1990 * * *
Сеньоры, о, какую кару Сей флорентиец заслужил? Дадим, дадим ему гитару, Чьи струны из воловьих жил! За то, что он не по канону, Не вняв словам святых отцов, Изобразил в ките – Иону, В Эдеме – голых молодцов Под видом ангелов, без трона — Христа, блаженных – без венцов, Заставим петь, как в годы юны Он, что ни день, влюблялся вновь, Как этот голос, эти струны Любимым горячили кровь, Как роща мая в час полночный Внимала стонам молодым В той жизни светлой и порочной... Гитару старцу подадим! Пусть он расскажет нам, откуда На фресках, в красках и лучах Губ человеческое чудо, Желанье в ангельских очах? Так властно смотрит гость небесный, Что оторваться нету сил, — Чей облик, страстный и прелестный, Художник ныне воскресил? Да, пусть он пеньем нам ответит, Святой, безумец, еретик: Чей свет ему доселе светит? Чей голос в сердце не затих?... 1990
* * *
Глаз краснеющей ярости, ханский белок, О востока растопленный гул! Торопливый ковыль: Тохтамыш, Тоголок, Гневной влаги глотки: Токтогул. Кочевая, чужая, скользящая жизнь, Ядовитого лезвия лесть. Без терзаний, без жалости, без укоризн, Без остатка прими все, как есть. Вторглись орд безбородых лихие стрелки В земледелия вольный предел, Скрыли воды недвижные Леты-реки Тех, кто тихой свободы хотел. Это плоти восстание против души, Деву в поле догнавший монах! На рассвете в тумане коньки-крепыши, Как младенцы в тугих пеленах. Кочевая, чужая и близкая жизнь, Зелье страсти в кипящем котле! Только в оба смотри, только крепче держись В конским потом пропахшем седле! – Ряженые! Ряженые! – Зимняя Луна. Ходят напомаженные, Просят у окна. На плечах у ночи – Праздник на селе: Светят очи волчьи, Бык навеселе. Хрюкают и лают, Квакают, свистят... Что они желают? Что они хотят?... Гулкий голос бычий Говорит с тоскою: – Дайте нам обличье Прежнее, людское, Души наши стерты, Сгублены тела, И зверины морды Нам Луна дала... Нынче всюду праздник, Нынче счастья просят: Облик безобразный Мы хотим отбросить, Сердцем убедиться, Что Звезда права, — Заново родиться В полночь Рождества... – Молвите, а вы-то Кем на свете были? Властью ли убиты, Иль себя убили? С небом ли знакомы, Аду ли дружки? Почему вы кони, Почему быки?... – Нету, нет ответа, Крепче дверь закрой, И все меньше света, И все громче вой. – Ряженые! Ряженые! — Зимняя Луна. Ходят напомаженные, Просят у окна. VIII ИЗ КНИГИ «ПОД ЯБЛОНЕЙ» (1991–1996 гг.) * * *
Я, родившийся под яблоней С блеском лиственным в глазах, Осененный чудом, явленным Тридцать пять веков назад, Вовлеченный в удивление К чуду первому тому, Неспособный к одолению Тьмы, но опознавший тьму, Как жилище Бога тайное Над огнем вверху горы (А внизу – веков шатры Ждали, затаив дыхание), — Я не сторож миру здешнему, Не хозяин, не слуга (Чуть кивнешь росточку вешнему, Глядь – желты уже луга), — Я не странник и не гость его, Не толмач его речей (Только птица слова пестрого И щебечет на плече), — Я не с притчей, не с загадкою, Не полынь во мне, не мед, Я – оттуда – с вестью краткою... Только кто ее поймет? Только в книге будет набрано (Взоры мимо строк скользят): «Я, родившийся под яблоней Тридцать пять веков назад...» 1991 * * *
Закат почти остыл, Но все кипят кусты Горячей силой первой зелени, Как свежих городов подвижные пласты, Словно на облако воссели мы И дивно смотрим с высоты. То лист приблизится полураскрытый, И все прожилки-улицы видны С домами, семьями, живущими в них кратко, Переходящими в росинки без остатка, То город отодвинется – ведь мы Глядим с небес и воздыхаем сладко, И пища наша – мед и дикие акриды. Куст жив – огромной верой в свет сокрытый, Который в сумерках еще ясней, чем в полдень, Останься тут со мной – и миг подстереги, Когда патроны этих малых родин Наружу выбегут – мальцы-кустовики, Едва их кликнут звездные спириты!.. 1991
СОБОР
Разумный инок в странные века Разбоя и наивности Считал по четкам облака И жил средь всякой живности В лесу медведей и молитв, Жестокости и святости, Где сердце от желания болит, От райской замирает сладости. Ему в полуденных лучах Клики Менад вакхических Звучали, чтобы не зачах В познаньях схоластических, Ему Наяды в дар несли Мониста рыб серебряных, Ласкались Гении Весны Средь кельи снов неприбранных, Под палисандровым крестом, Молитвенными мантрами — Лежали в ужасе пластом Сильфиды с саламандрами, Сен Жан – удачливый авгур Навстречу шел с литаврами, Как возвращался сэр Артур, Расправившись с кентаврами... Так вел Христос, любя врагов И в целях политических — Схоластов, эллинских богов И чудищ строй кельтических!. |
