-Бедная девочка, откуда у тебя эта отметина?

Тон голоса у него изменился. Маша от неожиданности перестала дергаться и ответила.

-Так, налетела на ножик одному психу. Случайно.

-Ясно. Хочешь, заштопаю поаккуратнее?

-?

-У меня есть специальные нитки, для самых замечательных людей берегу. Они атравматичные, английская косметика. Через пару месяцев даже следа не останется.

-А сам рубец?

-Я его вырежу. Нет проблем. Иссеку и зашью заново. Тебя не пожалели, залатали кое-как. Это легко исправить. Если хочешь. Денег за работу с тебя не возьму. Зачем мне эти глупые бумажки? От такой девочки? А?

Закончив тираду, он вновь припал к Машиному голому животику. Целуя ласково, бережно. Острым кончиком языка обвел пупок.

-Какая ты вкусная.

Полежаева знала, что данное эротическое безобразие пора заканчивать. Как? Чай уже успел остыть. Может, плеснуть заваркой, на обнаглевшего обормота? Обвела взглядом стол, покрутилась в руках занятого общением с ее животиком врача. В коридоре охнули. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Покачиваясь, придерживаясь за дверь, бледная как порядочное приведение, стояла Светлана. Глаза у нее зажглись диким кошачьим пламенем. Губы затряслись. Матвей оторвался от своей добычи. Посмотрел с непониманием. Что такое, мол, происходит? Светик завопила яростно. Затопала по холодному линолеуму длинными ногами.

-Вон! Вон из моего дома! Сволочи! Гады! Ненавижу! Вон! Вон! Немедленно!!! А!!!

Несостоявшиеся любовники, (одна половина дуэта была ошеломлена и раздосадована, другая - скорее обрадована, хотя и пребывала в некоем смятении из-за поведения подружки) покинули кухню. Начали торопливо одеваться. Хозяйка дома, подвывая и ругаясь, скрылась в зале. Маша, обуваясь, гадала, чем может обернуться сия вспышка гнева. Ссорой? Разрывом? Объясняться сейчас со Светиком не имело смысла. Всхлипы и проклятия, долетающие из комнаты, подтверждали последнюю мысль.

Облачившись, натягивая перчатки, Маша на всякий случай, попрощалась вежливо.

-Мы уходим. До свидания.

В ответ долетело "ласковое".

-Проваливайте к чертовой матери, сволочи!

Матвей пожал плечами, виноватым он не выглядел. Молодец.

-Я тебя провожу.

Маша отнекивалась, прощалась, пустой номер, доктор отвязаться не хотел.

Долго ждали троллейбус. Потом еще дольше пиликали на Химмаш. Матвей молчал, с хитрым видом поглядывая на Машу сверху. Полежаева думала о своем, о девичьем. Присутствие рядом очень красивого кавалера ее не смущало. От былой любви остались только тени, кусочки снов и ароматы. Вот сегодня, например, Матвей пах чем-то свежим, но слегка сладким. Это ему шло. Маша помнила, что давным-давно, в прошлой жизни, когда впервые увидела это двухметровое видение в белом халате, от него тянуло только больницей, да куревом. Что ж, ничто не стоит на месте. Люди меняются. Раньше Матвей парфюм игнорировал, теперь пользуется. Причем запах хороший, недешевый. Явно не польская водичка с рынка.

-Доктор, вопрос на засыпку. Чем ты благоухаешь?

-Нравится?

Спросил он настолько кокетливо, что желание светски поболтать, скоротать время, отданное дороге, отпало напрочь - растворилось в мужском самолюбовании и улетело за черное троллейбусное окно. Матвей, впрочем, этого не заметил. Начал рассказывать о том, чем брызгается, каким гелем для душа пользуется и почему. Ла-ла-ла, ла-ла-ла. Маша делала вид, что слушает. Ей было капельку смешно, капельку противно. Ведь любила этого павлина! Втрескалась до одури, мучилась, рыдала по ночам. Глупость какая. Матвей продолжал рисоваться. Полежаева вздохнула. Нет, дед прав, все к лучшему в этом мире. Или почти все.

-Где выходим?

Наконец, осведомился, несколько озадаченный молчанием девушки, кавалер.

-На следующей.

-Да? У меня здесь подружка живет, кстати.

-Хоть десять штук. Хоть двадцать. Мне без разницы.

Матвей не обиделся. Подмигнул. Совсем дурак, что ли? Не видит, как на него реагируют? Слюни от предвкушения постельного общения текут? С какой стати? Полежаева сказала, что называется, открытым текстом.

-Доктор, я живу с дедом вместе. Он уже в гневе, что я опаздываю... На чашку чая я тебя не приглашу.

-Да?

-Попрощаемся у подъезда. И, кстати, гони мой браслет.

Маша протянула руку. Но получила фигу с маслом. Матвей сказал плотоядно.

-Только взамен.

-На что?

-На ночь. Всего одну. Макс ничего не узнает, не дрейфь.

-Ты белены объелся.

Они уже подходили к дому. Черная пасть зимней улицы проглотила их фигуры, исказила тени, рисуя на стенах забора двух жутких уродцев. Матвей остановился. Обвел взглядом окрестности. Сказал, поверх Машиной головы, точно и не с ней разговаривал.

-Ладно, пусть сегодня дед дома. Хотя ты и врешь, наверно. Позвонишь мне на работу завтра ближе к вечеру. Договоримся.

Развернулся и ушел, бросив Машу в одиночестве. В тридцати шагах от семейного гнезда.

-Вот псих!

Сколько веревочке не виться...

Ночной нахлобуч от деда за позднее возвращение имел место. Внучка надулась, легла спать. Утром пошла в школу злая. Сбежала с химии. Совсем очумела. Не иначе. Вернулась, а предок дома. Ну и фиг с ним. Маша долго-долго смотрела в зеркало. Дед шел мимо, остановился.

-Что такое? Вчерашние обиды?

Внучка не ответила. Вздохнула. Илья Ильич настаивать не стал, он вообще не был приставучим. Не цеплялся как пластырь к болячке. Нет, значит, нет. Взял с полки книгу, устроился за столом. Взгляд не отрывается от строчек. Выражение физиономии сосредоточенное. Страницы исправно перелистывались, но Маша, отчего то поняла, дед только притворяется, что занят чтением. На самом деле о ней, дурочке малолетней задумался.

Через час, когда пили чай, предок спросил нарочно небрежно.

-Как у тебя в школе?

А сам так и впился в лицо внучки глазами. Ясен перец, пытается понять, почему грустит его дорогая девочка, может у нее неприятности с учебой, или одноклассниками?

-Все в порядке, дед.

-Ой, ли?

-Да.

-Ладно. Не хочешь колоться, не надо.

-С чего ты взял, что я вру?

-Стреляного воробья на мякине не проведешь. Меня хорошо учили, золотце. Уж правду от лжи твой старый зануда отличить в состоянии, сам без всяких детекторов.

-Точно?

-Практически всегда. Меня можно обмануть, разумеется, но это очень непросто. Видишь ли, золотце, врать - тоже искусство. Некоторые женщины, мужчины реже, умеют быть искренними, когда лгут. У них все: поза, движения глаз, тон голоса - будет правдиво. Но такие самородки - редкость невероятная. Обычному человеку нужно долго учиться, чтобы обмануть профессионала.

-А ты умеешь?

-Лгать?

-Да.

-Конечно. Хотя это не моя специализация. Я, скажем так, по другую сторону.

-То есть?

-В игре воры и полиция, я как раз на стороне закона. Так что меня, в основном, учили ловить, а не прятаться. Это разные науки.

Маша провела пальцем по скатерти. Опять вздохнула. Потом выдавила из себя, не хотя.

-Дед, ты прости, я ничего не буду рассказывать. Ничего плохого не случилось. Никто меня не обижал.

Он кивнул. Собрал морщинистое лицо в гримасу, пошевелил ушами. Проблеял.

-Давеча осерчал, что гутарить не хошь, гулена моя, не пеняй, на старого пердуна. Виноват. Дык ведь люблю тебя. Вот и клеюсь, как банный лист к заднице.

-О!

-Ась?

-Дед, ты гений.

-Есть маненько.

Легко согласился актер. Мелко-мелко закивал, перекрестился, состроил рожу еще забавнее прежней. Маша расхохоталась.