И опять по лицу Медведевой пробежала тень досады. Однако она вежливо улыбнулась и сказала:
— Меня почему-то очень беспокоит предстоящее собрание… Надо было бы все-таки дождаться Артема Петровича.
Опустив голову, Величко долго разминал папиросу, едва приметно усмехаясь. Когда прикурил, сказал, кивнув в сторону Чугунова, который что-то объяснял больше жестами, чем словами, председателю Тынупского сельсовета старику Акко.
— Прелюбопытный малый. Уж так ему хочется быть настоящим агитатором. А пороху не хватает…
— Как знать, может, именно ему-то и удастся войти в душу к этим людям…
— С чем войти?
— Это очень добрый и честный человек. С тем и входит…
— Доброта и честность — это, конечно, немало. Но надо и еще кое-что иметь… к примеру, политическое чутье.
Медведева снова поежилась, кутаясь в платок, посмотрела прямо в глаза Величко с выражением какой-то почти обидной отстраненности.
— Думаю, что и этого у него вполне достаточно…
— Вы так полагаете? Что ж, посмотрим, жизнь нам всем устраивает довольно суровый экзамен. — Величко оглядел переполненный клуб. — Не подскажете ли, кто тут Пойгин?
— Вон тот, в самом углу. Сидит на корточках. На индейского вождя похож.
— На вождя? Скажи пожалуйста. Вождь — и вдруг на корточках. Впрочем, и в самом деле, есть, есть в нем что-то такое. Правда, для шамана он недостаточно экзотичен.
— Какой он шаман? По существу, он антишаман…
— Вот даже как. Чувствую, чувствую влияние Медведева.
Надежда Сергеевна поморщила лоб и сказала, глядя с прежней отстраненностью мимо собеседника:
— Влияние Медведева — вещь, конечно, немаловажная. Однако я в состоянии кое-что осмыслить и вполне самостоятельно…
— Извините, я не хотел вас обидеть. Ну а где же здесь Ятчоль?
— Да вот слева от вас, в первом ряду. В пальто нарядился. И ремнем подпоясался так, будто на нем кухлянка.
Величко какое-то время оценивающе всматривался в Ятчоля.
— Лицо добродушное. И есть в нем какая-то… наивная готовность, словно школьник вот-вот руку для ответа поднимет. Жаль только, что подмочил он свою репутацию связями с американскими купцами. Если бы не это…
— В нем не только это.
— Что же еще?
— Двоедушие. Приспособленчество. Нет принципов…
— Ну полно вам… какие могут быть у них принципы…
Надежда Сергеевна вскинула голову, напряженно вглядываясь в лицо Величко.
— Извините, но вы сказали что-то не то. И по интонации, и по сути…
Величко лукаво погрозил пальцем.
— Ой, Надежда Сергеевна! Не слишком ли вы ко мне придираетесь? Но ничего, я не мстительный. Я вас прощаю. — Задержал улыбчивый взгляд на собеседнице, упиваясь своим шутливым великодушием. — Прошу вас, сядьте со мной рядом. И постарайтесь быть как можно точнее в переводе. Тут многое будет зависеть от того, что мне удастся им втолковать.
Величко и Медведева прошли за стол.
— Прошу председателя сельсовета, уважаемого товарища Акко, занять место в президиуме.
Надежда Сергеевна повторила слова Величко на чукотском языке. Старик Акко смущенно вскинул голову, медленно встал. Чугунов ободряюще слегка подтолкнул его ладонью в спину. Старик прокашлялся и громко воскликнул:
— Пойгин!
Величко вопросительно посмотрел на Медведеву.
— Это еще что за выходка? Надежда Сергеевна пожала плечами.
— Видимо, председатель сельсовета высказывает свое мнение, кого хотел бы видеть во главе артели.
— Ну, знаете! Пригласите Акко сесть за стол. И пусть пока помолчит.
Акко осторожно прошел к столу, уселся. Потом снял с пояса трубку, намереваясь закурить. Величко остановил его жестом.
— Карэм! Нельзя! Договоримся, что хоть в президиуме курить не будем.
Акко удивленно посмотрел на русского очоча, снова подвесил трубку к поясному ремню.
— Нымэлькин! Хорошо! — воскликнул Величко, похлопывая Акко по плечу. — Очень нымэлькин. Или по-чукотски будет вернее коле нымэлькин. Вот, к сожалению, все, что я умею говорить по-чукотски…
Это уже было сказано скорее для Медведевой.
— Пойгин! — негромко, однако вкладывая в голос всю силу своей непреклонности, опять произнес Акко. И сразу же наперебой прозвучало несколько голосов: «Пойгин! Пойгин! Пойгин!»
— Это уже похоже на обструкцию, — сказал Величко и улыбнулся Медведевой. — Странно звучит это словечко в данной ситуации, не правда ли? Я, конечно, пошутил насчет обструкции, просто невежество. Вы хотя бы научили их тут правильно вести себя на собрании. Уже сколько лет культбазе, но даже председатель сельсовета не знает элементарных вещей.
— Зато он, кажется, знает, чего хочет… Величко сделал долгую паузу, овладевая собой.
— Итак, постарайтесь, Надежда Сергеевна, перевести им дословно следующее. Товарищи, мы сегодня собрались по очень важному делу. Мы должны подумать, кого следует избрать председателем артели. Пусть это пока не будет выборами. Сначала как следует по-человечески посоветуемся…
— Вот это уже другое дело, — с облегчением промолвила Медведева и перевела на чукотский слова Величко.
Чукчи зашумели, закивали головами, и опять прозвучало несколько голосов в разных местах зала: «Пойгин! Пойгин!»
— Я пока не буду вникать, по какому поводу произносится имя Пойгин. Но скажу вполне категорически. Если кому-нибудь кажется, что председателем можно и нужно выбрать Пойгина, то тут налицо явное заблуждение. На этом посту должен быть человек кристальной честности, ничем не запятнанный, с ясным умом, преданный нашему общему делу… Однако, насколько мне известно, Пойгин даже сам себя называет шаманом… Поймите же, это нелепо — ставить шамана во главе артели. Это не лезет ни в какие ворота. Переводите, Надежда Сергеевна.
Медведева осторожно положила карандаш на раскрытую тетрадь, тихо сказала:
— Я не могу, Игорь Семенович.
— Не можете? Почему?
— Во-первых, вы просили переводить дословно. Ну как я переведу, допустим, такую фразу: не лезет ни в какие ворота. Чукчи понятия не имеют, что такое ворота…
Величко заставил себя рассмеяться. — Ну уж тут вы могли бы найти смысловой перевод, что-нибудь доступное их пониманию…
— А во-вторых, — уже настойчивее сказала Медведева, — я не могу произносить слова, которые могут очень обидно прозвучать в адрес Пойгина. Как раз именно он н является человеком кристальной честности. Если вы позволите хотя бы чуть-чуть публично усомниться в этом — будет оскорблен не только Пойгин…
Величко не мог скрыть, что он на какое-то мгновение растерялся.
— Конечно, конечно же, Надежда Сергеевна, ничего оскорбительного здесь прозвучать не должно. Однако четкость нашей позиции, точность политической линии — это они должны понять. Мы не имеем права поступать иначе…
— Я не знаю, чем вам помочь, — напряженно улыбаясь, призналась Надежда Сергеевна. — Видите ли, я тоже за четкость политической линии… Но это здесь невозможно объяснить словами, это нужно проводить точными действиями, с пониманием людских душ… Надо каждого из этих людей знать как самого себя, только тогда можно найти верный ход.
Величко нервически поморщился и, заметив на себе насмешливый взгляд Чугунова, рассердился.
— Верный ход, — иронически повторил он слова Медведевой. — Тот ход, который здесь мне подсказывается, с вашим прекрасным знанием людей мне кажется настолько неверным, что…
Величко не успел докончить фразу: со своего места вскочил Ятчоль и громко воскликнул:
— Пойгин очень шаман! Пойгин очень плёко!
Чукчи зашумели, догадываясь, что Ятчоль порочит Пойгина. Величко поднял руку, призывая к тишине, попросил Медведеву:
— Спросите у них, кто еще думает так же, как Ятчоль?
Надежда Сергеевна встала, сказала по-чукотски:
— Ятчоль говорит, что Пойгин шаман, что Пойгин плохой человек. Кто еще так думает, как Ятчоль? Встаньте и скажите.
Никто не встал и не проронил ни слова.
— Они поняли ваш вопрос? — теряя терпение, спросил Величко.
— Да, да, поняли.
