Первое сентября ознаменовалось не только началом учебного года, но и двумя подарками. Ванечка прислал очередные вирши, а следом Буров отчудил. Принес домой корзину белых роз. Вручил их Илье Ильичу и удалился дико смущенный со словами: "Это для вашей внучки". Маша пересчитала цветы. Охнула.

-Двадцать семь! Ничего себе.

Из длинного телефонного разговора выяснилось, что Мишка родился именно в день знаний, исполнилось ему двадцать семь лет. И жизнь свою без Маши он представляет с трудом. Все готов сложить к ее ногам. Каковые сложные, обуревающие его чувства и пытался выразить в странном подарке. Маша с ходу отвергла притязания на ее руку и сердце. Мишка ответил, что и сам все знает.

-Дело даже не в том, что тебе шестнадцать лет. Я мог бы подождать три-четыре года. Легко. Думаешь, ты одна упрямая? Просто... Просто шансов у меня нет. Вырвалось вот. Прости. Не сердись.

-Не буду.

Милостиво согласилась жутко польщенная безответной любовью взрослого юриста противная девчонка. Мишка, в ответ, вздохнул так тяжко, что ей стало стыдно, но только самую капельку и только на одну секунду.

Через три мгновения с видом кошки, изловившей сразу двух крыс, Маша уже подлизывалась к деду. Пусть оценит, какая у него внучка особенная. Подсунула очередное Ванечкино произведение.

-Нравится?

Дед долго изучал листик. Потом прочел вслух.

- Осенним аксельбантом лист кленовый

Упал мне на плечо, сорвавшись с неба.

А плащ дождя - серебряный и новый,

Второй подарок. День сегодня не был

Угадан мной особенным с рассвета...

Я адъютант расстрелянного Лета.

Маша переспросила таким гордым тоном, будто сама сочинила эту лабуду.

-Ну?

Дед сказал поучительно.

-Стихи удивительные! Жаль, что мальчик посвящает их девочке, которая... далека, скажем так, от поэзии и оценить по достоинству подарок не в состоянии. Очень досадно. Но... такое часто случается.

-Дед?

До Маши внезапно, дошло. Она вскочила, обняла Илью Ильича и затараторила.

-Дед, я поняла. Ты писал стихи своей жене! Анне Семеновне! Так?! Ну, скажи, скажи, я права.

Илья Ильич задергался, как окунь на крючке. Отцепил Машины лапки, убежал в комнату. Отвечать отказался наотрез. Так угадала она, или нет?

-Привет.

Маша подпрыгнула от неожиданности. Из-за остановки вышел совершенно невероятный, тут же все на него обернулись, Макс. Очень коротко подстриженный, в модных зеркальных очках.

-Ты и без охраны?

Ощетинилась девушка - до сих пор не простившая героя-защитника, самовольно взявшегося отгонять от юной нимфы ловеласов.

-Они в машине.

Короткий кивок обозначил направление, в котором сидели рослые ребятишки. Макс пояснил свое появление простым утверждением.

-Ты не подходишь к телефону.

-Ну и что? Имею право.

-Конечно.

Согласился он. Растопырившие уши люди, ловили каждое слово. Максу это было неприятно.

-Отойдем.

Предложил он, махнув рукой в сторону аллеи.

-Зачем?

Заупрямилась Полежаева.

-Нужно.

Не устраивать же публичный скандал. Пришлось подчиниться. Макс ловко подхватил добычу и увлек подальше от любопытного народа. Хотя совсем избавиться от зрителей не получилось. Шли рядом. Маша смотрела под ноги. Зверев молчал. Встречные оборачивались. Все как один. И бабушки с колясками, и парни с девчонками. Что такого особенного было в них? Машина коса невероятная? Сила, которую излучал Макс? Красная машина возникла слева, чуть позади. Тащилась следом? Понятно. Понятно.

-Ну и?

Раздраженно спросила девушка, покосившись в сторону иномарки. Зверев сделал резкий жест отстранения. Махнул рукой. Машина притормозила и осталась позади неспешно удаляющейся по аллее парочки. Они прошли в молчании солидный кусок квартала, почти до перекрестка. Здесь Макс небрежно, коротким кивком, ответил на приветствие чрезвычайно эффектной худой барышни, только что обогнавшей их. Незнакомка была такой тонкой, что напоминала богомола. Длинные конечности, длинная шея. Чуть склоненная вперед голова. Очень ярко накрашенный рот. Б-р-р. Не вполне справедливо оценила барышню Маша. С чего бы интересно? Ревновать Макса? Какая глупость. Но ведь остановилась, чтобы дать этой щепке возможность уйти куда подальше. Впрочем, в силу врожденного женского актерства, Полежаева сделала вид, что залюбовалась гуляющим малышом.

-Прелесть, правда?

-...

Неподалеку, задорно хохотал пацанчик лет трех-четырех. Носился вокруг охающей бабушки, дергал ее то за подол, то за рукав, отбегал и возвращался. Старушка награждала мальчика разными ласковыми словечками: "Слатенький, солнышко, котеночек". Детский довольный визг сопровождал бабушкин голос. Игра была взаимной и доставляла удовольствие обоим. Макс в причину заминки поверил. Перевел взгляд на ребенка. Коротко улыбнулся. Уж больно забавно пацан дразнил свою няньку.

Выждав почти минуту, пока худая дылда перешла на другую сторону, свернула и стала спускаться вниз по улице Хмельницкого, Маша повернулась к спутнику не без короткого опасения, что ее глупую игру он понял, что сие действо его позабавило.

-Что дальше?

-?

-Зачем ты меня выловил?

Время остановилось. Жуткие глаза Макса, два ковша расплавленного серебра, ослепили. Гризли шагнул вперед. Но прежде, чем он смог ее обнять, Маша быстро подняла, выставила перед собой руки, то ли протестуя, то ли собираясь оттолкнуть. Макс легко, хотя и не смотрел вниз, перехватил оба запястья, придержал, медленно отвел в сторону, опустил, прижимая к бедрам. Скомандовал.

-Руки по швам.

Маша напряглась, как же - очень ей это помогло. Вырваться из лап гризли задача непростая.

-Пусти.

-Поедем со мной.

Попросил он негромко и чуть хриплым голосом.

-Пусти.

-Едем. Едем сейчас же.

-Нет.

-Ты у меня будешь одна. Только ты.

-Маш!

-Нет.

-Я не вру.

-Нет.

-Маш...

-Пусти!

Они смотрели друг на друга. Патовую ситуацию, полную женской злости и агрессивного мужского нетерпения, разрядил жуткий вопль старушки.

-Стасик!!! Стасик!

Маша дернулась, оглянулась, тиски на ее запястьях разжались, Макса уже не было рядом. Огромный ротвейлер без намордника, с болтающимся поводком, оскаленный, глухо и яростно рычащий, разбрызгивающий слюни на каждом прыжке, тяжело и мощно набегал слева. Откуда он только взялся? Малыш замахнулся пластмассовой лопаткой. Завопил отчаянно, не сводя глаз с кошмарного существа. Собака сделала рывок к нему навстречу. Урчащее черное чудовище и ребенок должны были встретиться через пол секунды. В это короткое мгновение Маше показалось, что она уже видит детскую кровь на клыках черной твари. О, Боже! Макс махнул через скамейку. Раскормленная псина получила сильный пинок в широкую оскаленную морду. Сбившись с курса, взвыла, мотнула головой, переключаясь на нового врага. Маша, опомнившись, заорала пароходной сиреной. Голосок у нее был, дай Бог. В прямом смысле - оглушающий.

-Фу! Фу!

Пес осел, на долю секунды. Макс удобного момента не упустил, ударил собаку по носу. Не просто ударил, с силой, резко, на выдохе. Чудовище заскулило обиженным щенком. И что-то произошло. Реальность, полная злости и обиды, осталась в прошлом. А настоящее было захватывающим и невероятно увлекательным. Маша смотрела, как завороженный зритель в кинотеатре - приоткрыв рот. Посторонним, не узнающим героя взглядом, следила за происходящим. Даже профиль Макса показался чужим. Точно актера она впервые лицезреет. Но он так хорош, что просто дыхание перехватывает. Он непостижимо привлекателен. Магия настоящей звезды - пробирающая любителей синематографа до мурашек по коже. А кадр?! Боже, как гениально выстроена картинка. Сквозь разрыв в облаках падает солнечный свет. Волевой профиль героя облит золотом. Шкура пса масляно поблескивает. Красотища. Взгляд не оторвать.