Еще одна папина фотография, где он в той же форме, только один. Стоит на фоне биплана с пулеметом на верхнем крыле и аистом, нарисованным на фюзеляже.
Снова папа. В нормальной фуражке, с золотыми погонами и витыми аксельбантами. С крестами, и на груди, и на шее. А внизу, в виньетке, цифра «1917»…
Снежка помотала головой.
Попробуй, докажи кому-нибудь, что это не белогвардейская форма, а еще дореволюционная! И слушать никто не будет! Тут же арестуют!..
Уже арестовали, поморщилась она!..
А если бы увидели эту фотографию, то уже расстреляли бы!
Снежка спрятала фото в пакет, достала следующее и ахнула. Это была мама… Улыбающаяся и необыкновенно красивая! В роскошном белом платье до пола и шляпке с огромными полями и страусиными перьями… Не мудрено, что папа в нее влюбился!
На другой фотографии мама была уже вместе с ним. Оба молодые и счастливые… Наверное, сразу из-под венца…
А это, судя по всему, бабушка с дедушкой, подумала Снежка. Потому что мужчина с длинными бакенбардами в богато расшитом золотом мундире со звездами и лентами через плечо, был очень похож на папу.
Она не ошиблась. Украшенная завитушками надпись гласила: «Генерал-адъютантъ при особе Его Величества князь Добрич с супругой».
Снежка спрятала фотографии в пакет и стала читать дальше…
»Когда началась Германская война, я находился в Париже по служебной надобности. Мне удалось добиться разрешения и поступить на французскую службу. Сначала я служил в кавалерии, а потом окончил школу высшего пилотажа, воздушного боя и стрельбы в По. Меня зачислили в одну из истребительных эскадрилий, в составе которой под Верденом я сбил двадцать германских самолетов.
Все ордена, которые ты найдешь в саквояже, честно заслужены мной в боях».
Снежка открыла шкатулку и перед ней засверкали эмалью и золотом кресты, подвешенные на разноцветных муаровых лентах. Те самые, что она видела на фотографиях… Только гораздо красивее…
Особенно ей понравился небольшой крестик из белой эмали на колодке с полосатой оранжево-черной ленточкой. Посередине креста в алом кружке с золотой каемкой был изображен маленький всадник с копьем.
И еще один, тоже очень красивый, рубиновый, с золотыми мечами, прицепленный к колодке с большим бантом из красно-черной ленты.
И еще бронзовый, тоже с мечами, на зеленой ленте с тоненькими красными полосками, к которой были приколоты четыре серебряные пальмовые веточки.
Кроме перечисленных, в шкатулке находилось еще несколько золотых крестов разного размера, с колодками и без, и, подвешенная на зеленом веночке к алой ленте с булавкой, не то звезда, не то пятиконечный крест, из белой эмали с надписью «REPUBLIQUE FRANCAISE» и женским профилем в кружке…
Вместе с царскими наградами в шкатулке хранились и советские - три ордена боевого Красного Знамени, два серебряных, немного потертых, и один золотой, поновее, с циферкой «три» внизу, орден Ленина и юбилейная медаль «ХХ лет РККА».
Под ними, на самом дне, лежало несколько документов. Снежка достала и развернула один из них.
На пожелтевшем листе бумаги каллиграфическим почерком было выведено:
»Божiею милостiю Мы, Николай Вторый, Императоръ и Самодержецъ Всероссiйскiй, Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй, и прочая, и прочая, и прочая
Нашему ротмистру лейб-гвардии Кирасiрскаго Его Величества полка князю Георгию Добричу
В воздаянiе отъличiй, оказанныхъ вами в делахъ с германъцами на Западном фронте въ составъ Escadrille «Les Сicognes» Armee de 1»Air союзной Намъ Французской армии Всемилостивъйше пожаловали Мы васъ Указомъ въ 18 день Августа 1916 года Капитулу даннымъ Кавалеромъ Императорскаго и Царского Ордена Нашего Святаго Велiкомученнiка и Победоносца Георгия четвертой степени
Грамоту сiю во свидътельство подписать Орденскою печатью укръпить и знаки Орденскiе препроводить къ вамъ Повелъли Мы Капитулу Россiскихъ Императорскихъ и Царскихъ Орденовъ
Дана въ Петроградъ въ 20 день Сентября 1916 года»
Кроме этой грамоты, имелись такие же к орденам Владимира, Анны и Станислава разных степеней. Более чем достаточно для высшей меры социальной защиты, подумала Снежка… Она закрыла шкатулку и поставила ее рядом с маузером.
»Пока я воевал, твоя мама ждала меня в Петрограде. В декабре семнадцатого я испросил отпуск и приехал за ней, чтобы увезти с собой во Францию.
Чего я до сих пор не могу себе простить, так это легкомыслия, с которым мы оттягивали отъезд, до тех пор, пока он стал невозможен! Мы были молоды, безумно счастливы, встретившись после долгой разлуки, и словно дети верили в безоблачное завтра! Я надеялся, что, навоевавшись по горло, Россия не скоро вновь возьмется за оружие. А Наталия не хотела ехать, понимая, что во Франции меня снова ждет фронт.
Когда началась Гражданская война, наши иллюзии исчезли, но было уже поздно.
Твоя мама была самой прекрасной женщиной на свете! И я никогда не прощу себе, что не смог ее сберечь!
Несмотря на все переезды и передряги, мне удалось сохранить несколько писем».
Снежка взяла в руки перевязанную голубой ленточкой пачку, а потом положила назад. Нет, сначала она дочитает это… А уж потом… Если еще будет способна…
»Когда все посмотришь, положи саквояж обратно. Или перепрячь понадежнее. Надеюсь, тебе не надо объяснять, почему его нельзя хранить дома».
Да, уж! Этого объяснять, действительно, было не нужно! Она еще не сошла с ума, чтобы держать в доме пороховую бочку с зажженным фитилем!
»Если станет совсем тяжко, обратись к Владимиру. Он никогда не бросит тебя в беде. Я в этом совершенно уверен! Владимир - смелый и надежный парень! А самое главное, он тебя любит!»
Боже мой, а, ведь, она о нем совсем забыла!.. Как же ей теперь быть-то?! Разве может она обо всем этом рассказать Володе?!
А разве может не рассказать?!
Господи, что же ей теперь делать?! А вдруг он отвернется от нее?! А вдруг он станет ее презирать за то, что она из княжеского рода, за то, что она аристократка старорежимная?!.. И уйдет…
Нет!! Этого не может быть!
А если все-таки уйдет?! Если бросит ее такую?! Принцессу несчастную…
Папа, за что?! За что, ты меня так?!.. Снежка застонала и в отчаянии закрыла лицо руками…
Услышав этот горестный стон, стоявший до сих пор поодаль Владимир отбросил папиросу и кинулся к ней:
- Что с тобой? Что случилось?..
- Ничего! - вскрикнула она в испуге. - Все хорошо! Ты, подожди, Володя! Я сейчас! - бормотала она, не понимая, что говорит. - Еще чуть-чуть… Подожди, пожалуйста…
Владимир хмуро покосился на кобуру, на шкатулку, на письмо. Но больше ни о чем не стал спрашивать… Дома разберемся, решил он…
Ему с самого начала не понравилась вся эта история со спрятанной в дупле посылкой. Всем своим существом он чувствовал опасность, исходящую от оставленного Снежкиным отцом саквояжа. И, судя по всему, интуиция его не подвела…
Господи! Ну, зачем я его открыла, думала Снежка! Ведь, все было так хорошо!..
Нет, сказала она себе, все было очень и очень плохо!.. А теперь стало просто ужасно!.. И совершенно безнадежно…
»За меня не беспокойся! Если, не дай Бог, мне сейчас не удастся отстоять свое честное имя, не печалься! Время все расставит по местам! Впрочем, сдаваться я не собираюсь! И ты тоже не вешай носа! Я уверен, что все будет хорошо!
Целую, папа».
Все будет хорошо… Кого ты обманываешь, папа?! Меня или себя?!
Боже мой! Что же теперь делать?..
Снежка посмотрела на Владимира и внезапно решилась. Будь, что будет, но она обязана всё ему рассказать! Он всё поймет! Если любит ее… А если не любит, она просто уйдет из его жизни… И из своей…
- Володя, - негромко позвала она.
- Да? - подошел он.
- Нам надо поговорить, - сказала Снежка.
- Что ты нашла в саквояже? - спросил он, усаживаясь рядом.
- Вот, - протянула ему пистолет она, а потом взяла в руки шкатулку. - И вот…
- Хорошая машинка! - Владимир достал маузер из кобуры и взвесил на ладони, оттянул затвор, вынул и вставил назад обойму. - Пистолет-карабин, Ка девяносто шесть, модель двенадцатого года, десять патронов, калибр семь шестьдесят три, - он вытянул руку, прицеливаясь. - Дальность стрельбы с прикладом до тысячи метров… Всю жизнь о таком мечтал!.. - с завистью сказал Владимир и прочитал надпись на табличке. - Добричу Георгию Александровичу. За беспощадную борьбу с контрреволюцией от РВС!.. Ух, ты!..
