд Соукс уже там, сегодня принимаем центральный отсек «Хазара».

— Арчибальд Соукс, — задумчиво проговорила Клэр, — я вся в экстазе от этого сенатора и вся в экстазе от Службы национальной безопасности, заявившей, что у них нет полномочий для разработки сенатора США.

— Арчи хороший парень. — Джон Карри уже признал в Соуксе коллегу и поэтому считал его вне критики. — Хотя, — засомневался он, — в нем, конечно, есть нечто непросчитываемое.

— Юпитер, — Клэр Гатсинг редко тратила время на выслушивания своего жениха и начальника, ставшего первым благодаря второму, — и наш «Хазар» нужно проверить на совместимость.

— Полетим и проверим, — не стал вдаваться в подробности Джон Карри.

— Джон! — властно одернула его Клэр Гатсинг. — Без меня ты никто, поэтому разговаривай со мной внимательно…

Да, Клэр Гатсинг была человеком-гением и экстремально-сексуальной женщиной. В ней было что-то от грехопадения, без которого не осуществилось бы творение. Над ее мыслями, телом и словами властвовала затаенная и чрезвычайно эмоциональная неудовлетворенность. Если она брала в руки бокал шампанского и, подержав его, уходила, оставив на столике, вошедший после нее в кабинет мужчина, не ведающий, что здесь только что была Клэр, возбуждался при виде бокала и в панике бежал на прием к штатному психосексологу объекта «Янки». Эта особенность Клэр так приглянулась СНБ, что она взяла ее под свое покровительство. Впрочем, Клэр Гатсинг покровительствовала не только СНБ. О ее здоровье и настроении регулярно справлялись президент США и народ Америки. Она была символом всех феминистских организаций мира, и отнюдь не за то, что могла возбуждать мужчин и женщин при помощи предметов, побывавших в ее руках, нет. Истинную славу и блеск Клэр Гатсинг составляли ее гениальность и изощренная исследовательская отвага. Это Клэр предположила, а затем и доказала глупость нашего разделения времени на прошлое, настоящее и будущее. Оказывается, время напоминает однородный стеклянный шарик, вокруг которого океан безвременья, экспериментирующего со временем. В однородности времени прошлое и будущее может быть только настоящим. Предаваясь воспоминаниям о своем детстве, юности, мы попадаем благодаря памяти в ложную зависимость от ложного течения времени, а моделируя будущее и предполагая в нем свое умирание, мы умираем не спустя некоторое время, а здесь и сейчас. На самом деле мы не рождаемся и не умираем, это все шуточки безвременья. Одним словом, Клэр Гатсинг додумалась до того, до чего может додуматься только женщина, наполненная гениальной неудовлетворенностью.

Эта теория была бы голословной. Но Клэр Гатсинг, используя грубые достижения современной цивилизации, попробовала измерить пространство внутри человека на клеточном уровне с помощью прибора «Актуалий» биоэкранирующего действия. Этот прибор, выращенный Клэр из психосубстанционно-информационной мли-клетки миро-океанного планктона, уже более десяти лет применяется в науке и считается наиболее точным и быстрым в определении объемно-безлинейных расстояний. Запущенный в младенца через роженицу, спутниковый зонд «Актуалий» вживился в шифры клеточно-генетических пространств человеческой плоти и начал выводить их постепенную расшифровку через разведспутник ЦРУ на монитор в кабинете Клэр Гатсинг. Через пять лет после рождения ребенка молекулярный спутник-зонд «Актуалий» наткнулся на скопление клеток поглощающего притяжения и, передав сигнал бедствия, исчез, но информации было уже более чем достаточно. Самое потрясающее, что клетки человека хранили в себе память своего возникновения, и эта память, в полном смысле этого слова, была «обжигающей».

Оказывается, когда-то, в своем невообразимо первичном существовании, человек, то есть все мы, возник при температурном режиме в 666 тысяч Кельвинов. Клетка запомнила это навсегда, и «Актуалий» бесстрастно зафиксировал вид этой памяти, напрягшей всю мировую науку настолько, что восемнадцать лауреатов Нобелевской премии, среди которых были биологи, химики и физики, отказались от служения науке, отреклись от своих имен и ушли в глубины своих вероисповеданий. Но это было еще не все. При таком температурном запечатлении памяти клетки человека уже не могли воспринимать земную информацию. Нельзя, побывав в центре Солнца, реагировать на пламя спички. Это говорило о том, что наша память о вчерашнем дне абсолютно недостоверна. Но самым необыкновенным и обескураживающим в открытии Клэр Гатсинг было то, что запечатленная (неподвижная) информация, считанная с человеческой клетки, напоминает фотографию Большого Красного Пятна на Юпитере. Более того, НАСА владеет информацией о том, что температура вблизи центра Юпитера достигает 666 тысяч Кельвинов, а в самом центре — 999 тысяч Кельвинов. Еще в 1979 году АМС «Вояджер-2» дал возможность ученым рассмотреть некоторые детали атмосферы Юпитера, но вещество, находящееся под облачным слоем планеты-гиганта, так и осталось недоступным наблюдению и пониманию. Тем не менее ученым доподлинно известно, что Юпитер излучает в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, а это говорит о том, что планета обладает собственным источником энергии. Но даже не это толкнуло российскую и американскую космонавтику на подготовку полета к Юпитеру, а то, что человек тоже выделяет в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, и, следовательно, в каждом человеке спит Юпитер — память о нем.

— Клэр, прости меня, конечно, но как можно проверить «Хазар» на совместимость с Юпитером без его встречи с ним?

— Никак, — удивленно посмотрела на Джона Клэр Гатсинг. — С чего ты взял, что это возможно? Мы, кажется, говорили о странной трансформации дня в ночь и об Арчибальде Соуксе, который ждет нас в альфа-ангаре, где сегодня принимают центральный отсек «Хазара».

— Ах да, ночь, — задумчиво проговорил Джон Карри. — Клэр, это очень серьезное явление, это невозможное явление.

— Конечно, — кивнула Клэр Гатсинг, — нас о чем-то предупреждает Провидение.

Она так произнесла «нас о чем-то предупреждает», что любому стало бы ясно, что она имеет в виду не человечество, а себя лично.

Арчибальда Соукса не было в альфа-ангаре. Его вообще не было в подземном научном городе. Он находился в шестидесяти километрах от охраняемой зоны «Янки» и в десяти от федерального шоссе Эйч-Ю и рассматривал звездное небо, несвоевременно раскинувшееся над удивленной пустыней штата Аризона. Здесь не успевшая приспособиться к внезапно нахлынувшей ночи пустыня была похожа на глухонемое вдохновение еще не родившегося музыканта. Она звенела от переполненности мелодиями небесных сфер, звуки которых мы называем тишиной. Арчибальд Соукс поднял к небу лицо и, став аолиэтным лаоэром, шагнул из аризонской пустыни в Ростовскую область, Неклиновский район, село Нахапетово. При этом он слегка потревожил нервную систему двойниковой параллельности, которая волнообразно, словно в ознобе, вздрогнула, и вместе с ней вздрогнули все эмпирически-вдохновенные женщины Земли, связанные звездной судьбой с Лисоокой Ундиной. Были сброшены с неба на землю два военных истребителя в Италии, один в Белгородской области России, пассажирский лайнер со ста двадцатью пассажирами в Индии, началось землетрясение в горах Афганистана, и вновь заработало сердце у московского пенсионера, отравившегося некачественным алкоголем, Зигфрида Булгаковича Травкина, и он пережил страшные мгновения вторичного умирания на глубине чуть более полутора метров в песчано-глиняной почве, так как несколько часов назад был оплакан и похоронен женой, сыном и двумя дочерьми. А также пришли в неописуемое волнение все астрономы мира, ведущие наблюдение за звездами из своих обсерваторий. Вселенная на мгновение приобрела другую форму, цвет и структурность, но мгновение было настолько мимолетным и не фиксируемым фотосистемами обсерваторий, что все ученые подавили в себе это волнение и постарались забыть, дабы не быть обвиненными в профессиональной некомпетентности. Лишь автоматика околоземного телескопа имени Хаббла выдала в Хьюстонский центр сигнал «Аномальный сбой», но тотчас пришла в норму и заработала в обычном режиме.